Вик Джеймс - Огненный город [litres]

И Дженнер кричал ему вслед: «Сильюн, разве ты ничего не можешь сделать?!»

Он ничего не мог сделать.

«Никто не может изменить того, что уже случилось. Даже я», – ответил он тогда брату.

Нельзя удержать человека, уходящего в смерть. Этого не мог сделать Кадмус Парва у постели умирающей жены. И Сильюн у ворот Кайнестона.

Есть такие дела, которые неподвластны даже Дару.

– Ну, хватит на эту тему, – сказал Сильюн, спрыгивая со стола, на котором сидел, и заглядывая через плечо Собаки. – Я не буду возражать, если ты добавишь немного черного перца. Вчера было ужасно невкусно.

– Завтра сам будешь готовить! – прорычал Собака. – Я уезжаю на рассвете. Есть работа. Твой кузен не успеет понять, что впилось ему в глотку.

Он щелкнул стальными пальцами, прежде чем взял в руки второго кролика и одним отработанным движением мастера вспорол шкурку по всей длине тушки.

И в этот момент у Орпен-Моута сорвало крышу.

Собака зарычал, и если бы Крован превратил его в настоящую собаку, у него бы на загривке шерсть встала дыбом.

Кирпичи вибрировали и рассыпались, превращаясь в пепел, которым они были до тех пор, пока Сильюн с тетей Терпи не начали восстановление поместья. Сильюн поднял голову и увидел ночное небо. На его глазах звездный рисунок начал искажаться. Со стен на пол с шумом посыпались кастрюли и сковородки, их формы размывались, таяли.

– Сюда, быстро! – крикнул Сильюн.

Собаку не нужно было подгонять. Едва они успели выбежать из кухни, стены рухнули, выдохнув клубы пыли. Доски пола у них под ногами обугливались и рассыпались. Сзади раздался страшный грохот – огромная кованая люстра в холле рухнула на каменные плиты пола.

Сильюн обеими руками толкнул входную дверь и вынес ее. Но где же тетя Терпи?

Это было уже не в первый раз.

В течение последних недель отдельные части дома время от времени вновь превращались в руины. Сильюн мог войти в комнату и оказаться на пепелище, стен нет, над головой открытое небо. Так выплескивалось горе тети Терпи, ее мощный, разрушительный Дар вырывался и уничтожал то, что они вместе восстановили. Сильюн делал паузу, а потом они снова брались за работу.

Но сегодня это было слишком. Если тетю вовремя не остановить, она разрушит дом полностью.

– Здесь! – рявкнул Собака, указывая на розарий у дома.

В слабом лунном свете Сильюн увидел тетю Эвтерпу, она стояла на коленях и в отчаянии руками скребла землю. Она была в том же состоянии, что и в тот день четверть века назад, когда горе, охватившее ее после гибели родителей, разрушило Орпен-Моут. Тогда Уинтерборн Зелстон сумел ее успокоить, и Эвтерпа успокоилась на целых двадцать пять лет, пока Сильюн не нашел тетю в этом же саду в пространстве ее воспоминаний.

Сильюн подбежал к Эвтерпе, схватил ее за содрогавшиеся от рыданий плечи и поставил на ноги.

– Перестань! – крикнул он. – Перестань. Все рухнет.

На худом и бледном лице тети Эвтерпы глаза казались огромными. Версии Орпен-Моута мерцали и накладывались одна на другую. И она снова стала похожа на больную девушку, с которой он познакомился в саду роз, делившуюся с ним своими детскими воспоминаниями, когда они гуляли вдоль рва, наполненного водой.

Она стала ему другом. Почти родной сестрой.

– Я скучаю, я не могу жить без него! – кричала Эвтерпа, и слезы ручьями текли по ее измазанному землей лицу. – Я не могу выносить эту вечную разлуку. Сильюн, ты должен был оставить меня здесь навсегда. В моих мечтах, что мой Уинтер завтра придет.

Сильюн сильно встряхнул ее. Оно нарастало – ужасной силы напряжение, которое они все почувствовали в Восточном крыле Кайнестона, перед тем как он разлетелся осколками. Казалось, что мозг раздувается внутри черепа и его взрыв – единственное спасение.

– Твой Дар, – прошипел Сильюн. – Контролируй его.

Подошел Собака. Он крутил головой, как будто хотел избавиться от невыносимого напряжения. Из носа у него текла кровь. Он залепил Эвтерпе пощечину.

– Ты убьешь нас всех! – прорычал он.

– Я хочу умереть! – кричала Эвтерпа. – Не хочу, чтобы мой Дар защищал меня от меня самой. Я хочу быть с ним.

Сильюн замер. Он отпустил тетю, и она снова упала на колени. Он закрыл глаза и открыл их в пространстве Дара.

Тетя Эвтерпа сияла так ослепительно, что Сильюн прикрыл глаза рукой. Необузданная сила этой женщины была удивительной. Она пульсировала ярче, чему у любого из известных ему Равных, – огненный шар энергии извивался и бился в пределах своей формы.

Он видел, что делал Кадмус? Может он вырвать нить и распутать ее клубок? Хватит у него мужества решиться на такое? Но надо что-то сделать. И Эвтерпа сказала, что хочет освободиться от Дара. Сильюн сгорал от любопытства.

Он наклонился и осторожно поднял ее голову. Где-то рядом, в чернильной темноте, не освещенной Даром, метался и выл Собака. Сильюн говорил тихо, но он знал, Эвтерпа его услышит:

– Я могу взять твой Дар, если хочешь.

Тетя Терпи ответила очень тихо, но он понял каждое слово:

– Возьми. Пожалуйста. Сделай это.

В мире, непохожем на реальный мир, в том, в который он попал, пройдя сквозь стену шкафа, Сильюн засунул руку в сердцевину сияющего клубка. И едва не вскрикнул от шока.

«Смотри внимательно», – приказал он себе.

И он смотрел. Нити Эвтерпы искрились и извивались, когда Орпен-Моут взлетел яркой вспышкой.

Безнадежно – нити пульсировали слишком быстро, чтобы его глаза могли четко видеть, чтобы его рука могла точно ухватить.

«Не смотри, – сказал себе Сильюн. – Чувствуй. Поймай нить».

Есть!

Источник движения. Сильюн ухватил его. Конец золотой нити горел у него в руке.

– Пожалуйста, – простонала тетя Терпи. – Возьми.

Но как взять? Сильюн совершенно не помнил, как он это сделал с Дженнером, но хорошо помнил, что поступок Кадмуса обернулся катастрофой.

Искры плясали между пальцами Сильюна. Он колебался. Затем широко открыл рот и засунул в него сияние.

И проглотил.

Это отец ищет в алкоголе? Ошеломляющее головокружение? Жалкую тень этого преследовал Гавар и его оксфордские друзья, когда он одиннадцатилетним мальчишкой застукал их склонившимися над одним из старинных зеркал мамы с пакетиком белого порошка? Почувствовал ли Дженнер хоть каплю подобного, когда Аби Хэдли поцеловала его?

Нет, тысячу раз нет. С этим ничто не могло сравниться. Ни сладостное ощущение тела любимого человека. Ни кресло канцлера и одобрение Равных.

Ничто в целом свете.

Сильюн не дышал воздухом. Он вдыхал чистейшую субстанцию Дара. Ощущал, как она текла от тети Терпи к нему. Он застонал и опустился на колени напротив нее. Они обнялись и держали друг друга, чтобы не упасть.