Рошани Чокши - Звездная королева [litres]

Видения ускорились. Я наблюдала за повзрослевшим мальчиком, слушала, как он неустанно убеждает свою страну выбрать мир вместо войны. Но все это время война не прекращалась.

В империи копились тела, и сердце мое разрывалось на части. Страдали не только уджиджайнцы. На павших солдатах я узнавала герб Бхараты – лев и орел, оба с закрытыми глазами. Ценой этого медленного примирения стала гибель моего народа. И только когда мальчик лежал на смертном одре, сжимая простыни бледными морщинистыми руками, расколотая империя обрела мир и исцелилась. Я смотрела, как тает его последняя улыбка, но взгляд все так же полнился надеждой, а потом видение исчезло.

Когда я открыла глаза, щеки мои были мокрыми от слез.

– То, что я видела, реально?

– И да, и нет, – нежно произнес Амар. – Это судьба, зависшая в эфире, лишь возможность и в то же время уже пройденный путь.

– И такой исход… – Я запнулась, вспоминая людей со знаменем моего отца, разбросанных по полям сражений. – …Мир… возможен, только если мать мальчика попадет в Иномирье?

– Не если, а когда.

– Когда? – эхом повторила я.

Амар поднял мою руку и быстро крутанул меня на месте. Я моргнула, и перед нами раскинулся совсем другой пейзаж – разрушенная до основания деревня. Я узнала местность, сто раз видела ее в фолиантах дворцовых архивов. То была часть бхаратских земель. Вдоль всего горизонта полыхали несдерживаемые пожары; я попыталась зажать нос, но и это не спасало от смрада войны. Привлеченная резким звуком, я повернулась и увидела все того же повзрослевшего мальчика: с немыслимой скоростью он гнал лошадь по горящей земле, сплачивал выживших крестьян и вонзал уджиджайнский флаг в обугленную почву.

Картинки замелькали быстрее. Бхараты больше не было. Балюстрады ее снесли молотами, древние памятники уволокли. Как будто и не существовало никогда королевства моего отца. Все вокруг поглотили повзрослевший мальчик и полыхающая война. И все же… даже когда наследие моего отца сровняли с землей, я кое-что заметила: отсутствие тел.

Не было здесь сотен мертвецов из предыдущего видения. Они выжили. Живот скрутило от отвращения. Я видела оба варианта, но разве это выбор? С какой стороны ни глянь – это приговор. И расплачиваться за все придется Бхарате.

– Вторая судьба мальчика – стать наемником. Он не попадет на воспитание к императору и должен будет бороться за выживание. Но мир, с таким трудом достигнутый в другой его жизни, в этом варианте дастся гораздо легче.

Закрыв глаза, я просмотрела и эту версию жизни мальчика. Вместо слов он решил объединить империю войной. И добился мира, но очень хрупкого, рожденного в крови, ценой наследия целой страны.

– А его мать?

– Она попадет в Иномирье на год позже.

– Почему нет варианта, где она вообще туда не попадает?

– Иные повороты судьбы никто не может изменить, – устало промолвил Амар. – Наше царство наделено великой силой, но некоторые жизни предопределены. Мы можем лишь управлять кусочками, в коих нет однозначности. К счастью, судьба почти всегда оставляет пространство для маневра.

Пламя, объявшее деревню, почти обжигало лицо, и я отвернулась.

– Уведи меня отсюда, – попросила хрипло.

Горло сдавило. Вот что значит стеречь границу между мирами. Жестокая обязанность. Мне на глаза опустился плащ Амара. Я глубоко вздохнула, позволив темному шелку лишить меня зрения.

А когда открыла глаза, мы уже стояли в тронном зале. Амар медленно убрал плащ, коснувшись пальцами кожи так легко, что, вероятно, даже ненамеренно. От знакомого тепла желудок перевернулся, и я отступила.

Рядом дремал гобелен. И несмотря на прекраснейшие картины неба, моря и земли, взгляд мой так и тянулся к рваному шву, напоминающему рану.

– Как это произошло? – спросила я, указывая на него.

Амар долго молчал, отказываясь даже посмотреть в ту сторону, но наконец сдался:

– Порой значительное травмирующее событие в мире может оставить шрам. Надеюсь, больше такого не случится. – Голос его был напряжен и тих, как будто гобелен и вправду спал, и Амар не мог вынести даже мысли о том, что он пробудится. – Но хватит об этом. У мальчика должна остаться только одна нить, и лишь тебе решать, какая.

– Попадая в Иномирье, его мать умирает?

Я представила, как Дхармараджа, повелитель закона в загробном мире, подлетает к матери мальчика на коне, размахивая арканом, хватает ее душу и утаскивает в свое мрачное царство, где ей предстоит дожидаться реинкарнации.

Губы Амара сжались в тонкую линию.

– Никто не умирает. Смерть – это просто другое состояние жизни.

– Как зовут мальчика?

– Почему ты спрашиваешь?

– А почему не должна? У каждой нити свой цвет, и каждый цвет принадлежит кому-то. Если я вынуждена принять такое решение, то не хочу, чтобы на моей совести был безымянный мальчик.

– Не проще ли оставить жертву безликой?

Я вздрогнула:

– Он не жертва.

– Как еще назвать того, кто угодил под влияние судьбы?

– Человек, – с горечью ответила я.

– А как же чувство вины? Зачем навлекать на себя страдания?

– Вина учит нас ответственности.

Амар улыбнулась, и я почувствовала, что прошла какую-то проверку.

– Его зовут Викрам.

Я мысленно повторила имя.

– Не обязательно принимать решение прямо сейчас. К такому нужно привыкнуть. Но если настанет час и ты не сможешь…

– Нет, – поспешно выпалила я.

Разве не этого я желала всю свою жизнь – шанса доказать, что достойна власти? Теперь не время отступать.

– Я смогу.

– Я никогда в тебе не сомневался.

Мой гнев утих.

– Вчера я сказал, что буду испытывать тебя. – Амар развел руками. – Считай это нашим первым уроком.

Он прошагал в центр зала и провел ладонью над мраморной плиткой. Воздух вокруг него замерцал. Комната наполнилась чарами. Пол задрожал, и в следующий миг ввысь выстрелил темный столб с нежным мраморным бутоном на вершине, похожим на нераспустившийся цветок. Амар уперся в него рукой, выжидающе постукивая по камню пальцами.

– Править Акараном странная задача. Во многом это напоминает развенчивание иллюзий. Нужно определить, что из увиденного мираж, и отделить реальность от ее последствий. Скажи, моя королева, ты готова поиграть с судьбой?

Свет в комнате потускнел так, что мерцающие нити гобелена едва ли не воссияли.

– Без этого никак? – спросила я, обведя рукой полумрак.

– Здесь ты научишься ценить тени. Лучше привыкай к этому сейчас. Темнота – это не просто отсутствие света. Думай о ней как о пространстве для твоих мыслей.

– Мои мысли предпочитают пространство, залитое солнцем.

– Тогда твои мысли нуждаются в воспитании. Позволь их просветить.