Михаил Рожков - Хранитель

— Так все так делают, — разведя руки в стороны, произнёс мужчина.

Ручкин о чём-то подумал и тихо вышел из палаты, прикрыв дверь и ничего больше не сказав. В остальных палатах было то же самое: везде, где майками, где рубашками, были занавешены лампы. В одной из палат Пётр Алексеевич заметил, как один из душевнобольных совершает странные движения под одеялом. Но потом, вспомнив, что у психически больных людей повышено либидо, так же тихо покинул помещение, прикрыв за собой дверь. В последней палате, одна из кроватей пустовала. «Наверное, в туалет вышел», — подумал Ручкин и тут же решил это проверить. Быстрым шагом он дошёл до конца коридора и распахнул дверь. На подоконнике сидел круглолицый мужчина с коровьими глазами и курил. Увидев вошедшего медбрата, он произнёс:

— Сам пришёл?

— Мы знакомы? — спросил Пётр Алексеевич, входя в санитарную комнату.

— Забыл, что ли, уже меня? Лёха я.

— Точно, вспомнил.

— Ну, так что надумал? Дань платить будешь? — дерзко произнёс Алексей.

— Какую дань? — смеясь, спросил журналист.

— Пачка сигарет каждую смену.

— А если нет, то что? — с вызовом улыбаясь, спросил Ручкин, подойдя поближе.

— Вариантов много, — размышляя, произнёс пациент. — Например, пойдёшь ты ночью один в туалет, а тебя по голове кто-нибудь ударит, и будешь потом ходить и улыбаться, — Алексей громко рассмеялся: ему очень понравилась сказанная им шутка.

— А если тебя кто-нибудь ударит? — спросил Пётр Алексеевич, грозно нависнув над мужчиной.

— А я что, я же больной, с меня и спрос маленький. А вот расскажу Василию Ивановичу, что ты меня бил, он тебя мигом отсюда вышвырнет, — ловко парировал пациент.

Ручкину стало немного стыдно. Действительно, он, взрослый, здоровый, адекватный мужчина, угрожает психически нездоровому человеку. Но уйти просто так или промолчать было нельзя. Во-первых, тогда уже Алексей никогда не будет уважать его и при случае станет пользоваться моментом. А во-вторых, гордость и самоуважение не позволяли. Нужно было срочно что-нибудь придумать. И он придумал.

— А знаешь, — начал говорить журналист, — мне кажется, что ты себя неадекватно ведешь. Что если я сейчас позвоню дежурному врачу и мы тебя привяжем к кровати?

— Это же неправда! Я скажу, что всё не так, — возмутился пациент.

— Как ты думаешь, кому он поверит: мне или тебе?

— Ладно, — затушив сигарету об подоконник и сплюнув на пол, произнёс Алексей, — пока один ноль. Но мы ещё встретимся с тобой.

— Пренепременно, — бросил вслед больному журналист.

Пётр Алексеевич вернулся на пост и устало сел на стул. Сон медленно и неотвратимо наваливался на него, признаться, за текущий день он очень устал. Внезапно зазвонил стационарный телефон. Его звон, как набат, разносился по отделению. Немного поколебавшись, Ручкин взял трубку.

— Алло, — произнёс он.

— Не «алло», а правильно говорить «первое отделение слушает», — ответили на том конце провода.

— Первое отделение, — исправившись, ответил журналист.

— Молодец. Расслабься. Не узнал, что ли?

— Нет.

— Это Василий Иванович.

— А, Василий Иванович, простите, не узнал. Богатым будете.

— Буду, — буркнул в трубку врач. — Ты извини, я раньше хотел позвонить, да забегался что-то. Как ты там? Всё хорошо?

— Работаю в поте лица. На вверенной вами территории без происшествий.

— Смешно, — фыркнув в трубку, произнёс заведующий. — Ладно, давай, до утра.

Следующие два часа Пётр Алексеевич безуспешно боролся со сном. В неравной борьбе выигрывал последний. Ручкин ещё раз прошёлся по палатам, один раз покурил и начал засыпать, сидя на стуле. Положение спасла внезапно появившаяся Лариса Геннадьевна. Она сладко зевнула, потянулась и произнесла:

— Спать хочешь? Иди в сестринскую, поспи. Часиков до пяти можешь смело залипнуть.

Уговаривать дважды журналиста не пришлось. Он взял ключ у медсестры, дошёл до нужной двери, открыл замок и, не включая свет, рухнул на диван.

— Возьмите котика, — говорила маленькая девочка проходящим мимо людям.

Кто-то скромно улыбался, кто-то стыдливо прятал взгляд, а кто-то безразлично проходил мимо. На улице было холодно. Девочка, одетая в розовый пуховик, вязаную красную шапочку и такие же варежки, притопывала ногами о холода и дула в маленькие ладошки.

— Возьмите котика, — произнесла она очередному прохожему.

— Ну-ка покажи, кто там у тебя? — произнёс, остановившись, мужчина.

Девочка расстегнула молнию на пуховике, и оттуда показалась маленькая мохнатая мордочка. Большими влажными глазами котёнок смотрел на человека снизу вверх.

— И как его зовут? — деловито спросил прохожий.

— Не знаю, — тонким голосом ответила девочка, — я его на улице нашла. Он замерзал. Возьмите котёнка, — вновь повторила она с надеждой в глазах.

— Дитя, это жизнь. Выживает сильнейший, — философски изрёк мужчина. — Брось это блохастое существо и иди домой.

Котёнок испуганно убрал мордочку обратно в недра пуховика, а девочка застегнула молнию. Вечерело. Мороз крепчал. Щёки девочки задубели на морозе, а на ресницах появился иней. Никто из проходящих мимо людей не хотел спасать животное. Вздохнув, ребёнок побрёл домой. Войдя в подъезд и поднявшись по лестнице на свой этаж, девочка остановилась перед входной дверью. Расстегнув пуховик, она посадила котёнка на пол. Тот, обретя твёрдую поверхность под лапками, радостно замурлыкал и принялся тереться головой об ногу ребёнка. Рука дотянулась до звонка, и через мгновение дверь открылась.

— Мама, можно он будет жить у нас? Он очень хороший. Посмотри, какой он красивый.

Котёнок, радостный, что обрёл дом, засеменил в квартиру.

— Пошёл вон, — крикнула женщина, пнув ногой маленькое существо. Раздался жалобный визг. — Маша, я же говорила тебе не водить в дом животных, — произнесла с укором женщина и, схватив девочку за капюшон, затащила в квартиру, захлопнув дверь.

Котёнок грустно посмотрел на дверь и, съёжившись, уселся возле стены.

Пётр Алексеевич поднимался по ступеням, насвистывая весёлую мелодию. Увидев дрожащее животное, он остановился и присел на корточки.

— Это кто тут у нас такой? — ласково произнёс Ручкин, приподняв котёнка на вытянутые руки. Неожиданно маленькие когтистые лапы начали расти и увеличиваться в размерах, превращаясь в человеческие руки. Они сомкнулись на горле журналиста и начали его душить. Кошачья морда превратилась в лицо Иванова. Воздух кончался, в глазах потемнело.

Пётр Алексеевич резко вскочил с дивана, часто дыша. Лицо его было в холодном поту. Рот пересох. Нащупав в темноте выключатель, он включил свет, налил из графина воды и жадно выпил.

«Приснится же такое, — произнёс он, смотря на себя в зеркало. — Так и с ума сойти недолго». Ручкин как будто бы до сих пор ощущал сомкнутые пальцы на своей шее. Выйдя в коридор и дойдя до поста, он спросил у заполнявший журналы Ларисы, который сейчас час.