Патрик Ротфусс - Хроника Убийцы Короля. День второй. Страхи мудреца. Том 2

– Люди верят в это только из-за таких, как вы!

Мой гнев разгорался все жарче, я обнаружил, что ору.

– А теперь ты расскажешь мне то, что я хочу знать, или Боженька расплачется, услышав, что я с тобой сделал!

Аллег побледнел, ему пришлось сглотнуть, прежде чем он сумел заговорить:

– Там были старик с женой и еще пара актеров. Я полгода путешествовал с ними охранником. И наконец они приняли меня к себе…

Он выдохся и слегка охнул, пытаясь перевести дух.

Он сказал достаточно.

– Значит, ты их убил.

Аллег яростно затряс головой.

– Нет… на нас напали в дороге.

Он слабым жестом указал на остальные трупы.

– Нас застали врасплох. Прочих актеров перебили, а меня… я просто потерял сознание.

Я окинул взглядом ряд трупов и снова почувствовал вспышку ярости, хотя уже и так все знал. Никак иначе эти люди два фургона эдема руэ со всеми знаками раздобыть не могли.

Аллег снова заговорил.

– Я им показал… потом… как выдавать себя за труппу.

Он сглотнул, морщась от боли.

– Хорошее житье!

Я с отвращением отвернулся. Ведь он в каком-то смысле был одним из нас. Приемным сыном нашей семьи. Оттого, что я это узнал, все стало в десять раз хуже. Я снова сунул подкову в угли костра и, пока она калилась, посмотрел на девушку. Сейчас, когда она смотрела на Аллега, глаза у нее стали как кремень.

Я не был уверен, правильно ли поступаю, но все же протянул ей клеймо. Лицо у нее окаменело, и она его взяла.

Аллег, похоже, не понимал, что сейчас произойдет, пока она не прижала каленое железо к его груди. Он взвыл и выгнулся, но у него не хватало сил отползти, а Крин нажимала крепко. Видя, как он слабо сопротивляется, она поморщилась, и на глаза у нее навернулись злые слезы.

Миновала долгая минута, прежде чем Крин отвела железо и отступила назад, тихо плача. Я ее не трогал.

Аллег посмотрел на нее снизу вверх и через силу заговорил:

– Эх, девка, а недурно мы с тобой развлеклись, а?

Она перестала плакать и посмотрела на него.

– Зря ты…

Я сильно пнул его в бок, прежде чем он успел сказать что-нибудь еще. Он застыл от немой боли и плюнул в меня кровью. Я пнул еще раз, он обмяк.

Не зная, что еще делать, я взял клеймо и принялся калить его снова.

Последовало долгое молчание.

– Элли еще спит? – спросил я.

Крин кивнула.

– Как ты думаешь, ей станет легче, если она это увидит?

Она задумалась, утирая лицо ладонью.

– Не думаю, – сказала она наконец. – Думаю, прямо сейчас она вообще этого не увидит. Она повредилась умом.

– Вы обе из Левиншира? – спросил я, чтобы оттеснить молчание подальше.

– Моя семья живет на хуторе к северу от Левиншира, – ответила Крин. – А Элли – дочка мэра.

– Когда эти явились к вам в городок? – спросил я, вдавливая клеймо в очередную руку. В воздух поднялась густая сладковатая вонь горелой плоти.

– А сейчас какой день?

Я мысленно посчитал дни.

– Поверженье.

– В город они приехали в теден… – она запнулась. – Пять дней назад? – недоверчиво переспросила она. – Мы были так рады, что есть возможность посмотреть пьесу, узнать новости. Музыку послушать…

Она потупилась.

– Они раскинули лагерь на восточной окраине города. Я пришла к ним погадать, а они мне сказали, чтобы я возвращалась вечером. Они казались такими дружелюбными, такими замечательными…

Крин посмотрела на фургоны.

– Когда я пришла, они все сидели вокруг костра. Они пели мне песни. Старуха налила мне чаю. Я даже не подумала… ну, в смысле… она была совсем как моя бабушка.

Она бросила взгляд на труп старухи и снова отвернулась.

– А дальше ничего не помню. Я очнулась в темноте, в одном из этих фургонов. Я была связана, и…

Голос у нее слегка сорвался, она рассеянно потерла запястья. И оглянулась на палатку.

– Элли, наверно, тоже так пригласили.

Я закончил клеймить их руки. Я собирался заклеймить и лица тоже, но железо калилось медленно, и меня уже тошнило от этой работы. Я всю ночь не спал, и гнев, который так жарко пылал прежде, вспыхнув в последний раз, угас окончательно. Мне сделалось холодно и тоскливо.

Я указал на котелок с кашей, который снял с костра.

– Есть хочешь?

– Хочу, – сказала она, потом бросила взгляд на трупы. – Нет, не хочу.

– Я тоже. Ступай, буди Элли, поедем к вам домой.

Крин побежала в палатку. Когда она скрылась в палатке, я обернулся к ряду трупов.

– Никто не возражает, если я уйду из труппы? – спросил я.

Никто не возражал. И я ушел.

У меня ушел час на то, чтобы загнать фургоны в самую гущу леса и спрятать их там. Я ликвидировал знаки эдема руэ и выпряг лошадей. Седло нашлось только одно, так что на двух других лошадей я навьючил припасы и прочее движимое имущество, какое нашел.

Когда я вернулся с лошадьми, Крин с Элли уже ждали меня. Точнее, ждала одна Крин. Элли просто стояла рядом с отсутствующим лицом и пустыми глазами.

– Верхом ездить умеешь? – спросил я Крин.

Она кивнула, и я вручил ей повод оседланной лошади. Она вставила ногу в стремя, остановилась, покачала головой и медленно поставила ногу на землю.

– Я пешком пойду.

– Как думаешь, Элли удержится в седле?

Крин оглянулась на блондинку. Одна из лошадей с любопытством ткнула ее мордой – та никак не отреагировала.

– Возможно. Но, думаю, ей от этого будет плохо. После…

Я понимающе кивнул.

– Значит, пойдем пешком все вместе.

– Что лежит в сердце летани? – спросил я у Вашет.

– Успех и правое дело.

– А что важнее, успех или правота?

– Это одно и то же. Если поступать хорошо, успех придет.

– Но ведь иные могут преуспеть, поступая дурно, – заметил я.

– Дурные поступки никогда не ведут к успеху, – твердо сказала Вашет. – Если человек поступает дурно и преуспевает, это не путь. Без летани не бывает истинного успеха.

– Сударь! – окликнули меня. – Сударь!

Мой взгляд сфокусировался на Крин. Волосы у нее растрепались на ветру, юное лицо выглядело усталым. Она робко смотрела на меня.

– Сударь, уже темнеет…

Я огляделся и увидел, что с востока наползают сумерки. Я смертельно устал и задремал на ходу после того, как мы в середине дня устроили привал, чтобы пообедать.

– Крин, зови меня просто Квоут. Спасибо, что дернула меня. А то я задумался.

Крин набрала хворосту и развела костер. Я расседлал лошадей, накормил и почистил их. Я потратил несколько минут на то, чтобы поставить палатку. Обычно я не обременял себя такими вещами, но на лошадях место было, а я подозревал, что девушки не привыкли ночевать под открытым небом.

Управившись с палаткой, я сообразил, что захватил всего одно запасное одеяло. А ночь обещала быть холодной, если я в этом что-нибудь смыслю.