Дебора А Вольф - Наследие Дракона [litres]

Она просит передать, чтобы ты не сопротивлялся. Иначе они тебя прикончат. Тогда ей придется вступить в драку, и они прикончат и ее. – Иннахиль зевнул, продемонстрировав клыки размером с предплечье Левиатуса. – А теперь можешь поблагодарить меня за то, что я с тобой сейчас говорю.

Ани на мгновение встретилась с юношей глазами и кивнула.

– Спасибо, – прошептал Левиатус.

– Что ж, всегда пожалуйста, мальчик, – рассмеялась Мариза. – Приятно видеть, что драконий король научил тебя уважать сильнейших.

Она улыбнулась, и Левиатус почувствовал себя так, будто паучата у него в животе вылупились из яиц и пытаются немедленно выбраться наружу.

– У тебя симпатичный рот, мальчик. И красивые волосы. – Мариза протянула руку и погладила его по голове, и Левиатус чуть не содрогнулся, когда она на него посмотрела. Было в глазах этой женщины что-то очень нехорошее. – А все остальное у тебя такое же симпатичное? Давай-ка это выясним.

Истаза Ани нервно заерзала на месте.

– Мариза…

– Заткнись, д’зееранийское отродье. – Мариза раскрыла рот и оскалилась. – Нас много, а ты одна.

Ани встала, и ее меч блеснул золотом в свете огня. Иннахиль поднялся вслед за ней. Вашай подвывал, и издаваемый им звук был таким глубоким, что его не слышали, а скорее ощущали кожей.

– Я не одна.

– Может быть. А может быть, и нет. – Мариза не выглядела взволнованной. – Но скольких из нас тебе – прошу прощения, вам двоим, – удастся достать, прежде чем я разрежу глотку этому хорошенькому мальчику? – Она покачала головой и вздохнула. – Его отец будет очень разочарован. Садись, д’зееранийка, а не то я верну эту хорошенькую штучку в Атуалон разделанной на части.

Ани, побледнев, опустилась на землю. Иннахиль тоже сел, но его черно-белая грива стояла торчком от возмущения, и Левиатус, опускаясь на колени, почувствовал отголоски кошачьего рыка в земле.

– А теперь, милый мальчик, скажи-ка мне, будешь ли ты сопротивляться? Люблю, когда меня вызывают на бой. – Мариза схватила его за волосы и приказала державшим его женщинам: – Разденьте его.

Левиатус почувствовал, как ее рука вырвала с корнями прядь его волос – так внезапно, что он взвизгнул от боли. Он услышал, как Ани что-то крикнула на зееранийском, но ее голос быстро заглушили. Юношу обвили руки, которые толкали и дергали его, и он услышал треск рвущейся ткани – его одежда не выдержала напора.

Левиатус начал сопротивляться…

И проиграл.

Хафса Азейна пропустила встречу со старшинами Байид Эйдтена в «Смеющемся мимике». Она отправила двоих детей с записками Маттейре и Матту, но только одно из посланий дошло до адресата. Второй ребенок замешкался в дверном проеме кухни, завороженный ароматом корицы, и ожидание ответа заставило повелительницу снов припоздниться. Если бы у маленького ребенка не урчало в животе, события могли бы развиваться совсем иначе.

– Я сам вытащил несколько тел, – сказал легионный генерал Давидиан, когда присутствующие посмотрели на сложенные перед ними трупы. – Многие из мертвецов оказались старшинами, но что они делали в Байид Эйдтене, до конца не ясно. Остальные жертвы – женщины. И дети. Милые крошечные детишки. – Его голос дрогнул, и он сунул шлем с драконьей мордой под мышку, вытирая слезы с лица. – Некоторые принадлежали к Мерам, другие, вероятно, были торговцами или путешественниками. И что мне теперь делать, бросить их в безымянную могилу вдали от дома, и пусть их семьи ломают голову о судьбе близких?

Сажа въелась в глубокие морщины у краешков его рта, превращая его лицо в скорбную маску. Годы оказались милостивы к генералу легионеров (и можно с уверенностью сказать, что он сохранил гораздо больше волос, чем Вивернус), но в этот день он, по всей видимости, сполна почувствовал груз своих лет.

Предрассветное небо бледнело, обретало перламутрово-серый цвет, который перемежался полосками нежно-розового и следами уходящей ночи; слишком трогательный фон для жестокой сцены, которая открылась перед ними. Дюжина тел – мужчин, женщин и да, маленьких детей – лежала в ряд на одеялах, как будто теперь это могло принести им хоть какое-то утешение. Их смерть оказалась жестокой, о чем можно было судить по растерзанным конечностям, напоминавшим жженые поленья, и раскрытым в немых воплях ртам, исполненным просьбами об освобождении от боли. Еще одна чудовищная картина будет навеки выжжена во снах Хафсы, слой за слоем боли и скорби.

Иногда даже смерть не приходит легко.

Это был жестокий урок для Саскии. Лицо девушки стало бледным, как у чужестранцев, и ее стошнило.

– Элени была такой милой, – вновь заговорил Давидиан, продолжая таращиться на мертвые тела. – Она любила лошадей. Мужчины, смеясь, говорили: если хочешь пригласить Элени на танец, у тебя как минимум должна быть солома в волосах. У меня есть дочь примерно такого же возраста, как она, и внук. Скажи, как мне все это объяснить матери Элени? Лучше бы нам обдумать это заранее.

Незнакомый Хафсе Азейне легионер покачал головой и хмуро уставился на почерневшие тела.

– «Смеющийся мимик» считается оплотом семьи Меров. Точнее, считался. Когда об этом узнает Нинианн… Эта женщина жестко реагирует на все, что касается ее семьи, а ее личная армия в два раза превосходит королевское войско.

– Скорее в четыре.

Все повернулись на голос и обнаружили стоявшего все это время позади покрытого татуировками мужчину. Несмотря на его очевидную юность (безбородое лицо и долговязое тело, казалось, намекали на то, что он еще не вырос до конца), что-то в его глазах и спокойствии, окутывавшем его, точно плащ, подсказало Хафсе Азейне, что перед ней не обычный парень.

– Иль Мер, – поклонился генерал легионеров, и его драконий шлем блеснул на солнце. – Мы очень сочувствуем вашей семье, которую постигла столь тяжелая утрата.

– На самом деле сочувствуете? – Глаза юноши стали темными и зловещими. – Не думаю, что вы способны осознать глубину утраты, постигшей нашу семью. Вы выставили наших мертвых на всеобщее обозрение, точно они ничего из себя не представляли. – По его телу пробежала странная мелкая дрожь, и у Хафсы Азейны поднялись волоски на руках. Что-то с этим сыном соли не так.

Вы, двуногие, очень медленно соображаете, – усмехнулся Курраан в глубине ее сознания. – И пахнете, как жареная свинина.

У него заурчало в животе.

Держись от всего этого подальше.

Как пожелаешь.

Вашай снова рассмеялся и исчез.

– Барам, Наамак, прикройте наших от глаз этих… людей. – Молодой человек зажмурился и демонстративно глубоко вдохнул, прежде чем снова открыть глаза и посмотреть прямо на Хафсу Азейну. – Повелительница снов, я нахожу довольно странным тот факт, что ты прибыла сюда именно тогда, когда пламя начало догорать. Скажи-ка мне, какие дела могут быть у супруги атуалонского короля в «Смеющемся мимике»? Неужели ты приехала лишь для того, чтобы выпить со старинными друзьями? – Он пнул обожженную и выкрученную ногу патрона.