Эмили Сувада - Эта смертельная спираль [litres]

– Думаю, у меня осталось не так много времени на разговоры, если я продолжу истекать кровью.

Лаклан несколько мгновений просто смотрит на меня, а затем кивает. Рядом со мной с шипением открывается ящик, из которого вырываются клубы холодного пара, и я вижу ряд шприцев с серебристой жидкостью.

– Это исцеляющая сыворотка, – говорит он. – Она сработает быстрее, если поставить укол прямо в рану. Это последняя разработка. Я сам ее создал.

Прикусив губу, я достаю шприц. Я не доверяю Лаклану, это слишком рискованно, но лужа крови вокруг увеличивается с каждой секундой. Кровотечение так и не остановилось. Я чувствую, как падает давление. У меня просто нет выбора, остается лишь поступить так, как он говорит.

Я зажмуриваюсь и ввожу иглу в растерзанное колено.

– Моя девочка, – говорит он. – Молодец.

Боль почти мгновенно стихает. Я роняю измазанный кровью шприц на пол и облегченно вздыхаю. Кровь течет медленнее, а затем превращается в тоненькую струйку. Я приподнимаюсь на трясущихся руках и ползу спиной вперед, пока не приваливаюсь к стене.

Лаклан смотрит на меня, а выражение его лица все такое же бесстрастное и непроницаемое. Я вспоминаю, как Коул мне сказал, что он мертв. Я плакала по этому человеку. Я любила его. И, возможно, часть меня все еще любит. Это бы объяснило, почему так сжалось горло и колотится сердце. Я пришла сюда с пистолетом и твердым намерением воспользоваться им, но сейчас, сидя здесь и глядя в глаза Лаклана, не знаю, смогу ли сделать это.

Он кашляет кровью. И выглядит так, словно серьезно ранен. Бинты покрывают его лодыжки и стопы, а кожа вокруг руки и шеи покрыта волдырями и царапинами.

– Похоже, тебе тоже больно, – говорю я. – И ты бы мог сам воспользоваться одним из этих шприцев.

Он медленно переводит взгляд на забинтованную руку.

– К сожалению, это невозможно. Я просчитался со временем, когда мне нужно было уйти из лаборатории «Картакса», когда устроил взрыв. Генкиты повредили мою панель, когда сдетонировали. Я не рискую использовать исцеляющие технологии, пока она не восстановится.

– Это на тебя не похоже. Обычно ты осторожен.

Лаклан пожимает плечами, а затем вздрагивает из-за этого движения. И к моему ужасу, какой-то части меня все еще не по себе от того, что он мучается от боли.

– Какой-то хакер ослабил наши системы, – говорит он. – И генкиты самоуничтожились быстрее, чем я предполагал.

Я смущенно моргаю. Знает ли он, что этот хакер – я? На секунду меня охватывает порыв рассказать ему, но вместо этого решаю сменить тактику.

– Ты соврал мне о гипергенезе.

– Ах да. Печальная необходимость. Я сделал это, чтобы помешать тебе копаться в панели. Ты бы обнаружила все слишком рано.

– А что насчет мамы? Она была… она вообще реальна?

На его лице мелькает какая-та эмоция. Тень серьезных и настоящих чувств.

– Реальнее некуда, Катарина. Я очень сильно ее любил, как и тебя. Но, как ты уже поняла, она не твоя биологическая мать.

Я просто пристально смотрю на него. Мне нечего ему сказать. Ярость в моих глазах говорит все за меня.

– Предполагаю, ты хотела бы знать, как я изменил твою ДНК.

Я киваю и стискиваю зубы. Кожа вокруг раны начала покрываться волдырями, но не похоже, что становится хуже. Скорее края срастаются.

– Как много ты вспомнила о «Проекте Заратустра»? – спрашивает он.

