Брендон Сандерсон - Браслеты Скорби

А потому, что она была метапамятью, заряженной таким количеством силы, какого никто из них никогда не видел.

Вокруг Вакса все сделалось туманным и неотчетливым. Пещера, камни, сама земля — все это превратилось в туман. Каким-то образом Вакс мог стоять прямо на нем.

Рядом в туманной мгле появился Гармония. Они пошли бок о бок, двигаясь привычным для людей способом. Бог выглядел почти таким же, каким Вакс Его все время себе представлял. Высокий, умиротворенный, руки сплетены на груди. Лицо точно удлиненный овал, безмятежное и человеческое, хоть за ним и волочился плащ вечности. Вакс видел, как она струится следом. Бури и ветра, облака и дожди, пустыни и леса — все это каким-то образом отражалось там, где ступало это существо. Его одеяние украшали террисийские V-образные узоры, где каждая V представляла собой не цвет, но век. Временные слои вроде тех, что обнаруживаются в камнях, добытых на большой глубине.

— Говорят, — негромко начал Вакс, — Ты приходишь к каждому, кто умирает.

— Этот долг я считаю одним из святейших. Несмотря на другие насущные проблемы, я нахожу время для подобных прогулок.

Голос у Гармонии был тихий, знакомый Ваксу. Словно голос забытого друга.

— Значит, я умер.

— Да, — ответил Гармония. — Твои тело, разум и душа разделились. Вскоре одно вернется в землю, другое — в Космер, а третье… Даже я не знаю.

Они двинулись дальше. Темная пещера исчезла, и Вакса охватило чувство… расплывчатости. Туман превратился во мрак — остался лишь далекий свет, похожий на солнце, опустившееся ниже линии горизонта.

— Если Ты можешь прогуливаться с нами, — с горечью проговорил Вакс, — почему бы не прийти чуть раньше? Почему бы не остановить эту прогулку еще до ее начала?

— Должен ли я предотвращать все трудности, Ваксиллиум?

— Я знаю, к чему Ты ведешь. Знаю, что Ты собираешься сказать. Ты ценишь свободу выбора. Все об этом рассуждают. Но Ты способен помогать! Ты это уже сделал, когда поместил меня туда, где я должен был находиться. Ты вмешиваешься. Так почему бы не вмешиваться почаще? Не допускать, чтобы убивали детей, убеждаться, что констебли прибудут в нужный момент и никто не умрет. Тебе не надо отнимать у нас свободу выбора, но Ты и впрямь мог бы сделать больше. Я знаю, это в Твоих силах.

Он не прибавил главного:

«Ты мог бы ее спасти. Или хотя бы сказать мне, что я делаю».

Гармония кивнул. Казалось странным разговаривать с ним в таком требовательном тоне, но, ржавь… если это конец, Вакс хотел получить кое-какие ответы.

— Каково это — быть Богом, Ваксиллиум? — спросил Гармония.

— Не думаю, что я могу ответить на этот вопрос.

— Я тоже не думал, что однажды придется на него отвечать, но, как ты сам понимаешь, пришлось. Ты бы предпочел, чтобы я вмешивался и останавливал убийства невинных. Я могу это сделать. Я над этим размышлял. Предположим, я буду их останавливать, что дальше? Никаких ранений, никаких увечий?

— Разумеется.

— А где, по-твоему, проходит грань, Ваксиллиум? Должен ли я предотвращать все ранения или только те, что наносят злые люди? Должен ли я, к примеру, остановить человека, уронившего в темноте свечу, от которой потом сгорит его дом? Должен ли я сделать так, чтобы никому и никогда не причиняли никакого вреда?

— Может быть.

— И если никому и никогда не будет больно, — продолжал Гармония, — останутся ли люди довольны? Не начнут ли они молиться мне, прося о большем? Не будет ли кто-то из них по-прежнему ругаться и плеваться, заслышав мое имя, потому что беден, в то время как другие богаты? Должен ли я это сгладить, сделать всех одинаковыми, Ваксиллиум?

— Я не попадусь в эту ловушку. Ты Бог, не я. Ты можешь определить границу, знаменующую предотвращение худшего. Ты и только ты можешь понять, как предотвращать худшее разумным образом, не мешая нам жить своей жизнью.

Свет впереди внезапно укатился вдаль, и Вакс обнаружил, что они обогнули… планету и стояли теперь высоко над нею. Ступили из тьмы в свет, что позволило Ваксу увидеть внизу мир, окутанный спокойным, прохладным светом.

За пределами света зависла красная дымка. Она была повсюду, словно сдавливая мир. Вакс чувствовал, что из-за нее задыхается — из-за миазмов ужаса и разрушения.

— Возможно, — негромко проговорил Гармония, — я уже сделал именно то, что ты предлагаешь. Ты этого не видишь, потому что худшее никогда тебя не достигало.

— Что это такое? — спросил Ваксиллиум, пытаясь осознать эту обширную красноту. Она стремилась внутрь, но тонкая пленка из света — вроде пузыря вокруг мира — ее останавливала.

— Образ. Возможно, примитивный.

Гармония посмотрел на Вакса и улыбнулся, как улыбается отец при виде изумленного ребенка.

— Наш разговор не закончен, — не сдавался Вакс. — Ты позволил ей умереть. Ты позволил мне ее убить!

— И как долго ты будешь себя за это ненавидеть? — тихо спросил Гармония.

Вакс стиснул зубы, но не смог справиться с дрожью, которая его охватила. Он все переживал заново: держал ее, пока она умирала. Осознавал, что убил ее.

Внутри его кипела ненависть. Ненависть к Гармонии. Ненависть ко всему миру.

И да. Ненависть к самому себе.

— Почему? — спросил Вакс.

— Потому что ты этого потребовал.

— Я этого не делал!

— Делал. Часть тебя сделала. Та вероятность, которую я вижу, один из возможных Ваксиллиумов — они все суть ты, но не объединены в одно. Познай себя, Ваксиллиум. Ты бы хотел, чтобы ее убил кто-то другой? Тот, кого она не знала?

— Нет, — прошептал он.

— Ты бы хотел, чтобы она жила, чтобы ее разум остался порабощен? Испорчен тем проклятым штырем, который навеки оставил бы шрамы, даже если бы его заменили?

— Нет.

Вакс плакал.

— И если бы ты знал, — не сводя с него глаз, продолжал Гармония, — что никогда не сумеешь нажать на спусковой крючок, если на глазах твоих не будет пелены? Если бы ты понял, что сделала бы с тобой правда — остановила бы твою руку и заключила бы ее в вечную ловушку безумия, — что бы ты тогда у меня попросил?

— Не говори, — зажмурившись, прошептал Ваксиллиум.

Молчание как будто продлилось вечность.

— Мне очень жаль, — ласково произнес Гармония, — что тебе так больно. Но мне не жаль, что я заставил тебя сделать то, что сделать следовало.

Вакс открыл глаза.

— И когда я сдерживаюсь, когда рука моя не защищает тех, кто внизу, я вынужден так поступать, опираясь на веру в то, что люди способны справиться сами. — Гармония бросил взгляд на красную дымку. — И еще я занят другими проблемами.

— Ты не сказал мне, что это такое, — заметил Вакс.

— Потому что не знаю.

— Это… меня пугает.

— Так и должно быть.

Внизу, на одном из материков, блеснула маленькая искра. Вакс моргнул. Он ее увидел, несмотря на невероятное расстояние.