Андрей Журкович - Пятый тотем [SelfPub, 12+]

Последний из рабочих был еще жив, но вид его был ужасен. При падении он сломал ногу. Перелом был открытым, и бедняга вопил как умалишенный, но его лицо было белее мела. К тому же парня передавила лошадь, упавшая замертво, когда острое ребро вошло ей прямо в глазницу. Самое страшное было в том, что мы никак не могли им помочь. Обезумевшие от страха животные метались по яме, напарываясь на новые и новые ребра-лезвия и, сходя с ума от боли, умирали, сминая друг друга и несчастных людей.

Я так и не успел связать из поводьев веревки нужной длины, когда все было кончено. Мы стояли над ямой в каком-то жутком оцепенении, тяжело дыша и вращая головами. Опустившуюся нежданную и будто неуместную тишину нарушил глухой голос Фуги:

– Какой, мать вашу, больной ублюдок мог сотворить такое?

– Это некромант.

Все оглянулись на жрицу. Ее лицо было перекошено от отвращения, грудь часто вздымалась от дыхания, а на лбу выступила испарина. Селира плела в воздухе какие-то знаки, продолжая говорить:

– Ты абсолютно прав, Фуга! Это именно больной ублюдок! Теперь я понимаю, почему он забрал утром двух коней. Чтобы в яму наверняка попались всадники, а не только груженые животные. Он не был уверен в себе, чтобы напасть сразу, и решил загнать нас в ловушку, убивая медленно и поочередно! И проклятый лес явно заодно с этой тварью, раз столь безошибочно вывел нас именно на его яму!

Она вдруг подняла на нас глаза, полные ярости:

– Мы в полном дерьме, мальчики! Это его территория! Сколько еще таких ям? Что есть еще?!

Селира, обратилась ко мне тоном, не терпящим возражений:

– Прежде чем ты что-то скажешь, уясни одну простую вещь – все это для нашего выживания, иначе – труба.

Подойдя вплотную, она обвила мою шею своими руками, и я почувствовал, как она дрожит, ей было действительно очень страшно, жрица едва сдерживала себя:

– Сожги трупы, Кзор! Эта тварь станет сильнее от свежей людской крови. Я отпущу их души, а ты сожги трупы! Прошу, скорее!

Я быстро кивнул и, разведя в стороны руки, начал нагнетать в себе первородную мощь пламени. Есть моменты, когда рассуждать о морали и нравственности попросту преступно, нужно действовать стремительно, поскольку от каждой секунды может зависеть чья-то жизнь. Языки огня кроваво-красными сполохами полились с моих ладоней в ловушку, ставшую братской могилой. Между тем остальные члены отряда образовали вокруг нас подобие кольца. Маки уже вращал по сторонам своей чудовищной винтовкой, а Люнсаль шептал заклинания, от чего в воздухе тускло вспыхивали возводимые им барьеры.

Воздух наполнился сладковатым запахом горелой плоти, а я все нагнетал температуру, проливая новые и новые языки пламени в яму. Нужно было оставить только пепел. Скоро на запах со всего гниющего леса должны были потянуться такие твари, каких и днем лучше не видеть. Время опять работало не на нас. Жрица стояла рядом со мной, читая молитвы. Она воздевала руки к небу, чертила защитные знаки, нараспев отправляя заупокойные слова несчастным. Несмотря на то, что Селира работала как механизм, по ее щекам ручьем текли слезы, которые она не скрывала.

Когда мы закончили, воины уже изловили наших перепуганных коней, а сами находились в седлах. Я заметил, что жрица не спешит уходить, а вращает головой, буравя взглядом чащу. Она явно хотела дать бой неизвестному некроманту, и это надо было пресечь. Я дотронулся до ее плеча, увлекая за собой, но она не пошевелилась. Я дернул ее настойчивее, но она лишь нервно оттолкнула меня, ругнувшись. Мне не оставалось ничего другого, как пойти на крайние меры. Рывком я развернул ее к себе и хорошенько влепил пощечину.

