Михаил Рожков - Хранитель

Подойдя к Ручкину, она тихо произнесла:

— Стоишь здесь, смотришь, чтобы не было никаких происшествий.

Пациенты начали приём пищи, громко гремя ложками. Один из них, худенький паренёк лет восемнадцати с лёгким пушком под носом, зачерпнул ложку каши и кинул её в сидящего напротив пожилого мужчину. Тот резко вскочил и, заплакав, бросился бежать к выходу.

— Иванов, — крикнула грозно буфетчица, — перестань буянить. А ты, Кроликов, сядь на место.

Иванов тут же сделал невинный вид, а Кроликов, вытирая ладонью глаза, пошёл за свой стол. Ели недолго, после чего Галина принесла тетрадь и поднос с таблетками.

— Смотри, — сказала она Ручкину, — подходишь к столу, спрашиваешь фамилию, в списке находишь названия таблеток, берёшь их с подноса и даёшь больному. После чего смотришь, чтобы он их выпил, затем просишь показать язык и, если всё хорошо, идёшь дальше. Всё понял?

— Да.

Задание оказалось несложным, но очень нудным. Пётр Алексеевич справился с ним минут за двадцать. После чего Галина включила больным телевизор, и они переместились в холл.

— Ну а мы тоже позавтракаем, — весело сказала медсестра и уселась за стол, накладывая себе кашу. — Ты-то будешь, Петь?

— Нет, наверное. Какао только попью, — ответил, присаживаясь за стол, Ручкин, наблюдая, как буфетчица собирает тарелки. — А за пациентами кто следит?

— Люська посмотрит. Санитарка наша.

Ручкин молча смотрел, как Галина аппетитно уплетает манную кашу, и мелкими глотками пил какао. Какао было дрянь, но выбирать не приходилось.

— Ну как тебе тут, Петя? — спросила, жуя, медсестра?

— Непривычно, — честно признался журналист.

— А до этого где работал?

— На скорой помощи, фельдшером, — соврал Пётр Алексеевич.

— Ну да, у нас работа специфическая, — начала наставлять Галина, — с ними как с детьми, кого-то надо припугнуть, какого-то похвалить, кого-то наказать. Главное, не показывать страха, они это мигом чуют. Они должны тебя не бояться, а именно уважать, иначе у тебя ничего не получится. Ясно?

— Ясно. А почему они тут все полусонные ходят?

— Так от таблеток, спать хотят. Поэтому так нехотя из палат и выходят. Некоторые прямо стоя и засыпают. Ну, ничего, сейчас поедим, Люська полы помоет в палатах, там обед, а после него и запустим их на тихий час.

— А кто вторая медсестра?

— Жанка. Тоже, кстати, на скорой раньше работала. У неё свой пост — палата ООР. Там сейчас семеро лежат. Вроде все, тьфу-тьфу-тьфу, спокойные. Ванюшка к нам поступил перед Новым годом, тоже вроде тихий. Там работая простая, смотри за ними, чтобы чего не случилось, судно подавай или утку, кто поспокойней, можно и в туалет выпустить. Если кто буянить начнёт, то к кровати привязываешь и звонишь дежурному врачу.

Пётр Алексеевич, морщась, допил какао.

— Да ты не переживай, — заметив его лицо, сказала медсестра. — Привыкнешь. Надеюсь. А то с мужчинами у нас здесь туго.

Закончив трапезу, они переместились в холл. Основная задача Ручкина состояла теперь в том, чтобы следить за пациентами, отгонять их от окна и не разрешать им заходить в правое крыло отделения, где находились кабинеты заведующего, ординаторская, сестринская и кабинет старшей медсестры. Галина села заполнять многочисленные документы, санитарка мыла полы в палатах, громко работал телевизор. Душевнобольные были заняты кто чем. Часть из них, расположившись на диване и креслах, смотрела новости, другие ходили по коридору, третьи тихо дремали на корточках, прислонившись спиной к стене. Один из больных, тот худенький парень с пушком на губах, который кидался кашей, стоял в двух метрах от зарешёченного окна, боясь подойти ближе, и с тоской смотрел на падающий снег. Неожиданно Пётр Алексеевич заметил, как в конец коридора, туда, где находился туалет, пошёл Иван. Решив, что это удачный момент, журналист направился следом за ним.

