Мари Бреннан - Естественная история драконов. Мемуары леди Трент. Путешествие на «Василиске» [litres]

– Вот оно, доказательство, – в благоговейном восторге прошептала я. – Эти яйца отложены здесь отнюдь не случайно, не какой-либо предприимчивой особью, наткнувшейся на укромное место для кладки. Они помещены сюда драконианами. Дракониане действительно укрощали драконов – укрощали и разводили.

А может, даже приручили и одомашнили? От множества догадок просто голова шла кругом!

Голос Сухайла звучал вряд ли громче моего:

– Была такая гипотеза… О том, что найденные нами статуи – то есть фрагменты статуй, о которых я вам рассказывал – изображают богов плодородия. Или покровителей молодняка – в этом мы не были уверены… до сих пор.

Мой взгляд скользнул вдоль рядов окаменевших яиц, брошенных здесь древними скотоводами. Что за напасть заставила дракониан бежать? Если моря в самом деле поднялись, как утверждал Сухайл, не за три же дня это произошло! Что могло помешать жителям острова забрать с собой и драконов, готовых вот-вот родиться на свет?

– По-видимому, яйца утратили жизнеспособность, – ответила я вслух сама себе. – Иначе потомство вывелось бы задолго до того, как они окаменели. Но отчего так много разом? Что же произошло?

Вынув из пятки занозу, я поднялась и начала осматривать яму. Большинство яиц, на три четверти погребенных в слежавшейся почве, было бы затруднительно сдвинуть с места, но не прошло и минуты, как я нашла именно то, что искала – яйцо, разбитое упавшим сверху камнем. Итак, что же внутри? Ценою сорванного ногтя осколок удалось высвободить, и… Перевернув его, я обмерла.

Камень внутри мерцал даже сквозь корку засохшей грязи. Я вытерла его рукавом, и по запястью заплясали отблески целой дюжины разных оттенков. За всю мою жизнь я не видела – и даже не могла бы себе вообразить – камня хотя бы вдвое меньшей величины! Да, из-за огромной величины и темного фона окаменевшей скорлупы блеск его несколько мерк, однако двух мнений насчет того, что я держу в руках, не было и быть не могло.

– Сухайл, – прошептала я.

Он тут же шагнул ко мне – и остановился, как вкопанный, едва увидев разбитое яйцо в моих руках.

– Да это же… быть не может…

– Яичный белок, – подтвердила я. – Окаменевший яичный белок. Вот, значит, что такое огневики…

О том, что огневики обычно встречаются близ драконианских руин, мы знали уже не одну сотню лет… однако ученые неизменно полагали, будто причина – в особом пристрастии властителей сей древней цивилизации к этим камням. Их редкость и полное отсутствие природных месторождений объясняли простой гипотезой: единственная на весь мир копь – или же две-три копи – были исчерпаны либо заброшены и забыты еще в доисторические времена. Пока что самым богатым из обнаруженных «источников» являлся отнюдь не природного происхождения клад, найденный нами в Выштране.

Отчего же никому на всем белом свете не удалось отыскать нетронутого яйца по сей день? Воздействием времени и природных стихий этого было не объяснить. Для создания мирового запаса огневиков требовалось великое множество окаменевших яиц. Окаменевших, а после расколотых… словно бы намеренно!

Не помню, сколь много подобных мыслей слетело с моего языка, пока я стояла посреди ямы, полной драконьих яиц, сколько принадлежали Сухайлу, а сколько было рождено совместными усилиями позже. Естественно, прийти ко всем сделанным нами выводам в тот же самый момент мы не могли. Для этого потребовалось время и новые изыскания. Однако в тот день на проклятом острове Рауаане мне удалось ухватиться за кончик нити, а далее оставалось только тянуть и тянуть – годами, без остановки, – пока в руках наконец-то не оказался весь клубок.

Мы откопали оставшуюся часть расколотого яйца, и я провела пальцем вдоль трещин в огневике.

– Скелет эмбриона, – пояснила я. – Если очень осторожно разъять на части одно из целых яиц, мы сможем выяснить, какую породу драконов здесь разводили.

– Вот только унести его с собой будет нелегко, – предостерег Сухайл.

– Но неужели придется так все это здесь и бросить? Как знать, удастся ли попасть сюда снова!

И, для начала, выбраться отсюда живой…

Разрываемый надвое прагматическими соображениями и исследовательским любопытством, Сухайл помолчал и решительно кивнул.

– Выбирайте, по возможности, яйцо помельче. Попробуем.

Я выбрала самое мелкое из яиц, обещавшее хоть какую-то надежду на скелет внутри. Но даже ему вскоре предстояло оказаться значительным бременем: пятнадцати сантиметров в длину, оно было сравнительно тяжелым (хотя огневики, по счастью, относятся к легким камням). Разорвав рубашку, Сухайл смастерил нечто вроде пояса, коим и привязал яйцо к телу. Я попросила простить меня за этакие неудобства, но он лишь отмахнулся от извинений. Мы оба понимали, что плавает он много лучше, чем я; если кому-то из нас и удалось бы доплыть до Лааны с подобием мельничного жернова на шее, то только ему.

Погруженные в глубокие раздумья обо всем увиденном и о том, что в самом скором времени предстоит предпринять, мы двинулись по лавовому коридору назад, к берегу. Это-то обстоятельство и спасло наши жизни: болтай мы на ходу, нас непременно заметили бы и, весьма вероятно, убили.

Сухайл, шедший впереди, остановился так внезапно, что я едва не натолкнулась на него.

– В чем… – начала было я.

Более мне не удалось издать ни звука. Зажав мне рот ладонью, Сухайл прижал меня к стене коридора за толстой веткой, занесенной сюда каким-то давним наводнением, да так и застрявшей внутри.

Из-за этого сомнительного укрытия я могла разглядеть вход. У входа мелькнула тень, слишком большая, чтобы принадлежать птице. Спустя секунду я услышала и голос.

Речь была не ширландской и не кеонгской – больше мне, совершенно сбитой с толку, не удалось понять ничего. Затем вход в лавовую трубку заслонило нечто темное, как будто кто-то встал перед нею и наклонился, заглядывая внутрь.

Только темнота коридора да быстрота реакции Сухайла и позволили нам остаться незамеченными. Не смея даже дышать, я крепко зажмурилась, чтобы меня не выдали белки глаз. Вжимаясь спиною в камень, я лихорадочно (и безо всякого проку, так как поделать с этим все равно ничего не могла) размышляла: что еще может оказаться различимым в темноте? Одежда? Практичного серого цвета, да еще потемнела после недавнего купания в море. Кожа? Загорела на солнце, хоть и осталась заметно бледнее кожи Сухайла, и вдобавок за время блужданий под землей успела (на что я надеялась всею душой) сильно испачкаться. Драгоценностей я не носила, глаза мои были зажмурены… всего этого должно было хватить.

Однако с закрытыми глазами я не могла видеть, что делает человек у входа, и неведение не на шутку усиливало страх. Услышав треск ветки под его ногой, я пожалела, что не могу раствориться в застывшей лаве. Вздумай он только войти в коридор…