– Очнись! Надо уходить! – прокричал я ей, но она, казалось, меня не слышала.

От удара жрица упала на землю, но тут же вскинулась, гневно сверкая глазами и хищно сжимая пальцы, как вдруг ее лицо осунулось и будто стало на несколько лет старше.

– Спасибо тебе… Ох! Прости, пожалуйста.

Она, больше не мешкая, запрыгнула в седло, стараясь не смотреть на яму.

– Это ты прости, – буркнул я, изо всех сил стараясь не думать о том, что только поднял руку на женщину.

Мы снова тронулись в путь. Не было больше бешеной скачки, лошади шли рысцой, а каждый из всадников был начеку. Селира, не терпя и малейших возражений, заявила, что теперь замыкает колонну она. Ее довод был крайне прост – если кто-то снова угодит в ловчую яму, она может успеть набросить защитные чары на падающего, что позволит избежать таких увечий и соответственно новых жертв. В этом была логика, но меня не покидала мысль о том, что позади нас скачет женщина, которую должны защищать мы, а не наоборот.

По сторонам мимо нас снова замелькали ели, изъеденные каким-то белесо-желтым мхом. С момента, как нам встретилась последняя заросшая дорога, прошло более двух часов, и я подумал, что это скорее хороший знак, чем наоборот. Чем дальше от возможного места встречи с отжившей свое деревней и старым кладбищем, тем меньше шанс встретить какую-нибудь тварь. Мимо меня проскакал Маки, отчаянно хлещущий по бокам своего коня. Оказавшись во главе нашей колонны, он поднял ружье, привлекая наше внимание, и замедлил движение коня, останавливаясь.

Когда мы с ним поравнялись, он уже с головой сидел в своих записях, опять что-то сверяя и подсчитывая. Наконец он захлопнул книгу и, сняв очки, затараторил:

– Мы очень близко к границе, полчаса-час, и мы выйдем к старой дороге, которая приведет нас прямо к переправе, – он посмотрел на меня. – К хорошей переправе, не беспокойся! Здешнее течение слишком сильное, чтобы опять рисковать. Давайте, ребята, выше нос, мы уже почти вырвались! – Сказав это, Маки осекся, понимая, что повода веселиться все еще нет.

Однако в чем-то я был с ним согласен. Горевать и думать, что делать дальше, будем, когда выберемся из этой дыры. Мы уже собрались тронуться в путь, как вдруг жрица подняла ладонь вверх. На ее лице читались напряжение и холодная решимость, когда она медленно проговорила:

– Бежать больше не придется.

Я повернул голову по направлению ее взгляда. Там стоял он. Длинные седые волосы были редкими и спутавшимися в грязные копны. Тело скрывало одеяло из черных иссохших листьев и хвои, обуви незнакомец не носил, из синеватых пальцев торчали орлиные когти, загнутые в полумесяцы. На руках, ближе к кистям, виднелись старые изломанные перья, а из-под густых темных бровей на нас неотрывно смотрели два огонька немигающих красных глаз. В руке некромант сжимал какую-то корягу, в которой с трудом угадывались очертания, должно быть, красивого когда-то посоха, навершие которого сейчас украшала связка из различных черепов.

Тьма порождает самые разные кошмары, и глуп, кто думает, что знает все их виды и проявления. Гнилолесье родило свой – перед нами был не кто иной, как мертвый тальгед. Темные чары выпили его душу многие годы назад, а зловещий лес принял тело, и теперь он был тем, кем стал после произошедшей здесь катастрофы, ночным кошмаром Гнилолесья. Все встало на свои места, но не было от этого легче. Вот почему нас преследовало чувство, что сам лес за нами наблюдает – это был сын Монара, так и не оставивший свою родину. Вот кто украл наших лошадей и кто заманил нас в свою ловушку. С самого начала он следил за нами, играя как кот с мышами, которые не осознают, что находятся во власти хищника. Каковы шансы совладать с врагом в его же логове? Ничтожно малы, если не ухватиться за единственно верный – внезапность.