Майкл Флетчер - Без надежды на искупление [litres]

Кёниг, которого волновали только результаты, не задавал никаких вопросов. Но у Ауфшлага вопросов возникало множество. Только ни разу не спросил он самого себя, должен ли он вообще проводить эти эксперименты. Нет, в то время его интересовало только, почему она так долго продержалась. Почему она стала такой сильной, когда наконец сорвалась? Почему при одном и том же воздействии одни люди превращались в лопочущих бестолочей, а другие находили в себе силу обращаться в зверей или по собственной воле создавали целые армии альбтраум? А самыми интересными, конечно, были такие вопросы:

Где находятся пределы?

Насколько могущественным способен стать гайстескранкен?

Он делал это ради Кёнига. Он делал это для Геборене, для человечества.

Да, правильно.

«Скольких ты пытал для того, чтобы хоть капельку удовлетворить свое мрачное любопытство?»

Теократ – мелочный, недальновидный дурак – считал, что исследования Ауфшлага направлены на исполнение целей Кёнига. И хотя это именно так часто и бывало в присутствии верховного жреца, подавлявшего всех и вся своим могуществом, у Хоэ имелись и собственные планы.

Вера определяла реальность, и безумие – которое Ауфшлаг определял как любую чрезмерно сильную веру – проявлялось как сила. Но это, как было известно Хоэ, не единственная форма силы. Знания тоже несли с собой могущество. Хотя ученый не умеет менять реальность силой своих убеждений, он способен ей манипулировать благодаря тому, что понимает ее основы. Например, сейчас, когда он наблюдает, как Моргена уводят из цитадели. Ауфшлаг горько улыбнулся. Он был рад, что мальчик уходит из-под влияния Кёнига, и с ужасом думал, что будет делать теократ, когда узнает, какую роль сыграл в этом исчезновении Ауфшлаг.

Да и хватка теократа была не так сильна, как представлялось самому лидеру Геборене, – и предательство Ауфшлага стало лишь небольшим проявлением этого. Кёниг стремился использовать Моргена для собственных эгоистичных целей, – так делают все гефаргайсты. Этот глупец верил, что Морген может спасти его от его заблуждений, отсрочить тот ужасный конец, который ждет всех гайстескранкен. Но, несмотря на всю свою веру в это, Кёниг никогда не задавался вопросом, как именно это будет происходить. Когда Ауфшлаг увидел те способности, которые ему продемонстрировал мальчик, у него возникли сомнения насчет того, что теократ действительно сможет контролировать мальчика, когда тот Вознесется. Но сомнений Ауфшлагу было мало; ему требовалось этого добиться наверняка. Если Морген Вознесется под влиянием теряющего контроль над собой гефаргайста, то никто не знает, во что он превратится. Но если Морген Вознесется там, где над ним не властна манипулятивная хватка Кёнига, он станет богом, которого заслуживают Геборене и народ Зельбстхаса. Богом добрым и справедливым. Богом, который будет защищать свой народ, а не манипулировать им, как игрушкой.

Богом, который так отчаянно был нужен Ауфшлагу.

Много ночей он пролежал, дрожа в поту: его преследовали воспоминания обо всем том, что он сделал во имя науки. Никому не стоило наблюдать те ужасные деяния, которые видел он. Никому не следовало вершить тех деяний, которые были на его счету. Но прошлое невозможно изменить: теперь это зло останется с ним навсегда, запятнав его душу настолько, что все это будет преследовать его и в Послесмертии. Но в Послесмертии также было искупление, возможность того, что будущее окажется не таким мрачным, как оно складывается. Возможно, один по-настоящему самоотверженный поступок сотрет, как с грифельной доски, все дурные дела, и можно будет начать все заново. Ауфшлаг молился, чтобы так и произошло. В прошлом он молился каким-то непонятным богам, а теперь его молитвы обращались к Моргену. Если из всего того страдания и горя, которые Хоэ принес другим, был получен хоть один чистый результат, то, возможно, он сумел бы рассчитывать на искупление.

«Морген принесет в этот испорченный и страшный мир новую чистоту».

– Кёниг – это не Геборене Дамонен, – прошептал Ауфшлаг. «Он только себе это воображает». – Я должен поступить правильно.

В присутствии Кёнига у главного ученого не хватало сил высказывать несогласие, но, когда теократ оказывался достаточно далеко, Ауфшлаг снова обретал способность ясно мыслить. И теперь он думал о тех временах, когда у Геборене будет бог, которому они смогут поклоняться, вместо человека, опустошаемого его собственным безумием.

– Позаботьтесь о мальчике, – шепнул он вслед переодетым в жрецов людям, глядя, как они крадучись идут по опустевшему храму. Куда бы Моргена ни вели, все лучше, чем здесь.

Пока воры крадучись шли прочь, уводя с собой того, кого наверняка считали своей великолепной добычей, Ауфшлаг видел, что перед ним открылся путь к искуплению. Его план окончательно сложился, и он был столь же простым, как и опасным.

Вскоре он пойдет в покои Швахера Зухера, единственного зеркальщика Геборене, который в то время проживал в городе Зельбстхасе, и убьет этого молодого жреца. Да, это будет убийство – он не станет давать своим действиям вводящих в заблуждение иносказательных названий. Надо быть честным, чтобы иметь хоть какой-то шанс на искупление. Это злое деяние, но, если Швахер будет мертв, Кёнигу гораздо труднее окажется разыскать Моргена и его похитителей. Ауфшлаг надеялся, что так он выиграет время, чтобы самому найти этих людей и либо выкупить, либо отнять у них ребенка, – а потом поселить Моргена вне досягаемости для смертоносной руки Кёнига.

Встревоженный разум Ауфшлага очистился, и теперь можно было сосредоточить мысли на нужном вопросе. Нужно все время четко представлять себе план, иначе любое взаимодействие с Кёнигом может сбить с пути.

– Убей Швахера, – прошептал он.

Ауфшлаг снова посмотрел на свои чистые руки. Под тонкой морщинистой кожей змеились вены. В опытах он приносил другим много боли и страданий, но сам никогда не убивал другого человека. «Изменит ли меня убийство? Разве может быть, чтобы оно меня не изменило?»

Ауфшлаг смотрел, как трое похитителей подходят к воротам, – он не смог придумать способа отвлечь стражу с поста, не вызвав при этом подозрений, – и с ними шел Морген, которому положил на плечо руку мужчина, переодетый аколуфом.

Ауфшлаг молился о том, чтобы с Моргеном не случилось ничего дурного.

Он с грустью увидел, как самый низкорослый из ложных жрецов, одетый в архиерейские мантии, убил аколуфов, стоявших на страже у главных ворот. В этом не было необходимости. Но дело сделано, и теперь мальчик находился вне досягаемости Кёнига. По крайней мере сейчас.