Рошани Чокши - Звездная королева [litres]

Амар ударил ладонью по каменному цветку. Задрожав, мраморные лепестки раскрылись. В центре притаилась мраморная птица. Амар стукнул костяшками по птице, и она встрепенулась, покачнула мраморными крыльями и, повернув голову, уставилась на меня. Когти ее обвивала крошечная цепь, прижимая лапки к плите.

– Как ты… – начала я, протягивая к ожившему чуду палец, как вдруг ощутила в другой руке внезапную тяжесть.

Опустив взгляд, я увидела в своей ладони длинный меч. Тело сковало холодом.

– Ну же, – скучающим тоном протянул Амар, кивая на каменную птицу. – Это лишь мраморная иллюзия. Используй меч.

– И что с ним делать?

– А для чего, по-твоему, нужны мечи? – сухо спросил он.

Взгляд заметался между птицей и оружием. Слова Амара звучали как приговор. Несмотря на каменную суть птицы, происходящее казалось жутко неправильным. Она ведь выглядела такой живой.

– Что на сей раз проверяешь?

– Скоро узнаем. Теперь же поступай, как пожелаешь. – Амар распростер руки, голос его проникал в уши зловещим урчанием. – Что случилось, моя королева? Столь неистовая речь, а теперь ты ударилась в милосердие из-за каменной птички?

Я крепче стиснула рукоять. Птица вприпрыжку расхаживала по постаменту. По венам хлынуло тепло, и, даже не чувствуя веса меча в своей руке, я подняла его над головой и опустила. Металл обрушился на камень, и к горлу подкатил комок желчи. Содрогаясь, я выронила меч. Смотреть на останки птицы не было сил, но я заставила себя взглянуть краем глаза – осколки мрамора напоминали осколки костей.

– Вот, – выдавила я. – Я прошла твое испытание.

Амар мгновение изучал меня меня, скрестив руки на груди и поджав губы.

– Нет. Ты его провалила. Ты пожертвовала невинностью.

В животе вскипала тошнота.

– Но ты сказал, что это иллюзия.

– Так и есть. – Амар поднял кусочек каменной птицы. – Всего лишь камень.

Затем щелкнул пальцами, и она вновь появилась в центре цветка – живая и невредимая. Крылья ее подрагивали, сердитый взгляд был устремлен на меня.

– Под невинностью я подразумевал не птицу, а чувство, – сказал Амар, отряхивая пыль с ладони. – Сберечь, защитить – невинное желание. А ты поддалась высокомерию компромисса.

– Высокомерию? – Лицо мое пылало. – Я показала силу. Показала, какой могу быть…

– Беспощадной и легкомысленной? – перебил Амар, обнажив зубы в лисьем оскале. – Убей, если должна. Обвяжись поясом из отрубленных голов, если хочешь. Я бы взял тебя на руки, будь ты хоть в крови, хоть в рубинах… но думай, прежде чем делать. Импульсивность крайне опасна.

– Ты не оставил мне выбора…

– Я лишь велел использовать меч. Это ты решила, будто есть только один вариант.

– Когда я уточнила, что мне с ним делать, ты… ты спросил, для чего, по-моему, нужны мечи, – тихо закончила я.

Он не давал конкретных указаний.

Амар поднял оружие с пола и направил клинок на мрамор:

– Мечом можно также и освобождать. Ты могла перерубить цепь вокруг птичьей лапки и отпустить ее. Да, как орудие убийства он тоже годится, но ведь не обязательно убивать птицу. Разве не милосерднее было бы направить меч против угнетателя?

– То есть заколоть тебя?

– Почему нет? Все зависит от толкования. И так ты и будешь править, – подытожил он, протягивая мне рукоять меча. – Поразмысли над тем, что увидела сегодня. Но не позволяй мне на тебя влиять. Твоя воля только твоя.

Я уставилась на сверкающий даже в темноте клинок.

– Могу пообещать, что не забуду этого.

Помолчав, Амар заговорил очень тихо:

– Память – штука загадочная. Я бы на твоем месте поостерегся давать обещания, которые не сможешь сдержать.

Я направилась к двери, но он остановил меня, качнув головой:

– Через минуту явится Гупта и проводит тебя. – Затем расправил манжеты своего шервани. – У меня тоже есть обязанности, так что вынужден откланяться.

– Куда? – выпалила я, не сдержавшись.

Амар замер и шагнул ко мне. Тьма, плавная и тяжелая, обволакивала комнату, но я разглядела в тени капюшона ленивую кошачью улыбку.

– Будешь скучать по мне?

– Я спросила из любопытства, и только, – откликнулась я, но сама себе не поверила.

– Даже если так, нет большего соблазна, чем остаться рядом с тобой.

Дверь распахнулась, и в комнату ворвался хор голосов – серебристых и невнятных, словно шепот сквозь стиснутые зубы. Амар помедлил секунду, открыл рот, будто собираясь что-то сказать…

А потом сложил руки вместе и подул на них. Когда он раскрыл ладони, в воздух оттуда поднялся нераспустившийся цветок и поплыл через зал. Сияние его прогнало тени.

– Я никогда не брошу тебя в темноте.

С этими словами Амар ушел.

Дождавшись, когда дверь за ним закроется, и рухнув на трон, я спрятала лицо в ладонях и надавила на глаза. Когда Амар обещал мне власть тысячи королей, я совсем не на такое рассчитывала. Это неправильно. Мне предлагали менять судьбы людей, словно это искривившиеся конструкции, а не жизни, полные мечтаний, причуд и амбиций. Мои размышления прервал стук в дверь.

– Готовы переодеться к ужину? – спросил Гупта.

Я хмуро уставилась в окна тронного зала. Я была уверена, что, когда вошла сюда, снаружи царил солнечный день, теперь же прозрачные, как кожа призраков, облака ползли по багряному небу.

– Да, – ответила я, все еще пытаясь разобраться с потерянным временем.

По дороге из тронного зала обратно в мои покои Гупта не проронил ни слова, но в молчании его не было чопорности или неловкости. Он улыбался сам себе, а порой, перехватывая мой взгляд, буквально сиял.

– Я подожду вас здесь.

– Нет нужды, я помню путь в обеденный зал.

Гупта покачал головой:

– Я настаиваю.

– Ну если настаиваете, – немного раздраженно протянула я и скрылась в комнате.

В глаза сразу бросилось новое сари, изящно сложенное на кровати, – ярды серо-голубого шелка, усыпанного жемчугом. Я быстро переоделась, вернулась к Гупте, и мы направились в обеденный зал. Зеркала-порталы вдоль коридорных стен сверкали странными отражениями. Мимо меня мелькали сочные зеленые холмы, испещренные синими цветочками; усеянный огоньками лес и храм из белой кости, балансирующий на краю скалистого обрыва. Но внимание мое привлекло нечто иное, притаившееся в углу коридора, которого я прежде не видела: дверь, обугленная по краям и увитая железными цепями.

При виде нее сердце отчего-то сжалось. А затем тишину прорезала песня, как легкий шорох:

Я замерла:

– Гупта, что это за дверь?

– Дверь? Какая дверь? – нахмурился книжник, обернувшись, а затем резко спросил: – Как она выглядела?