Туалет Ручкина поразил. Во-первых, дверь не закрывалась на замок за отсутствием последнего, в целях безопасности. Во-вторых, кабинок не было. Стояли вдоль стены пять унитазов, на одном из которых справлял нужду старенький дедушка. Возле другой стены находились в ряд умывальники. Возле зарешёченного окна расположился один из больных и курил в приоткрытую форточку. Иван стоял рядом и тоскливо смотрел на дым.

— Угощайся, — произнёс Пётр Алексеевич, подойдя к Ивану и протянув ему сигарету.

Тот молча взял её в руки, достал из кармана зажигалку, прикурил и жадно затянулся. Закурил и Ручкин.

— Ты думаешь, я тебя не узнал? — произнёс больной, держа сигарету трясущимися пальцами. — Узнал. Ты же тот самый хранитель. А где же Анна?

— Послушай, как там тебя? — начал подбирать слова журналист, — я могу тебе помочь, только скажи, кто ты, откуда знаешь про хранителей и про Анну?

— Я бог, — без эмоций ответил Иван, — я всё знаю.

— Что тебе надо? — попытался зайти с другой стороны Ручкин.

— Я бог, мне ничего не надо, — ответил пациент, выкинул окурок в форточку и вышел из туалета.

«Ну ничего, первый контакт налажен», — подумал про себя Пётр Алексеевич и пошёл исполнять свои новые обязанности.

Наступило время обеда. Он проходил так же, как и завтрак, за тем исключением, что блюд было больше. Затем наступила стандартная процедура раздачи таблеток. Выполнив эту задачу, Пётр Алексеевич чуть не потерпел фиаско. К нему подошла Галина и объяснила, что после обеда некоторым больным положены инъекции и нужно по списку пригласить их в процедурную. После того как необходимые пациенты были собраны, медсестра протянула ему лоток с набранными шприцами и попросила сходить его в палату охранительного режима сделать двум пациентам уколы. Вот тут журналиста мог ждать провал, так как уколы он делать не умел, а видимого повода отказать Галине не было.

— Боишься, что ли? — ухмыльнувшись, произнесла медработник.

— Боюсь, — ухватился за спасительную соломинку Пётр Алексеевич.

— Ладно, — улыбнулась она, — сегодня сама сделаю, но ты привыкай, они не кусаются. Во всяком случае не все и не всегда.

Наступило время тихого часа. Пациентам открыли палаты, и большинство с удовольствием легли на кровати. Ручкин сидел на первом посту и с тоской смотрел на пустой коридор. Он всё ждал, когда Иван в очередной раз выйдет в туалет. Идти напрямую в палату не хотелось, так как их разговор могла услышать медсестра, у которой возникнет тут же куча вопросов. Но если совсем будет безвыходная ситуация, так придётся и поступить. С самого начала у Петра Алексеевича было одно логическое объяснение, до конца оно не подтвердилось, но подвижки были. Торопить события тут было нельзя, дабы не расстроить тонкую психическую организацию Ивана. То, что он больной, Ручкин был почти уверен. Оставалось лишь подтвердить всю свою теорию доказательствами, а уже потом думать, что со всем этим делать. Ну, ничего, времени до следующего утра ещё было предостаточно. А тут в отделении был свой целый мир, со своими законами и порядками. Например, были свои авторитеты и свои старожилы. Журналист с удивлением узнал, что некоторые здесь находятся годами. Это те, кто были признаны по суду недееспособными, от которых отказались родственники. Один из них, Кроликов, живёт тут уже двадцать лет, получает пенсию, и для него это отделение — дом родной, другого мира он уже и не помнит, да и не хочет знать. Есть, конечно же, и те, кто попадает сюда однократно и больше никогда не возвращается. Целый мир, о котором девяносто девять процентов жителей страны даже и не подозревает. Ну и не надо, наверное, им знать. У каждого своя жизнь и у каждого свой собственный мир, в котором он король, и только от него зависит, как будет развиваться его государство. У кого-то мир страшный, похожий на фильм ужасов, а у кого-то прекрасный, как восход солнца. У кого-то весь мир в одной квартире, а кому-то и планеты мало. Но каждый из них имеет право на жизнь, и каждый из них надо уважать. У Петра Алексеевича было одно любимое занятие: он любил заглядывать в чужие миры.