Михаил Рожков - Хранитель

— И что теперь делать?

— Не знаю, пойдём быстрее, пока нас никто не заметил.

Тихо крадясь между домов и оград, поминутно оглядываясь, они наконец вышли на окраину села. Вдали, сквозь покров ночи, виднелся силуэт церкви. Спустя пару минут они были у цели. Сама церковь была закрыта, священнослужитель жил рядом, в небольшом домике. Именно к нему и направились спутники. Фрол тихо постучал в деревянную дверь. Тишина. Он постучал чуть сильнее и настойчивее. Снова без ответа. На третий раз дверь открылась и в проёме показалось сонное лицо отца Михаила.

— Это кто здесь буянит? — недовольно спросил он.

— Это я, батюшка, Фрол.

— А это кто с тобой? — присмотревшись, спросил отец Михаил. — Батюшки, это же наш преступник.

— Не преступник он, — заступился за журналиста дворник, — оклеветали его. Это долгая история. Нам бы спрятаться.

— И с чего вы решили, что я вас пущу и не сдам полиции?

— Вы же божий человек, — взял слово Пётр Алексеевич, — даже если я и преступник, я прошу у вас помощи. Неужели откажете?

— Хм, — ухмыльнулся в бороду священнослужитель, — ну заходи, раз помощи просишь. Только помощи надо у Бога просить, а не у меня. Помощи и прощения.

Мужчины вошли в дом. Отец Михаил предложил проследовать на кухню, где заварил ароматный чай с чабрецом. За кружкой чая Ручкин и пересказал все события, случившиеся с ним в Красном Богатыре.

— Однако, — произнёс священнослужитель. — Если это правда, то искать вас будут везде. И рано или поздно доберутся и сюда. Но, думаю, пару дней у вас в запасе есть.

— Один вопрос, батюшка, — произнёс Пётр Алексеевич, — Фрол вот считает, что Самуил Степанович не человек. А вы как думаете?

— Если есть бог, значит, есть и чёрт. И не дай бог встретить его воплощение на земле. Вы лучше-ка спать ложитесь, ребята, скоро светает. А я буду молиться за вас и за всех нас.

Каждый из нас в детстве мечтал попасть в сказочный мир, совершить путешествие в волшебную страну или встретиться с инопланетянами. Петру Алексеевичу выпала уникальная возможность встретиться лицом к лицу с чем-то неизвестным, одновременно стоя на краю опасности. Испытывал ли он от этого восторг, радость или удовлетворение? Скорее всего, нет. Наверное, всему своё время. Это как в детстве: ждёшь с нетерпением приближение Нового года, подарков, ёлки, запаха мандаринов, а затем с годами он становится просто очередным праздником, обыденностью. Так и здесь. Нужно ли оно всё это сейчас, в зрелом возрасте? Нет. И Ручкин твёрдо в этом был уверен. Сейчас он больше предпочитал стабильность и спокойствие. А вот боялся ли он? Тоже нет. С годами он научился подавлять в себе чувство страха, научившись с ним бороться трезвым умом и холодным расчётом. Единственное, что раздражало и напрягало, — то, что враг был неизвестен. Больше всего Ручкин не любил неизвестность и неопределённость. Под эти мысли он и заснул.

— Вставай, соня, — сквозь сон раздался голос Анны Серафимовны.

— Сколько времени? — потирая глаза, спросил журналист.

— Уже полдень, время собирать камни. Вставай быстрее и пойдём на кухню, совет держать будем.

Пётр Алексеевич с трудом прогнал остатки сна, расчесал рукой волосы и проследовал на кухню, откуда разносился запах еды. Фрол хозяйничал возле плиты, жаря яичницу.

— Спартанский завтрак, — улыбаясь, пояснил дворник. — У батюшки тут особо продуктами не разживёшься.

— Зато в яйцах очень много белка и полезных аминокислот, — просветил Пётр Алексеевич, усаживаясь за стол. — Как там дела на воле, товарищ подполковник?

— Плохо дело, — начала рассказывать старушка. — Пинкертон пропал.

— Как пропал? — спросил Ручкин.

— Совсем. Я думаю, у них возникли разногласия, и Семёнов с Энштеном решили его убрать.

— Как убрать, убить что ли?

— Петя, — снисходительно произнесла чекистка, отхлёбывая чай из кружки, — ну что ты как маленький. Ты же не в сказке живёшь. Вариантов избавиться от человека очень много. Передай лучше сахар, пожалуйста.

— Сахар — это яд, в вашем возрасте надо контролировать количество углеводов, — язвительно произнёс Ручкин, протягивая баночку с сахаром.

— В моём возрасте уже всё равно, от чего помирать: от диабета или от пули — всё одно.

— Бабуль, не говори так, — насупившись, подал голос Фрол.

— Да это я так шучу, Фролушка. Есть ещё одна новость, похуже. Захар Аркадьевич объявил военное положение и ввёл смертную казнь на территории Красного Богатыря.

— Что за чушь?! — поглощая яичницу, возмутился журналист.

— Это не чушь. Де-факто мы тут отдельное государство. С большой земли на нас всем наплевать. Так, поначалу был интерес, потом всё сошло на нет. Вот и закрыли нас от греха подальше. Иногда ворота открывают, привозят зарплату и вещи с продуктами, как подачку. Ты думаешь, почему Семёнов себя мэром называет?

— Почему?

— А кто ему запретит? Он здесь царь и бог. Барахтаемся мы тут сами по себе, друг друга перебьём, там наверху только вздохнут с облегчением. Так что поймают тебя, Пётр Алексеевич, посудят по своим законам и убьют.

— Как же так? Но ведь должен же быть какой-то выход, какая-то связь или сообщение с большой землёй? С миром?

— Нет. Связь не проходит, даже спутник нас не видит. А может, и есть, например, у Самуила Степановича. Может, он и действует по чьей-то указке и не просто так здесь оказался. Кто знает, что за эксперименты здесь проводились или проводятся? Так, что грохнут тебя на всякий случай, от греха подальше. Потом скажут: пропал журналист на красной земле, на аномалию спишут. Может кто-то там, в столице и вздохнёт с облегчением после твоей смерти. Ведь, наверно, в процессе карьеры многим дорогу перешёл? А может, и не просто так тебя сюда пустили.

— Но ведь должно же быть какое-то решение? — обречённо вздохнул Пётр Алексеевич.

— Думай, Петя, думай! Тебя рано или поздно найдут. Это вопрос времени.

Ручкин трясущимися руками достал из пачки сигарету, прикурил её и принялся думать. Мысли роились в голове, но никак не выстраивались в спасительные. Он почти докурил сигарету до фильтра, как вдруг его осенило.

— Если насилия не избежать, значит, нужно его возглавить! — выдал журналист, ища глазами, обо что бы затушить окурок.

— Чего ты сейчас сказал? — спросил Фрол, собравшись мыть посуду.

— Революция!

— Гениально! — прокричала Анна Серафимовна, вскочив со стула и захлопав в ладоши. — Если сейчас для нас главная опасность мэр, так мы выберем себе другого мэра.

— А как же Энштен? Разве не он главный злодей? — спросил дворник.

— Что Энштен — без власти Семёнова так, просто хитрый жук, — парировала старушка. Пётр Алексеевич, голубчик, у вас деньги есть?

— Так, немножко, тысяч двадцать.

— Это у вас там эти деньги немножко, а для нас тут очень серьёзная сумма. Так что всё, что надо для революции, у нас есть. Деньги есть, народ, который готов бунтовать за эти деньги, тоже есть.