Джон Норман - Свидетельница Гора

Наконец, женщина остановилась.

Она стояла всего в нескольких шагах от меня перед низкой стенкой, шедшей по кругу вдоль уходящей вверх стены какого-то круглого похожего на колодец помещения, почти в центре которого висела я пойманная в сеть.

Теперь у меня появилась возможность рассмотреть, куда же я попала. Помещение было футов шестьдесят пять — семьдесят в диаметре. Несколькими ярдами ниже, свет факела отражался от тёмной поверхности воды. Мои глаза уже адаптировались к свету, и я разглядела, что от моей сети в сторону прохода у которого стояла женщина, тянулись несколько верёвок. Справа от меня снова раздался скрип железа, и я быстро обернулась в ту сторону. Именно с этого направления прежде доносился голос свободной женщины. От увиденного у меня даже дыхание перехватило. Там, в нескольких футах от меня, висела узкая цилиндрическая клетка с коническим верхом. От вершины конуса вверх, теряясь в темноте, уходила массивная цепь. Клетка была высотой примерно шесть футов и около двух — трёх диаметром, а внутри неё стояла женщина в одеждах сокрытия и плотной вуали, просто повязанной так, чтобы скрывать её лицо, а не приколотой булавками, как это принято. Дорогие и некогда красивые одежды сокрытия теперь были грязными и обтрёпанными по краям. Маленькие кулаки моей собеседницы сжимали прутья решётки. Это именно ими она время от времени бесполезно проверяла на прочность место своего заключения. На её руках не было перчаток, что, должно быть, стало для неё некоторой потерей скромности, но я не видела в этом повода для удивления. Во время транспортировки ее запястья, скорее всего, не раз связывали спереди или сзади, а мужчины этого мира, насколько я уже успела их изучить, редко накладывают свои путы поверх таких аксессуаров, как перчатки или чулки. В целом они предпочитают связывать обнажённые конечности, чтобы можно было проверить и испытать узлы на голой коже. Прежде всего, это надёжнее, поскольку между телом и верёвкой не остаётся ни одного слоя ткани. Помнится, она говорила, что туфли с неё сняли, чтобы использовать в качестве доказательства её захвата. Также, насколько я помню, лодыжки ей связали её же собственными чулками. В этом тоже нет ничего необычного. Охранники в загонах рассказывали, что похитители зачастую связывают свободных женщин, используя их собственные чулки, словно предназначенные для удобства похитителей, один для лодыжек, а второй для запястий.

Свободная женщина в клетке торопливо стянул свои одежды немного ниже. Несомненно, её ужасно беспокоило то, что её ноги не были прикрыты. В конце концов, она же не была рабыней. Это нас, как я уже упоминала, чаще всего держат босыми.

— Эй, что это на твоей шее? — внезапно воскликнула свободная женщина. — Я вижу это сквозь сеть! Он блестит! Это — ошейник! Так Ты — рабыня! Рабыня!

Я была слишком напугана, чтобы отвечать ей. Конечно, с одной стороны я и не говорила ей, что не была рабыней, но с другой стороны я не развеяла её заблуждения относительно этого вопроса. Оставалось надеяться, что это не будет считаться ложью. Наказания за ложь для таких как я могут быть ужасны.

— Лживая рабыня! — выплюнула она.

— Нет, Госпожа! — по-настоящему испугалась я. — Пожалуйста, нет!

— Ах Ты, смазливая рабыня! — сорвалась на визг женщина в клетке.

Хотелось надеяться, что она не затаит на меня зла. Какое ей, свободной женщине, могло быть дело до того, что я могла бы стоить хороших денег на рынке?

— Коварная, лживая рабыня! — надрывалась она.

— Нет, Госпожа! — попыталась протестовать я.

— Смазливая лживая шлюха! — продолжала кричать моя бывшая собеседница.

— Простите меня, Госпожа! — взмолилась я.

— Накажите её! Избейте её! — потребовала она, повернувшись в сторону прохода.

— Пожалуйста, нет, Господа! — заплакала я, пытаясь вывернуть шею и посмотреть поверх плеча.

— Коварная, смазливая, лживая рабыня! — никак не могла успокоиться свободная женщина.

— Простите меня, Госпожа! — заливаясь слезами, попросила я.

— Вы только посмотрите на её уши! — внезапно воскликнула она. — Они проколоты!

По-видимому, свет факела блеснул на крохотных стальных капельках головок булавок, закреплённых в мочках моих ушей. Подозреваю, что эти гвоздики были не столько украшениями, сколько устройствами предохранявшими проколы, появившиеся в моей плоти после иглы кожевника, от зарастания. Их следовало удерживать на месте, до тех пор, пока ранки в мочках не заживут окончательно, и эти части моего тела не будут готовы к креплению в них украшений желаемых владельцем. Но даже эти крошечные устройства делали предельно я ясным то, что мои уши были проколоты.

— Избейте её! — заверещала свободная женщина.

— Пожалуйста, нет, Госпожа! — взмолилась я, поворачиваясь к свету, поскольку почувствовала, как сеть, в которой я находилась, посредством верёвок начали подтягивать к стене.

Как же мне не хотелось снова быть избитой!

Сеть уже почти вплотную приблизилась к стене. Факел оказался совсем рядом и его свет стал казаться слишком ярким.

— Закрой глаза, — потребовала женщина с факелом.

Мне ничего не оставалось, как закрыть глаза. Впрочем, сделала я это не без облегчения и благодарности. Во-первых, свет резал глаза, а во-вторых, я была напугана. Но в то же время, надо признать, мне было безумно любопытно и хотелось посмотреть. Но теперь, разумеется, мне не оставили никакого выбора. Была команда. Я должна повиноваться. Я — рабыня.

Я почувствовала, как сеть перетащили через низкую ограждающую стенку, а затем опустили вниз, уложив меня спиной на пол уже в проходе. Похоже, женщина поднесла факел к моему лицу. Даже сквозь закрытые веки я различила его красноватый свет. А ещё его тепло приятно согрело кожу. Сбоку послышалось фырканье, шаркающие шаги и ворчание. Я задрожала, но мои веки остались закрыты. Но вот слои сети откинули стороны, и я услышала как чей-то голос:

— Посмотрим, на что похож объект.

Речь говорившего была почти нечленораздельной. Едва ли человеческое горло могло издавать подобные звуки.

— О, симпатичный объект, — хрипло прокомментировал странный голос.

Я почувствовала, как что-то большое, больше похожее на лапу, зачёсывает мои волосы назад. Потом мою голову повернули из стороны в сторону, и запрокинули назад.

— Ушки проколоты, — констатировал рыкающий голос.

— Верно, — подтвердила женщина.

Очевидно, теперь они окончательно, объективным осмотром, вблизи, определили, что мои уши действительно были проколоты, и что предметы, которые были видны издалека, крепились именно в проколах.

— Проколотоухая девка, — нечленораздельно произнёс голос.

— Точно, — подтвердила его спутница.