Я задыхаюсь и выгибаю спину оттого, что нога трясется, а нервы горят. Обрывки окровавленной разорванной плоти тянутся друг к другу, медленно стягивая рану.

– Н-не много, – заикаюсь я, перед глазами все плывет. – Только то, что ты использовал детей с отключенными генами, чтобы создать вакцину.

– Ну, не совсем так. Не мы создали вас с отключенными генами. Кодирование ДНК детей в «Проекте Заратустра» выполнено самой природой. Именно ее следует благодарить за твой дар.

Голова идет кругом. Он говорит о переносе генов. Два вида, взаимодействуя друг с другом, иногда делятся своей ДНК. В человеке есть гены растений, бактерий и даже вирусов, которые попали в наш геном в ходе эволюции.

У меня перехватывает дыхание:

– Ты использовал вирус.

Лаклан улыбается:

– Конечно. Тебя с другими детьми заразили гидрой, когда вы были еще скоплением клеток, а затем вырастили в баках в этой лаборатории. Большинство образцов погибли мгновенно, но некоторые выжили. Ваши клетки размножались так быстро, что вирус не смог за ними угнаться. Возбудители уничтожились, когда клетки начали делиться и самовоспроизводиться, а кусочки ДНК гидры смешались с вашим геномом. Это изменило вашу клеточную структуру. Это создало и сформировало ваши тела. Ты не моя дочь. Ты дочь чумы.

В комнате воцаряется тишина. Мои сердцебиение и дыхание переходят на усиленную частоту. Укутанные туманом горы содрогаются. И, кажется, от моего грохочущего дыхания сотрясается даже здание. Но это дрожит не земля, а я.

Моя личность разлетается, как корабль, врезавшийся в скалы. Я чувствую, как трещит мачта, а паруса рвутся в клочья. Я знала, что не такая, как все. Знала, что мои клетки изменили и перекроили, иначе бы я не пережила расшифровку вакцины. Знала, что Лаклан переделал и сломал меня, выковал что-то другое, но даже не догадывалась, насколько противоестественно мое существование.

Я не просто необычная. Это даже не назовешь генетической мутацией. Я создана, сформирована и переделана вирусом.

Я даже не совсем человек.

– Но я видела свою ДНК, – шепчу я. – И там нет ничего, что подтверждало бы твои слова. В ней нет и следа гидры.

– О, ты просто не сможешь увидеть этого. Генкиты рассчитаны на сканирование сорока шести хромосом и проверки на наличие дубликатов. Программа отбрасывает все, что выглядит как посторонние вещества, поэтому твои две дополнительные хромосомы нельзя обнаружить при стандартном сканировании.

– У меня сорок восемь хромосом?

К горлу подкатывает тошнота. Я поджимаю губы и борюсь с ней.

– Не слишком радуйся этому. У Коула их пятьдесят четыре, а у Зианы – шестьдесят, и даже в лучшие времена ее едва можно было бы назвать человеком. Твои дополнительные хромосомы не поддаются изменениям, но остальные сорок шесть невероятно податливы. Ты хамелеон, дорогая. Мы можем маскировать лишь небольшие части тела, но ты буквально можешь стать кем угодно, перекодировав себя до основания.

Каждое слово из уст Лаклана вызывает головокружение. Я прижимаю руки к холодному кафелю пола, пытаясь таким образом найти хоть какую-то опору.

– Так это мой дар? Это ты изучал, когда вскрывал меня?

Он кивает – короткое дерганое движение.

– Исследование помогло мне разработать процедуру, которой ты воспользовалась для расшифровки вакцины. Любого другого человека она бы убила, не успев закончиться. Вот почему мне понадобилась твоя помощь, Катарина. Я не хотел, чтобы ты пострадала. Мне никогда не хотелось, чтобы вообще кто-либо страдал – вот почему я привел этот план в действие. Вакцина – наш последний шанс, и от нее зависит выживание человечества. Каждый мой поступок направлен на то, чтобы освободить его.