Майкл Флетчер - Без надежды на искупление [litres]

– Как могло получиться, что десятки людей во-шли в храм, убили Филе и бежали, схватив Моргена, но при этом их никто не заметил?

Майнейгенер ответил без промедления:

– Им помогал кто-то из наших.

Кёниг согласился.

– Выясни, не исчез ли кто-нибудь.

Единственным полезным зеркальщиком в храме был Швахер. Теперь, когда он мертв, Кёниг оказался по сути слеп. Он потер подбородок и уставился в зеркало. Несколько отражений копировали его действия, а большинство остальных прижимались к стеклу, как будто пытались протиснуться и выбраться на свободу. «Что от них толку!» Или же они все же могут быть полезны? А может, ему удастся отточить собственные умения как зеркальщика и успеть до того, как его разум будет сокрушен возложенной на него нагрузкой? Нет. На это уйдет больше времени, чем у него осталось в запасе. Трое его доппелей стояли так близко, что Кёнигу было не по себе; глаза их блестели от голода. «Они понимают, что все это означает. Если я потеряю Моргена, я потеряю все». Его бредовые иллюзии набирают силу. Вскоре они станут причиной его падения.

– Отыщи поблизости зеркальщика Геборене и приведи сюда.

– Да, мой теократ. – Майнейгенер развернулся к выходу.

– Майнейгенер.

– Да, мой теократ?

– Прикажи привести ко мне шаттен мердер и тиргайст.

Майнейгенер нервно сглотнул и кивнул. Он, конечно же, не хотел иметь никакого дела с отрядом невменяемых ассасинов, служивших Кёнигу. Верховный жрец заметил эту скрытую неприязнь, но она его ничуть не волновала. Майнейгенер легко и просто мог зарубить безоружного человека по команде Кёнига, но ассасины вызывали у него неприязнь. Майнейгенер был ненормален; ему не хватало того, что останавливает других людей, не позволяя совершать ужасающие убийства, но при этом он подчинялся строгому кодексу поведения, который брал верх над его психопатическими склонностями: верность теократу – превыше всего.

Кёниг положил руку на плечо великану-охраннику и пронзил его взглядом серых глаз.

– Если пойдут разговоры о том, что Морген пропал, я буду очень недоволен. Еще найди Ауфшлага и пришли его ко мне тоже.

Явившись к Кёнигу, Ауфшлаг увидел, что тот его уже дожидается, а вокруг, как свора собак, собрались его доппели, и тонкие черты их лиц блеклы и невыразительны, как и их серые глаза. Окруженный доппелями и отражениями в зеркалах, Кёниг заполнял собой все помещение.

– Моргена кто-то увел. У тех, кто это сделал, есть свои агенты в иерархии Геборене.

Ауфшлаг глянул в сторону: он не мог посмотреть Кёнигу в глаза. Его взгляд, скользнув мимо Кёнига, встретился со взглядом подбитого глаза доппеля. Приятие? Доппель криво ухмыльнулся, показав перебитые зубы, и Ауфшлаг с отчаянием повернулся в другую сторону. Одно дело – планировать обмануть Кёнига, и совсем другое – стоять сейчас в присутствии могущественного гефаргайста. Реальность обескураживала. Ауфшлаг знал, что контакт глазами служит одним из ключевых приемов манипуляции отдельно взятым человеком. У него не хватало решимости долго выдерживать взгляд Кёнига, но ведь и раньше ему это не удавалось, и он быстро начинал чувствовать себя виноватым. Он снова посмотрел на Приятие, встретился с ним взглядами, и доппель ответил ему любопытной и понимающей улыбкой.

«Возможно, доппель все знает? – Ауфшлаг отвел глаза и увидел труп Трагена Нахрихтена, который грубо запихнули в угол. – Слава богам!» Можно хоть на что-то направить взгляд, кроме как на Кёнига или его доппелей. Скоро Ауфшлагу придется что-то говорить.

– То, что в ряды Геборене проникли лазутчики, никак не могло остаться для вас незамеченным. – Хитрый комплимент наверняка отвлечет Кёнига. Взгляд Ауфшлага метнулся к зеркалу и тут же вернулся к трупу Трагена. Действительно ли отражения смотрели на Приятие или это лишь фантазия Ауфшлага? – Скорее всего, в этом участвовали только один или два агента. – Чересчур близко к правде, но слишком наглую ложь Кёниг бы сразу заметил. Он указал на труп. – Траген был лазутчиком?

– Нет. Он случайно услышал о том, что похитили Моргена.

– Долго держать это в тайне не удастся.

– Само собой.

Главный ученый чувствовал, как давит на него взгляд серых, ничего не выражающих глаз Кёнига, и изо всех сил старался не обращать внимания на этот тяжелый груз. Чтобы отвлечься, он посмотрел на Приятие. Доппель, всматривавшийся в зеркало, отвел взгляд, заметив, что за ним внимательно наблюдает Ауфшлаг.

В чем дело, черт возьми? Ученый сглотнул и провел толстыми пальцами по сальной голове, стараясь пригладить бахрому волос.

– Мы должны поскорее вернуть мальчика.

– Может быть. Есть другие варианты.

– Другие варианты? – «Тут есть еще что-то, а я не в курсе?»

– Я вызвал шаттен мердер и тиргайст.

Ауфшлаг потрясенно моргнул.

– Вы пошлете ассасинов вернуть мальчика?

Кёниг проигнорировал этот вопрос.

Дверь в покои Кёнига распахнулась, и помещение наполнилось смрадом мертвечины. Шаттен Мердер, ассасины-котардисты, служившие Кёнигу, прибыли первыми. Безмолвной вереницей вошли четверо мужчин и две женщины, тела которых находились в разной степени разложения. Их предводительница, голая женщина средних лет, известная под именем Аноми, поклонилась Кёнигу. Между ее растрескавшимися желтеющими ребрами были видны ее легкие, висевшие будто мешки из полуистлевшей марли. Других внутренних органов у нее давно не осталось, только бурые хрящи еще держались, прилипнув к позвоночнику. Ауфшлаг слыхал, что в своих покоях она хранила в банках собственные забальзамированные органы. Редкие кустики блеклых волос торчали из нескольких лоскутков плоти, которая все еще держалась у нее на черепе. За спиной у нее безмолвно стояло еще пять ассасинов-котардистов. Никто из них не был охвачен тлением так сильно, как она, но у всех имелись признаки запущенности и разложения.

Глазницы Аноми были совершенно пусты, при этом не возникало сомнений, что она внимательно воспринимает происходящее. Она посмотрела на Ауфшлага, и ученый постарался не встречаться глазами с этим мертвым взглядом. Мгновение она, казалось, смотрела сквозь него, а затем снова уставилась на Кёнига, который все так же сохранял невозмутимость. В ее легких что-то сухо застучало: она набрала воздуха, чтобы заговорить. Ауфшлаг в оцепенении смотрел, как воздух наполнил ее легкие и тут же начал просачиваться сквозь можество мелких трещин.

Голос у нее был высокий и сухой.

– Нас призвали.

– У меня…

– Вы уже много лет нас не вызывали.

Кёниг раздраженно поморщился: он не привык, чтобы его перебивали.

– У меня не было необходимости…

Легкие Аноми схлопнулись, и последние слова оказались скорее хрипом, раздающимся в облачке пыли.