Джон Норман - Свидетельница Гора

— Готовься к третьему удару, — милостиво предупредил меня мужчина.

— Господин, — простонала я, — я могу говорить?

— Говори, — разрешил он.

— За что третий удар? — спросила я.

— Что? — переспросил мой господин.

— Почему меня нужно бить в третий раз? — пояснила я. — В чём причина третьего удара?

— Тебе надо дать третий удар, — заверил он меня. — Во-первых, потому, что я захотел этого, во-вторых, потому, что Ты — рабыня, и в-третьих, чтобы напомнить тебе, о том, что Ты, моя маленькая искусительница, рабыня.

— Да, Господин, — прошептала я.

Я лежала на животе, повернув голову на бок и прижавшись щекой к каменному полу. Слёзы ручьём стекали с моих глаз. Пальцы царапали холодные камни подо мной. Я пытался понять то, что я чувствовала. Меня чуть не выбило из сознания. Казалась, что мою спину погрузили в огонь.

Кожа молнией хлестнула по моей спине. Мне трудно объяснить, что я почувствовала в тот момент! Удар, который господин обрушил на меня, сбил меня на пол! Теперь я лежала, выпоротая рабыня, почувствовавшая, что такое плеть её господина. И всё же, я понимала, что удар этот не был нанесён им в полную силу. Тем не менее, он был таков, что я не скоро смогу его забыть.

Сквозь кровь шумевшую в ушах, я услышала как плеть легла на прежнее место на столе.

— Мы вскоре должны уйти отсюда, — сообщил мне мужчина.

Я едва смогла расслышать и понять, что он мне сказал.

Какой же я была напуганной, ошеломлённой и несчастной в этот момент. Как это больно и обидно осознавать себя выпоротой рабыней. Теперь я точно знала, что независимо от того, насколько сильно он мог бы меня любить, я всё равно останусь его бесправной рабыней, к которой он не собирался проявлять ни капли снисхождения. Как быстро теперь я буду становиться перед ним на колени, как стремительно бросаться служить ему, как отчаянно и пылко буду стремиться ублажать его! Я всегда любила его, но теперь я ещё и знала, что он мои настоящий господин, тот, кто ни на мгновение не поколеблется, с исправлением моего поведения, кто будет подвергать меня наказанию, если окажется хотя бы в малейшей степени мною недоволен.

— Вставай, моя маленькая искусительница, — сказал он. — Нам пора собираться в путь.

Я моментально поднялась на колени и, обернувшись, посмотрела на него. Было приятно увидеть его улыбку, с которой он встретил мою немедленную готовность повиноваться. Он кивнул мне и набросил на себя тунику. А у меня не было даже рабской полосы.

— Они будут искать тебя, — заметил господин. — Как тебя назвали в садах?

— Гэйл, — сообщила я.

— Готов поспорить, что первым делом они начнут поиски рабыни по имени «Дженис», когда-то служившей в Треве, и рабыни по имени «Гэйл» из садов Аппания, — усмехнулся мужчина, и внезапно резко спросил: — Как тебя зовут?

— Как понравится господину, — быстро ответила я.

— Самый разумный ответ, — похвалил он.

Моя спина всё ещё болела. Интересно, подумала я, как он назовёт меня? Конечно, если он вообще озаботится тем, чтобы как-то назвать меня. Думаю, что, скорее всего, назовёт. Всё же, это удобно, когда у девушки есть имя, с помощью которого ею легче командовать, позвать к себе и так далее.

Я растерянно окинула взглядом два плаща. Один, плащ моего господина, сейчас лежал передо мной, и второй, тот, которым прикрыли меня похитители, когда в последний раз выпустили из рабского ящика, и который сейчас сиротливо лежал в стороне. В свой собственный плащ, немного раньше он почти нежно заворачивал меня, возможно, чтобы защитить от сырости подвала.

— Я должна надеть тот плащ, Господин? — поинтересовалась я, указывая на женский плащ.

Я не думала, что он выведёт меня на улицу голой. Не хочу показаться тщеславной, на мой взгляд, это могло бы привлечь ненужное внимание. Например, в Треве на нас с Констанцией всегда обращали внимание, даже когда мы были одеты в обычные туники. Нисколько не сомневаюсь, что Леди Айлин, которая теперь, с большой долей вероятности, уже была рабыней, тоже будет приковывать к себе внимание мужчин на улицах города.

Господин только покачал головой. Значит, он предпочёл оставить этот предмет одежды здесь. Что ж, разумно. Всё же, он может быть опознан похитителями.

Я погладила его собственный плащ, так приятно облегавший и согревавший меня совсем недавно. Как мне хотелось, чтобы, он вновь оказался на мне, на моём обнажённом теле. Это было бы почти так же, как если бы я была в пределах его пут.

Я немного приподняла мужской плащ, конечно, не смея надеть его на себя, и вопросительно посмотрела на мужчину. Если рабыня стоит нагой перед своим господином, она не может просто взять и спрятать от него своё тело. Прежде она должна получить разрешение на это от него, хотя бы словом, жестом или взглядом.

— Тебя хорошо выдрессировали, — заметил господин.

— У меня были превосходные дрессировщики, — улыбнулась я.

— Встань, — приказал он, и уже через мгновение я была на ногах.

Жестом он показал мне, что я должна повернуться к нему спиной. Только я успела это сделать, как браслеты рабских наручников защёлкнулись на моих запястьях. Затем господин бережно повернул меня лицом к себе, и полюбовался своей закованной в наручники рабыней.

— Ты просто невероятно красива, — вздохнул он.

— Я рада, если Господин доволен, — улыбнулась я.

— Сейчас мы поднимемся по лестнице, — сказал мой господин, — и выйдем в этот мир вместе.

Сказав это, мужчина крепко поцеловал меня, после чего накинул на мою голову свой плащ, словно это было одеяло. Края плаща, свисая вниз, закрывали моё тело только до середины бедра. Это должно было бы выглядеть примерно так же, как если бы я была свежеприобретённой в павильоне торгов, и потому голой покупкой, на которую счастливый покупатель, прежде чем вести в свой дом, за неимением под рукой ничего лучшего, набросил на меня свой плащ.

Затем я почувствовала, что плащ был собран вокруг моего горла, и, через мгновение на него был помещен и защёлкнут ошейник. Теперь плащ, закреплённый в этом положении, превратился в, своего рода, рабский капюшон. Потом с той стороны плаща послышался приглушённый тканью щелчок, после которого я почувствовала лёгкое давление на заднюю сторону шеи. Нетрудно догадаться, что господин пристегнул к кольцу ошейника карабин поводка.

— Ну вот, моя красотка, Ты теперь в наручниках, в капюшоне и на поводке, — услышала я голос господина.

— Да, Господин, — ответила я, не скрывая своего счастья.

— Как и подобает тебе, рабыня, — добавил он.

— Да, Господин, — повторила я.

— И никакой надежды на побег.

— При всё, при том, что я этого и не желаю, — рассмеялась я.

— Снаружи сейчас ночь, — сообщил он мне.

— Да, Господин, — кивнул я под плащом.