Джон Норман - Свидетельница Гора

— Как Ты смотришь на то, что мы привяжем ей груз к ногам и сбросим в карнариум? — осведомился второй из них. — Или Ты предпочла бы, чтобы мы бросили её в заводь к пиявкам? Можем ещё привязать её к столбу и оставить живьем на съедение насекомым?

Признаться, я была обескуражена. И даже не знала, что им ответить.

Внезапно Айнур, задёргалась и, повернувшись на животе, головой ко мне, посмотрела на меня. В её глазах стояли слезы. Она лежала передо мной ничком на камнях, нагая, закованная в наручники рабыня. Возможно, скрытая под тяжёлым, тёмным плащом, со стороны я выглядела этакой королевой, опустившейся рядом с ней на колени.

Вот только обе наши шеи отмечали совершенно одинаковые кольца металла.

— Если хочешь, мы можем бросить её в горах, — предложил второй мужчина. — Можем оставить её связанной у входа в пещеру ларла.

— Моя жизнь в твоих руках, — заплакала Айнур. — Пожалуйста, милая, любимая Гэйл, моя дорогая, любимая сестра по цепям, быть добра ко мне, прояви милосердие!

Теперь на лбу у Айнур не было её талмита, её символа власти, как не было у неё с собой и стрекала.

— Мне жаль, что я была жестока с тобой! — прорыдала рабыня. — Я сожалею! Мне жаль!

Он больше не была первой девкой. Теперь она была ничем, всего лишь такой же рабыней, как и я сама. Причём довольно соблазнительной. Признаться, сейчас я не видела никакой особой причины, по которой её назначили старшей над нами. Она была ничем не лучше любой из нас.

— Пожалуйста, любимая Гэйл, — повторила женщина, глотая слёзы.

— Она красивая, Господа, — сказал я, неожиданно даже для самой себя. — Вы же не хотите причинять ей боль.

Тот из похитителей, кого я считала первым, поражённо уставился на меня. Вновь прибывший незнакомец, до сего момента не уделявший особого внимание происходившему, теперь повернулся и окинул меня пристальным взглядом.

— Она — твой враг, — напомнил второй похититель. — Просто скажи нам, как убить её?

— Она — всего лишь рабыня, — прошептала я. — Всё чего она хочет, это любить и служить.

— Да, да, — захныкала Айнур, уронив голову и прижавшись к камням мокрой от слёз левой щекой.

— Ты что, не понимаешь? — поинтересовался у меня второй. — Мы предоставляем тебе редкую привилегию. Мы даём тебе возможность, выбрать какой смертью умрёт твой враг. Скорее всего, тебе больше никогда в жизни не представится такая возможность. Насладись своей местью! Пусть она будет сладкой!

Я растерянно склонила голову. Мне не нужно было то, что они предлагали. Я не хотела ничего этого.

— Умоляй, давай! — бросил второй Айнур, и носок его сандалии воткнулся ей в бок, выбив крик боли.

— Моя жизнь в твоих руках, — простонала рабыня. — Позволь мне остаться в живых! Я умоляю о пощаде!

— Как надо к ней обращаться? — спросил второй похититель у Айнур, и она снова вскрикнула, получив ещё один пинок.

— Госпожа! Госпожа! — исправилась она. — Я прошу оставить мне жизнь, Госпожа!

Надо сказать, что меня это удивило и испугало.

Я вдруг стала Госпожой для гордой Айнур!

— Если я должна умереть, пожалуйста, пусть это будет сделано быстро и милостиво, Госпожа, — в отчаянии добавила женщина.

— Говори! — потребовал от меня второй похититель.

— Я — рабыня, Господин, — прошептала я. — Это не моё дело, выбирать и решать, кому и как следует умереть. Скорее мне подобает повиноваться и служить.

Айнур беспомощно лежала передо мной. Всё, что было в ней жестокого и твёрдого прежде, теперь ушло. Передо мной лежала та, кто была не больше, чем рабыней. Жестокость и искусственность были отобраны у неё. Теперь она снова стала такой же совершенно уязвимой, мягкой, нежной и красивой, как любая из нас. Теперь она была не больше, чем беспомощной рабской девкой.

— Итак, что должно быть сделано с нею? — настаивал второй похититель.

Я посмотрела вниз и встретилась с глазами Айнур. Сколько в них было жалобной мольбы. Нет, она больше не была той прежней первой девкой, которую я знала.

— Мы — обе рабыни, Господин, — вздохнула я. — И это — всё, что мы есть. Это — наша судьба и природа. Мы просим позволить нам любить и служить. Именно этого мы желаем, доставлять удовольствие и быть любимыми. Пожалуйста, будьте добры к нам. Пожалуйста, окажите нам милосердие. Мы просим об этом.

— Так что насчёт её? — напомнил о своём вопросе всё тот же мужчина, указывая на растянувшуюся на полу Айнур, и грубо и жестоко, толкая её носком своей тяжёлой сандалии.

— Если она вам не нужна, — пожала я плечами, — просто не причиняёте ей страдания. Если Вы не собираетесь оставить её себе, не оставляйте, но не убивайте. Продайте её. Уверена, Вы сможете выручить за неё хорошие деньги на рынке.

Я не поднимала головы, но буквально кожей ощущала, что взгляды мужчин направлены на меня.

— Я уверена, что она приложит все усилия, чтобы быть хорошей рабыней, — добавила я.

— Она права? — спросил второй похититель, обращаясь к Айнур.

— Да, мои господа, — прошептал та.

— Пожалуй, тогда мы сохраним ей жизнь, по крайней мере, на какое-то время, — вынес свой вердикт первый их них.

Айнур отчаянно задрожала. Мне показалось, что ещё чуть-чуть, и она лишится чувств.

Я и сама необычайно остро чувствовала свою собственную беспомощность и неволю. Трудно не почувствовать этого, когда твои запястья и лодыжки скрещены, связаны и притянуты друг у другу. Я немного приподняла руки, всего-то на дюйм и, немедленно, ощутила, как выбралась слабина шнура, который соединял мои запястья и лодыжки. Я остро чувствовала плащ, накинутый на мои плечи, столь сомнительную защиту моей скромности, под которым я была абсолютно нагой. В руках мужчин была полная и безоговорочная власть и над Айнур и надо мной самой. И это было не просто вопросом их гораздо больших размеров и силы, позволявшим им обращаться с нами, как если бы мы были детьми, позволявшим им делать с нами всё, чего бы им ни захотелось. И это даже не было вопросом просто неумолимости наших пут, отказывавших нам даже в самой бессмысленной попытке защититься или убежать. Скорее это имело отношение к отметинам на наших бёдрах и ошейникам на наших шеях, говорившим всем, что мы были рабынями. Именно это являлось тем, что больше чем что бы то ни было ещё, больше их несравнимая с нашей физическая сила, больше чем бескомпромиссность из верёвок и цепей, делало нас полностью и беспомощно их собственностью.

Второй мужчина склонился над лодыжками Айнур, скрестил их и связал.

— Спасибо, Госпожа, — выдохнула женщина.

Я вздрогнула, увидев, как туго затянули шнур на её щиколотках.

Затем он поставил ноги по обе стороны от её тела и, опустившись на колени, фактически сев на неё верхом, стянул браслеты рабских наручников выше на предплечья и связал запястья женщины шнуром, который также затянул сильнее, чем это реально требовалось. Лишь после этого, он снял с Айнур наручники, убрав в свой поясной кошель. Встав и рывком поставив рабыню на колени, мужчина заткнул ей рот кляпом.