Рик Риордан - Меч Лета [litres]

– Скромный и незаметный бог Локи, – повторил я, прекрасно ее поняв.

– Каким бы он ни был, – вздохнула Сэм, – мама меня воспитывала в основном одна и так, как считала нужным. Она была очень упорная, волевая и всегда поступала по-своему. А в местной общине меня, конечно, считали товаром порченым. А как же иначе. Я ведь незаконнорожденная. Поэтому дедушка с бабушкой считают большим везением, что Фадланы благословили мой будущий брак с Амиром. Я ведь ему ничего не прибавлю. Богатства у меня нет, уважением наша семья теперь тоже не пользуется, значит…

– Да перестань! – Показалось мне все это полной доисторической чушью. – Ты умная, сильная. Настоящая валькирия. Вполне естественно, что Фадланы благословили вас. Не вижу причины особенно восхищаться.

Темные ее волосы метались под сильным ветром, вбирая в себя крошки льда.

– С валькирией тоже проблема. Моя семья… Ну, в общем, в ней по-другому на это смотрят. У нас со скандинавскими богами длинная-длинная история.

– А точнее? – заинтересовался я.

Она махнула рукой.

– Слишком долго рассказывать. Но если им станет известно про эту мою другую жизнь… Боюсь, мистер Фадлан не будет в восторге, что его старший сын берет в жены девушку, которая занимается сбором душ для языческих богов.

– Ну, если в этом смысле…

– Как могу, прикрываю свое отсутствие репетиторством по математике. Ну и немного валькирского волшебства. Порядочной мусульманской девушке ведь не полагается шляться со всякими странными типами, да еще без сопровождения старших.

– Со странными типами? – хихикнул я. – Спасибо тебе на добром слове.

И тут я весьма живо представил себе: вот Сэм сидит, например, на уроке английского, вдруг мобильник ее начинает гудеть, и на экране высвечивается: «Вызывает Один». Она срывается в туалет, напяливает там на себя валькирский прикид и выпархивает из ближайшего окна прочь.

– Ну а когда тебя выгнали из Вальгаллы… Нет, мне очень жаль, конечно, что это случилось, но неужели ты в тот момент не подумала: «А может, и к лучшему? Хоть поживу спокойно».

– В том-то и дело, что нет, – покачала головой она. – Мне нужны обе жизни. И за Амира выйти хочу, когда придет время, и летать. Я ведь с самого детства об этом мечтала.

– Летать как на самолете или носиться по небу всадницей на волшебном коне? – спросил я.

– И то и другое, – сказала Сэм. – Я в шесть лет рисовала одни самолеты. Мечтала пилотом стать. Вот только ты много знаешь женщин-пилотов арабоамериканского происхождения?

– Полагаю, если тебе удастся, ты станешь первой.

– Правильно мыслишь, – одобрила Сэм. – Вот спроси меня про самолеты любое, уверена, что смогу ответить.

– То есть, когда ты стала валькирией… – начало кое-что доходить до меня.

– Для меня это стало таким потрясением, – подхватила она. – Ну как сбывшийся сон. Взлететь, когда хочешь. В любое мгновение. И к тому же еще делать что-то хорошее. Отыскивать честных, отважных и благородных людей, которые жизнью пожертвовали, защищая других, и отводить их в Вальгаллу. Ты хоть представляешь, как мне сейчас этого не хватает?

В ее вопросе звучала боль. Честные, отважные и благородные люди… Меня она тоже таким посчитала. И теперь, когда на нее из-за этого обрушилось столько бед, мне хотелось сказать ей, что все будет отлично и мы обязательно найдем способ вернуть ее вторую жизнь.

Но я промолчал. Что я ей мог обещать, когда даже не был уверен, что мы выживем в этой славной морской прогулке?

Из рубки раздался вопль Харальда:

– Смертные! Насаживайте на крючки наживку! Мы приближаемся к месту славной рыбалки!

– Нет, – покачала головой Сэм. – Идем дальше.

Толстую рожу Харальда перекосило от злобы.

– Дальше небезопасно. Там…

– Ты свое золото получить-то хочешь? – спокойно отреагировала на его злобный вид Сэм.

Харальд еще сильнее скривился, пробормотал какое-то явно неприличное йотунское ругательство, однако послушно прибавил обороты в моторах, и лодка устремилась вперед.

– Откуда ты знаешь, что нам нужно дальше? – повернулся я к Сэм.

– Просто чувствую. Видимо, это передалось мне с кровью отца. Одно из немногих преимуществ родства с ним. Всегда могу точно определить, где прячутся самые злобные монстры.

– Вот радость и счастье, – поежился я.

Нас окружала почти непроглядная серая мгла. Вглядываясь в нее, я вспомнил про Гиннунгагап – первобытный туман между льдом и огнем, и мне показалось, что мы в него-то сейчас прямиком и вплываем. Море, наверное, вот-вот исчезнет, а нас поглотит мир вечного забвения. Или я все-таки ошибаюсь? Дедушка с бабушкой ведь наверняка заволнуются, если Сэм не придет домой к ужину.

Лодка содрогнулась. Море потемнело.

– Ну вот. Теперь чувствуешь? Мы перешли из Мидгарда в воды Йотунхейма, – сообщила Сэм.

Я указал налево. В нескольких сотнях ярдов от нас в тумане виднелась гранитная башня.

– Да это же Грейвский маяк. Выходит, мы совсем близко от порта.

Сэм схватила одну из удочек великана, больше похожую не на орудие для рыбалки, а на шест для прыжков в высоту.

– Миры нахлестываются один на другой, Магнус. Особенно в районе Бостона. Беги за наживкой, – бросила она на одном дыхании.

При моем приближении Харальд сбавил до минимума обороты в моторах.

– Рыбачить здесь слишком опасно, – попытался он меня остановить. – Да и наживку эту вам вряд ли удастся забросить.

– Заткнись, Харальд! – выкрикнул я и, чуть не сбив его с ног торчащим в сторону рогом быка, поволок голову к носу лодки.

Мы с Сэм внимательно изучили крюк, основательно загнанный в череп наживки.

– Вполне сойдет за рыболовный крючок, – пришла к заключению моя многоопытная валькирия. – Привязываем цепь к тросу на удочке.

Мы пропыхтели несколько минут, пока нам удалось крепко соединить цепь с тонким, плетенным из стальной проволоки тросом, из-за которого катушка на удилище весила никак не меньше трех сотен фунтов, а затем совместными усилиями сбросили бычью голову с носа лодки.

Она стала медленно погружаться в ледяную пену, и до тех пор, пока не исчезла из вида, мертвый глаз быка взирал на меня с укоризной, словно пытаясь сказать: «Некруто, чувак».

Харальд проковылял тяжелой походкой к нам, волоча за собой огромное кресло, которое погрузил для устойчивости всеми четырьмя ножками в имевшиеся на палубе отверстия для якорных цепей, а затем еще зафиксировал стальными тросами.

– Будь я тобой, человек, пристегнулся бы, – указал он на кожаные ремни, которыми было снабжено кресло.

И фасоном своим, и этими самыми ремнями оно, по-моему, очень напоминало электрический стул, но я все же послушно сел в него и пристегнулся.

– Ну и зачем это надо? – спросил я у Сэм, которая уже протягивала мне удочку.