Михаил Рожков - Хранитель

— Меня интересует, где находится Самуил Степанович, — жёстко произнёс журналист. — Люди видели его в окне вместе с вами. Но при штурме он обнаружен не был.

— Баш на баш, — улыбнувшись вновь, произнёс мэр. — Я вам информацию, вы мне свободу. А то эти два дурака ненароком меня прибьют.

— Да не прибьёт тебя никто, — взял слово Фрол. — В конце месяца, когда ворота откроются, я думаю, власти наконец-то примут меры в отношении Красного Богатыря. Слишком уж много дел мы тут натворили. Но тебя всё равно посадят.

— Эх сынок, сынок…

— Я повторю свой вопрос, — снова спросил Ручкин, — где Энштен?

— Да ничего я вам не скажу, — сплюнув на пол, отрезал Захар Аркадьевич.

— Скажете. Вам же интересно, где ваша супруга с дочерью?

— Что с ними, они живы? Скажите, с ними всё в порядке? — взволнованно закричал Семёнов.

— Я жду ответа.

— Хорошо. Я скажу, только вряд ли вы мне поверите. Самуил Степанович, он не человек. Я не знаю, кто он или что. Я давно что-то такое за ним подозревал. Да тут долго рассказывать. По факту это он всё время руководил Красным Богатырём. А я что, я всего лишь пешка в его руках.

— Не надо лирики, куда делся Энштен?

— Вы не поверите, когда сломали дверь, он просто исчез. Это правда. А теперь скажите, что с супругой и Настенькой?

— Как исчез?

— Растворился в воздухе.

— Они в церкви, у отца Михаила. Там их никто не тронет, — ответил журналист и повернулся к выходу. Он узнал всё, что хотел, и больше ему говорить с мэром было не о чем.

— Подождите, — заговорил Фрол.

Ручкин обернулся.

— Я отвлеку Исаева, а ты, — дворник указал пальцем на Семёнова, — уходи.

— Не понял, — произнёс Захар Аркадьевич.

— Уходи, говорю, беги к отцу Михаилу, он спрячет.

— Ты уверен, сынок?

— Иди, — раздражённо произнёс Фрол.

Отвлекать Исаева не пришлось. Он крепко спал рядом со своим напарником. Дворник отдал свою куртку отцу, обул его в ботинки, снятые с Исаева, и тот украдкой побежал в сторону церкви.

— Осуждаете? — спросил дворник у старушки и журналиста, когда они вышли из отдела.

— Нет, это твоё решение. В конце концов он твой отец. И никто тебя не вправе судить, — ответил Ручкин.

— Ты всё правильно сделал, Фролушка, — произнесла Анна Серафимовна и обняла его.

— Так что вы думаете по поводу Энштена? — совладав с чувствами, задал вопрос Фрол. — Неужели это правда, то, что рассказал отец?

— Тебе знаком принцип бритвы Оккама? — ответил вопросом на вопрос Пётр Алексеевич?

— Чего?

— Того. Философ такой был. Смысл прост: «Не следует множить сущее без необходимости».

— Я сейчас ничего не понял.

— Фролушка, Пётр Алексеевич хочет сказать: «что может быть сделано на основе меньшего числа предположений, не следует делать, исходя из большего», — произнесла старушка.

— Браво, Анна Серафимовна. Я восхищён вашими познаниями, точь-в-точь процитировали Оккама, — воскликнул Ручкин. — Проще говоря, если мы считаем, что Самуил Степанович — это не человек, а, скажем, нечто, то не стоит искать больше доказательств для подтверждения этого факта. Возьмём эту версию за основную и будем от неё отталкиваться.

— А кто же он и что мы будем делать дальше? — глядя на журналиста, произнёс дворник.

— Будем искать учителя. Как вы считаете, Анна Серафимовна, куда нам в первую очередь стоит пойти, к нему домой или в школу?

Их разговор перебил мальчонка. Обычный ребёнок, лет семи, одетый в красную куртку и дутые штаны. Он смешно бежал навстречу троице, размахивая руками.

— Это вам письмо, — произнёс мальчонка, поравнявшись с журналистом.

Ручкин протянул руку и взял листок бумаги.

— От кого это? — спросил он.

— От учителя.

— Мальчик, тебя как зовут? — наклонившись к ребёнку, спросила Анна Серафимовна.

— Семён.

— Сёма, а где ты видел учителя?

— Возле школы, он дал мне рубль и сказал, чтобы я отнёс письмо журналисту. Я вас полдня ищу, всё село оббегал.

Пётр Алексеевич развернул лист бумаги. Анна Серафимовна и Фрол наклонились с двух сторон над письмом.

Письмо гласило: «Неплохо, Господа! Но не спешите праздновать победу. В пылу страстей вы забыли про удивительную девушку — Зинаиду. Успокойся, Фролушка, ты наверняка сейчас сжал кулаки. С ней всё в порядке, пока в порядке. Не ищите со мной встречи, я сам вас найду». Внизу стояла подпись: «Ваш нечеловек».

Весь предыдущий день Фрол сбился с ног, ища Зинку и Самуила Степановича. Он прочесал каждый уголок Красного Богатыря, заглянул в магазин, домой к учителю и с особым упоением в школу, где разнёс вдребезги кабинет Энштена. Наконец, выбившись из сил, он напился до беспамятства, в коем и пребывал до сих пор. Ручкин и Анна Серафимовна, как всегда на кухне, держали совет.

— Спит наш деятель? — спросил недовольно журналист, хрустя печеньем.

— Спит. Пускай спит. Любит он её, до умопомрачения. Так уж случилось. Это со временем пройдёт, ну а пока его нужно понять.

— Умная вы женщина, Анна Серафимовна. А сами-то любили?

— Да. Конечно. Как и все. Только недолго. Быстро прошло, а может, повзрослела. Так что вечная любовь существует для меня только в песнях.

Они оба замолчали. Журналист продолжал уничтожать печенья, запивая их чаем.

Старушка посмотрела в окно и вдруг спросила:

— А что лично предпочтёте вы: опьянение любовью или трезвый разум?

— Второе.

— Я почему-то так и думала. Просто вы привыкли работать головой, всё остальное вам будет только мешать. Для холодного расчёта нужна предельная концентрация.

— Возможно, но иногда я таким, как Фрол, завидую.

Они помолчали ещё немного.

— Что делать-то будем, Пётр Алексеевич?

— Ждать. Учитель обязательно объявится.

— Ну что ж, подождём.

— Знаете, я раньше терпеть не мог чего-то ждать: дня рождения, Нового года, каких-то покупок, встреч. Просто не находил себе места. Даже спал плохо. А со временем научился. И теперь даже получаю некое удовольствие от этого.

— В ожидании тоже есть определённый смысл, конечно, если оно приятное. В любом случае всякому ожиданию приходит конец. И конечный результат, вне зависимости от того, хороший он или плохой, несёт в себе какую-то информацию. А вы жить не можете без информации, без решения каких-нибудь задач. Вам нужно постоянно насиловать свой мозг, Пётр Алексеевич.

— Выходит, я мазохист?

— Просто, когда ваш мозг работает, вы чувствуете, что живёте.

— Вот теперь я вас боюсь, Анна Серафимовна.

— Не стоит. Я просто очень долго живу на этом свете.

Ручкин закурил. Он крепко затянулся и выпустил дым в потолок.

— Слышали, Копытин всех возле администрации собирает? — спросила чекистка.

— Когда?

— Сегодня в четырнадцать ноль-ноль.