Патрик Ротфусс - Хроника Убийцы Короля. День второй. Страхи мудреца. Том 1 [litres]

Вилем указал на меня:

– А посмотри-ка, какие глаза у него сейчас!

Мола взглянула на меня.

– Темные… – растерянно сказала она. – Темно-зеленые. Как сосновая хвоя.

– Так вот, – продолжал Вил, – не пытайся с ним спорить, когда глаза у него так темнеют. Толку не будет.

– Это все равно как шум, издаваемый гремучей змеей, – добавил Сим.

– Нет, скорее как взъерошенный загривок у собаки, – поправил его Вилем. – Это говорит о том, что он вот-вот укусит.

– Идите вы все в задницу! – буркнул я. – Или уж зеркало дайте, я хоть посмотрю, о чем речь. Выбирайте сами, что вам больше нравится.

Вил пропустил мои слова мимо ушей.

– У нашего маленького Квоута нрав бешеный, но если дать ему минутку поостыть, он сам сообразит, что к чему, – тут Вилем пристально взглянул на меня. – Он злится не оттого, что ты ему не веришь, и не оттого, что ты разговорила Сима. Он злится оттого, что ты теперь знаешь, до какого ослинейшего идиотизма он способен дойти ради того, чтобы произвести впечатление на женщину.

Он снова взглянул на меня.

– Я ведь верно сказал – «ослинейшего»? Есть такое слово?

Я втянул в себя воздух и с шумом выдохнул.

– Ну, не то чтобы…

– Я использовал его потому, что хотел подчеркнуть, что ты вел себя как осел, – пояснил Вил.

– Я так и знала, что без вас двоих не обошлось, – сказала Мола. В ее тоне слышался намек на извинение. – Вы же все трое неразлейвода.

Она подошла к кровати и критически осмотрела мой раненый локоть.

– Кто из вас его зашивал?

– Я, – поморщился Сим. – Вышло не очень хорошо, я понимаю.

– «Не очень хорошо» – это мягко сказано, – ответила Мола, внимательно изучая рану. – Выглядит так, словно ты пытался вышить на нем свое имя, но несколько раз написал его с ошибкой и переделывал заново.

– А по-моему, он неплохо справился, – возразил Вил, глядя ей в глаза. – Учитывая, что он никогда этому не учился и взялся помочь другу в далеко не идеальных обстоятельствах.

Мола покраснела.

– Да нет, я вовсе не это хотела сказать! – поспешно ответила она. – Когда тут работаешь, нетрудно забыть, что далеко не все…

Она обернулась к Симу:

– Извини, пожалуйста!

Сим взъерошил свои белобрысые волосы.

– Ну, ты можешь искупить свою вину! – он мальчишески улыбнулся. – Давай завтра? Можно мы пообедаем вместе?

И уставился на нее с надеждой.

Мола закатила глаза и вздохнула то ли со смехом, то ли с раздражением.

– Ну ладно!

– Все, я свое дело сделал, я ухожу, – с серьезным видом сообщил Вил. – Мне тут ужасно не нравится.

– Спасибо, Вил! – сказал я.

Он, не оборачиваясь, небрежно махнул рукой и закрыл за собой дверь.

Мола согласилась не упоминать в своем отчете о моих подозрительных травмах и придерживаться своего первоначального диагноза – тепловой удар. Кроме того, она сняла швы, которые накладывал Сим, заново расчистила, зашила и перебинтовала мою рану. Не сказать, чтобы это было особенно приятно, но я понимал, что рана, обработанная ее опытными руками, заживет быстрее.

Напоследок Мола посоветовала мне побольше пить, попытаться уснуть и в будущем воздерживаться от серьезных физических усилий в жарком помещении на следующий день после падения с крыши.

До сих пор в этой четверти на симпатии для продолжающих Элкса Дал давал нам исключительно теорию. Сколько света можно извлечь из десяти таумов теплоты, если использовать железо? А если базальт? А человеческое тело? Мы заучивали наизусть таблицы цифр и учились рассчитывать экспоненты, вращательный момент и убывание смешения.

Короче говоря, скука смертная.

Не поймите меня неправильно. Я знал, что это чрезвычайно важные сведения. Те связывания, что мы демонстрировали Денне, были очень просты. Но когда ситуация усложняется, опытному симпатисту приходится делать довольно хитроумные расчеты.

С точки зрения энергозатрат нет большой разницы между тем, зажжешь ты свечу или растопишь ее, превратив в лужицу воска. Вся разница в фокусе и контроле. Когда свечка стоит напротив, все просто. Ты сосредоточиваешься на фитиле и направляешь на него теплоту, пока не появится огонек. Но если свечка в четверти мили от тебя или в соседней комнате, поддерживать фокус и контроль становится на порядок сложнее.

Между тем опрометчивого симпатиста подстерегают куда более неприятные вещи, чем растаявшая свечка. Тогда, в «Эолиане», Денна задала чрезвычайно важный вопрос: куда же девается лишняя энергия?

Как и объяснял тогда Вил, часть ее рассеивается в воздухе, часть поглощается связанными между собой предметами, а остальное уходит в тело симпатиста. Официально это именуется «тауматическое переполнение», но даже сам Элкса Дал чаще всего называл это просто «плюхой».

Не проходило и года, чтобы какой-нибудь небрежный симпатист с сильным аларом не вогнал в плохую связь достаточно много тепла, чтобы у него подскочила температура и началась горячка. Дал рассказывал нам об из ряда вон выходящем случае, когда один студент ухитрился испечь себя заживо.

Я упомянул об этом при Манете на следующий день после того, как Дал поделился страшной историей с нашей группой. Я рассчитывал вместе похихикать над этой байкой, но оказалось, что Манет сам уже учился в университете, когда это произошло.

– Жареной свининой воняло, – угрюмо сказал Манет. – Просто ужас! Все его, конечно, жалели, но сколько можно жалеть недоумка? Небольшая плюха всякому может прилететь, на такое никто особо и внимания не обращает, но он же небось ухитрился в течение пары секунд вогнать в связь не меньше двухсот тысяч таумов!

Манет покачал головой, не отрывая взгляда от полоски жести, на которой он выгравировывал руны.

– Целое крыло главного здания провоняло. Туда год потом никто зайти не мог.

Я только и мог, что молча пялиться на него.

– Но термическая плюха – вещь довольно обыденная, – продолжал Манет. – А вот кинетическая…

Он многозначительно вскинул брови.

– Лет двадцать назад какой-то придурочный эль-те по пьяни взялся на спор закинуть на крышу Зала магистров тачку с навозом. Так ему руку оторвало по самое плечо.

И Манет еще ниже склонился над столом, выводя особенно замысловатую руну.

– Все-таки нужно быть уникальным идиотом, чтобы выкинуть нечто подобное!

На следующий день я особенно внимательно слушал все, что говорил Дал.

Дрючил он нас беспощадно – расчеты энтаупии, графики, демонстрирующие расстояние затухания, уравнения, описывающие энтропические кривые, которые хороший симпатист должен понимать практически на инстинктивном уровне.

Однако Дал был не дурак. Поэтому, прежде чем мы окончательно заскучали и сделались рассеянны, он превратил все это в состязание.