Алекс Маршалл - Пепел кровавой войны [litres]

– Мм…

Даже без кляпа во рту он вряд ли сумел бы объяснить, что не так с ее планом, но Бань, вероятно уловив в бормотании скептическую нотку, укусила Марото за сосок.

– Мм!

– Ты в долгу передо мной, старый засранец, – прошипела она. – И ты в любом случае умрешь. Поэтому устрой им адский спектакль и прикрой мое бегство. И меня не волнует, сколько ударов по тупой заднице ты за это получишь, драный придурок.

Бань укусила еще раз, да так больно, – Марото аж подпрыгнул, чтобы не закричать. Ники Хюн и Донг Вон глухо заворчали и замотали головой, предупреждая, что поведение капитана и ее юнги может привлечь нежелательное внимание. Бань оттолкнула Марото, поймала зубами конец кляпа и отвернулась, в совершенстве изобразив беспомощного пленника. Посмотрев на вооруженных охранников, выстроившихся на крыше, а затем на свои наручники, Марото усомнился, что Бань сумеет пробежать хотя бы половину расстояния до края площадки, даже если освободится от цепи. Однако, мысленно усмехнувшись, он поклялся деяниями своих забытых предков, что сделает для нее все возможное.

– Вы и есть Марото?

Вот о чем пытались предупредить Донг Вон и Ники Хюн – маленькая женщина в траурном платье с часами в виде гроба на шляпе подкралась к нему сзади.

– Мм, хм…

Марото кивнул старой курице. Нужно вести себя пристойно, пока его не открепят от общей цепи, чтобы предоставить Бань возможность для побега. Даже если у нее ни единого шанса, надежда – это лучше, чем ничего.

– Вы сражались в битве у Языка Жаворонка? Против Азгаротийского полка?

Женщина говорила значительно бодрей, чем двигалась; несомненно, ее воодушевляло предвкушение кровавой мести за солдат своей страны. Такие сухофрукты с изможденными физиономиями горазды подпитывать свои силы подобными трагедиями.

– Мм… – снова промычал Марото, гадая, скоро ли до нее дойдет тот факт, что закрывающий рот вонючий носок сильно препятствует искусству диалога.

– Мой свояк погиб там вместе со всеми остальными, – безучастным тоном произнесла она. – Он был офицером, как и вы. Я ненавижу рассказы о войне и никогда не спрашивала его, что он там делал. Но теперь все же хочу узнать: бывает ли в жизни так же, как на сцене? Посылают ли офицеров к врагам с задачей выяснить, точно ли те намерены умереть?

– Мм…

Ответить на этот вопрос было непросто, но маленькая женщина подалась вперед, чтобы развязать Марото.

– Баронесса, я решительно не рекомендую вам этого делать! – подскочил священник, что вел переговоры, и расплескал вино на мозаичный пол. – Из уст грешника, как из уст анафемы…

– Благодарю вас, кардинал Даймонд, но я все держу под контролем, – проскрежетала она, словно размалывая зубами драгоценные камни.

Глава святого престола был слегка смущен ее резким ответом да к тому же слегка пьян, а в следующий миг его отвлек тучный мужчина в имперском военном мундире с таким обилием медалей, что они покрыли бы целиком комнатную собачку. Бросив кляп Марото навстречу морскому ветру, баронесса сказала:

– Я спросила, встречались ли вы перед битвой? Офицеры кобальтовых с офицерами Багряной империи?

Разлепив воспаленные губы и утерев слюну, Марото ответил:

– Боюсь, что не встречались. Иногда такое случается, по крайней мере должно случаться, но буду с вами откровенен: Азгаротийский полк пропустил этот параграф протокола и атаковал сразу.

– Наш полк не соблюдал протокол? – В голосе баронессы послышалось недоверие.

– Нет, госпожа, не соблюдал.

Трудно сказать, что могло больше рассердить эту охваченную горем женщину, поэтому Марото решил говорить чистую правду, а не гадать, что она хотела бы услышать.

– Они напали на нас перед самым рассветом, а потом… Одним словом, это было не единственное нарушение рыцарского кодекса, которое я могу засвидетельствовать. Мне очень жаль, но я должен это сказать. Я слышал, как кардинал уверял вас, будто кобальтовые виноваты в появлении этих Врат и во всем остальном, но, клянусь памятью моей подруги Пурны, мы ничего такого не делали. Если кто и виноват, так это Цепь, которая…

– Не припомню, чтобы я вас о чем-то таком спрашивала, капитан Марото, – оборвала его старая карга, и он порадовался тому, что не видит ее лица, которое должно быть просто отвратительным. – Я только хотела выяснить, виделись ли вы с полковником Хьорттом, прежде чем мой полоумный свояк исполнил заветное желание всей жизни и принял самую дурацкую из смертей. Сегодня у меня вечер воспоминаний, и было бы приятно услышать, что кто-то из присутствующих встречался с ним. Позвольте спросить, выглядел ли он счастливым в тот момент? Улыбался ли? Понимаете, я сама не знаю, что меня больше расстроило бы: если бы подобные вещи поднимали его настроение или если бы он и в своей стихии оставался таким же желчным, как и вне ее.

– Ох… – вздохнул Марото, еще раз убеждаясь, что не важно, кто ты – варвар из Мерзлых саванн или баронесса из солнечного Азгарота, тебе все равно никуда не убежать от семейных привязанностей, не заглушить чувство, которое требует быть рядом, даже если таких разных людей, как ты и твои родственники, сложно даже представить. Кроме того, всех людей сближает и стремление убивать друг друга самым жестоким способом, это еще один неистребимый порок человеческого существования. – Простите, вы сказали, что вашего родственника зовут полковник Хьортт? Пожилой джентльмен с колючим взглядом, служивший в Пятнадцатом Азгаротийском со времен короля Калдруута?

– Да, он выглядит именно так, – подтвердило безликое кружевное пугало, приподняв шляпу-часы, чтобы рассмотреть лицо Марото. – Вернее, выглядел, потому что его не оказалось среди пленников, которых кобальтовые бросили, покидая свой лагерь, и, судя по их рассказам, очень немногим удалось пережить первые минуты битвы. Значит, вы были знакомы с ним?

– Позвольте быть честным с вами, баронесса… Хьортт?

– Лучше зовите меня Люпитера, Марото.

– Хорошо, значит, баронесса Люпитера…

– Нет, просто Люпитера. Мы с вами оба ветераны, Марото, наши лучшие дни позади, так что не стоит транжирить немногие мгновения, что нам остались, на бессмысленные титулы.

В ее голосе ощущалось лукавство, показавшееся Марото очень уютным, а кроме того, естественность, какой никогда не встретишь у цепистов или политиков.

– Значит, вы были знакомы с моим свояком по какой-то давней военной кампании? Полагаю, вы с ним были по разные стороны еще в те времена, когда только начинали размахивать булавами.

– Думаю, что знаком… то есть был знаком. – Вспоминая ярость в глазах покалеченного, истекающего кровью старика, лежавшего на чахлой траве имперской стоянки в Кутумбанских горах, Марото переживал позор той ночи снова и снова, но никак не мог соотнести смутно знакомое лицо полковника с его именем и званием. – По крайней мере, он узнал меня, но я не мог бы с уверенностью сказать, что вспомнил его. Но дальше… позже… Вот дерьмо, я и в самом деле не знаю, сражался ли вообще ваш свояк в битве у Языка Жаворонка.