Патрик Ротфусс - Хроника Убийцы Короля. День второй. Страхи мудреца. Том 2

Прежде чем устроить полуденный привал, мы миновали шесть миль, и девушки мало-помалу начали приходить в возбуждение, узнавая знакомые места. Холмы на горизонте. Кривое дерево у дороги.

Но по мере того как мы приближались к Левинширу, они становились все тише.

– Он вон за тем холмом, – сказала Крин, слезая с кобылы. – Садись теперь ты, Эл.

Эл посмотрела на нее, на меня, на свои ноги. Она покачала головой.

Я посмотрел на них.

– С вами все в порядке?

– Папа меня убьет…

Крин говорила почти шепотом, на ее лице отражался неподдельный страх.

– Сегодня твой папа будет одним из счастливейших людей на свете, – сказал я. Потом решил, что лучше быть честным. – Может, он, конечно, и рассердится тоже. Но только потому, что последние восемь дней он не находил себе места от страха.

Крин это, похоже, слегка успокоило, но Эл разрыдалась. Крин обвила ее руками и зашептала что-то ласковое.

– Никто на мне не женится! – всхлипывала Эл. – Я же должна была выйти замуж за Джейсона Уотерсона, помогать ему держать лавку. А теперь он на мне не женится! И никто не женится!

Я посмотрел на Крин и увидел в ее влажных глазах тот же страх. Но у Крин глаза были злые, в то время как в глазах Эл застыло отчаяние.

– Мужчина, который так считает, – просто дурак! – сказал я, вложив в свой голос всю убежденность, какую сумел найти в себе. – А вы слишком умные и красивые, чтобы выходить замуж за дураков.

Эл это как будто немного утешило. Она уставилась на меня, как будто искала что-то, во что можно верить.

– Нет, правда, – сказал я. – Все, что случилось, – не ваша вина. Постарайтесь этого не забывать в следующие несколько дней.

– Ненавижу их!!! – бросила Эл, изумив меня этой внезапной вспышкой ярости. – Ненавижу мужиков!!!

Она стиснула поводья Серой так, что костяшки побелели. Лицо у нее исказилось, превратившись в гневную маску. Крин обняла Эл, но, когда она посмотрела на меня, я увидел, что в ее темных глазах молчаливо отражается то же чувство.

– Вы, конечно, имеете право их ненавидеть, – сказал я, испытывая такую ярость и беспомощность, как никогда в жизни. – Но ведь и я тоже мужик. Мы не все одинаковые.

Мы немного посидели там, в полумиле от городка. Попили водички, перекусили, чтобы успокоиться. А потом я повел их домой.

Левиншир был городок небольшой. Там жило сотни две народу – сотни три, если считать с соседними хуторами. Когда мы приехали, было время обеда, и проселочная дорога, делящая городок пополам, была тиха и пустынна. Эл сказала мне, что ее дом на том конце городка. Я надеялся провести туда девушек так, чтобы их никто не заметил. Они были измученные и усталые. Меньше всего им сейчас было нужно встретиться с толпой судачащих соседей.

Но увы, не сложилось. Мы дошли до середины дороги, когда в одном окошке что-то мелькнуло. Женский голос вскричал: «Эл!», и через десять секунд из всех дверей хлынули люди.

Проворней всего оказались женщины, и не прошло и минуты, как девушек плотным кольцом окружили десяток теток, гомонящих, плачущих и обнимающихся. Девушки, похоже, не возражали. Может, оно и к лучшему. Теплый прием должен помочь им оправиться.

Мужчины держались в стороне, понимая, что в таком деле от них толку мало. Большинство из них глазели с порога или с крыльца. Человек шесть-восемь вышли на улицу и, не торопясь, наблюдали за развитием событий. Это были люди осторожные, крестьяне и друзья крестьян. Они знали по имени всех, кто живет на десять миль в округе. В таких городках, как Левиншир, чужих нет – я был единственным.

Никто из мужчин не был близким родственником девушек. А даже если и был, они понимали, что в течение ближайшего часа, а может, и ближайшего дня к ним не подберешься. Так что они предоставили всё своим женам и сестрам. Поскольку больше им заняться было нечем, они мимоходом окинули взглядом лошадей и воззрились на меня.

Я поманил к себе мальчонку лет десяти:

– Ступай, скажи мэру, что его дочка вернулась. Бегом!

Мальчишка сорвался с места, подняв облако дорожной пыли, замелькали босые пятки.

Мужчины медленно стягивались поближе ко мне: недавние события вдесятеро усилили их природное недоверие к чужим. Парнишка лет двенадцати был не так осторожен, как прочие, и подошел ко мне вплотную, разглядывая мой меч и мой плащ.

– Тебя как звать? – спросил я.

– Пит.

– Пит, ты верхом ездить умеешь?

Малый обиделся.

– А то!

– Где хутор Уокеров, знаешь?

Он кивнул.

– Туда, на север, в двух милях по дороге на мельницу.

Я шагнул в сторону и вручил ему поводья чалого.

– Поезжай, скажи, что их дочка вернулась. И отдай коня, пусть на нем сюда и приедут.

Он очутился в седле прежде, чем я успел предложить подсадить. Я не отпускал поводья, пока не подтянул стремена: убьется еще по дороге.

– Если смотаешься туда и обратно, не свернув шею ни себе, ни моей лошади, получишь пенни, – сказал я.

– Два пенни! – потребовал он.

Я расхохотался. Он развернул коня и умчался.

Мужчины тем временем подтянулись ближе, окружив меня неплотным кольцом.

Высокий лысеющий мужик с хмурой рожей и седеющей бородой, похоже, взял на себя роль главного.

– А ты кто такой? – осведомился он. Его тон говорил яснее слов: «А ты что за хрен с бугра?»

– Квоут, – любезно ответил я. – А ты?

– По-моему, это не твое дело, – проворчал он. – Зачем пожаловал?

«Какого черта ты сюда приперся, да еще с нашими девками?»

– Матерь Божия, Сет, – сказал ему мужик постарше. – Тебе Бог ума дал меньше, чем собаке. Не стоит так говорить с…

– А ты поперек меня не влазь, Бенджамин! – ощетинился хмурый. – Что мы, права не имеем знать, кто он таков?

Он повернулся ко мне и вышел на несколько шагов вперед всех прочих.

– Ты – из тех ублюдков-комедиантов, что тут давеча проезжали?

Я покачал головой, стараясь выглядеть безобидным.

– Нет.

– А по-моему, да! По-моему, ты как раз сильно смахиваешь на этих эдема руэ! Зыришь по-ихнему.

Стоящие вокруг мужики вытянули шеи, чтобы заглянуть мне в лицо.

– Господи, Сет! – снова вмешался старик. – Среди них не было ни одного рыжего. Такую шевелюру, да не запомнить! Не из ихних он.

– И зачем бы мне привозить их обратно, если бы я был одним из тех, кто их увез? – заметил я.

Мужик помрачнел еще сильнее и снова принялся наступать на меня.

– Что, малый, умничать вздумал? Может, думаешь, мы тут дурные все? Решил, что если привезешь их взад, то получишь награду и погони за вами больше не будет?

Он теперь стоял почти на расстоянии вытянутой руки, и рожа у него была свирепая.

Я огляделся и увидел тот же гнев на лицах всех прочих мужчин, что стояли вокруг. Это был тот гнев, что мало-помалу накипает в сердцах добрых людей, жаждущих справедливости и не способных ее обрести, а оттого рвущихся отомстить первому, кто попадется под руку.