Майкл Флетчер - Без надежды на искупление [litres]

– Мы ничего не стоим. Проклятые бессмертные мертвецы. Мы ненавидимы.

У него хватало собственных проблем, и слова Аноми задели его за живое.

– У меня нет к тебе ненависти.

Она снова втянула в себя воздух.

– Мы гнием, ненужные, оставленные без внимания. Мы рассыпаемся в прах. – Крошечный кусочек кожи головы с несколькими сохранившимися на нем волосками отслоился от ее черепа и упал на пол, между ее ступней, от которых оставались одни кости. – Мы – ничто, но нам не дают обрести небытие, которого мы жаждем.

Кёниг сделал шаг вперед и положил ладони на ее иссохшие плечи, заставив ее встретить его взгляд. Он обратил на нее все свою мощь гефаргайста.

Любое общение есть манипуляция.

– Вы ничего не стоите, но вы служите делу, которое превыше вас самих. Я – ваша цель. Вас определяет ваша служба. Без этой службы вы не имеете никакой ценности даже на мгновение, не ощущаете ни крупицы осмысленности в ваших действиях. Вы служите, потому что в эти редкие моменты вас ценят. – Он смотрел в темные, пустые глазницы; его непоколебимая вера в самого себя, происходившая, как ни парадоксально, из его неуверенности и чувства неполноценности, позволяла ему ничего не бояться. – Вы мне нужны.

– Мы будем служить, – прошептала она, и зловонным выдохом вышли из ее легких последние остатки воздуха.

Не было нужды спрашивать, дали ли согласие другие котардисты-ассасины; без нее они были ничтожны, погрязнув в пучине ненависти к самим себе, и в действие их приводило только ее желание.

Им придется дорого заплатить за то, чтобы служить ему, но Кёниг знал, что она готова пойти на это. Из-за потребности нести службу чему-то великому, более важному, чем она сама, у нее не оставалось выбора.

В дверь Кёнига вежливо постучали, а затем она распахнулась, и снова вошел Майнейгенер, а за ним молодая женщина и трое диковатого вида мужчин. Девушка, по имени Асена, была длинноногой и стройной, но на тонких руках различались сильные мускулы. Радужка миндалевидных глаз имела неестественно зеленый цвет, а ближе к зрачкам-щелочкам, расположенным под наклоном, постепенно становилась темной и крапчатой; и внешние уголки глаз ее казались заметно выше внутренних. Она была бы привлекательна, если бы не свалявшиеся в колтун каштановые волосы с проседью да то, с каким явным пренебрежением она относилась к своему наряду. Она носила его так, словно это для нее непривычно. Трое мужчин были разного роста: один на фут пониже Асены, а самый высокий, громадный и волосатый Бэр, возвышался над остальными, имея более семи футов. Рядом с Бэром Майнейгенер, никоим образом не коротышка, казался ребенком. Кёниг не мог избавиться от мысли, что у этой горы мышц интеллект не выше, чем у пары дешевых туфель.

Асена нетерпеливо поклонилась Кёнигу, и его взгляду на мгновение открылась из-под распахнувшейся рубашки ее маленькая грудь… и он, сам того не желая, подумал о Гехирн. Правда, он благодарил богов, что Гехирн здесь сейчас нет – хассебранд испытывала к Асене нездоровое влечение, и каждая их встреча грозила смертельной опасностью, – но его тревожило, что от нее нет вестей. У Гехирн было много недостатков, но в чем он никак не мог ее обвинить, так это в недостаточной верности. Скорее всего, хассебранд обнаружила что-то важное и решила справиться самостоятельно – рассчитывая произвести на Кёнига впечатление, – вместо того чтобы вернуться и представить отчет. «Что за пропасть!» Был бы жив Швахер, можно было бы легко проверить, что происходит с Гехирн. Почему он не сделал этого раньше?

Кёниг вдруг подумал о том, нет ли между убийствами в храме Готлоса и похищением Моргена какой-то связи. Называть что-то совпадением могут те, кто просто не располагает достаточными сведениями, позволяющими уловить связь между явлениями. Кёниг отогнал от себя эти мысли. Сначала надо позаботиться о главном.

С Асеной он должен обращаться по-другому, совсем не так, как с Аноми.

– Асена, у меня…

– Обойдемся без этой сучки! – прохрипела Аноми. Она забыла набрать побольше воздуха, чтобы слова ее прозвучали с достаточной силой. – Шаттен мердер…

– Научатся меня больше не перебивать. – Кёниг направил силу своей воли против Аноми и позволил недовольству, будто яду, заструиться из глаз. – Вы служите. Вы подчиняетесь. Или… – он остановился и медленно вдохнул, – мне от вас нет никакой пользы.

Аноми направила вниз свои пустые глазницы и молча уставилась в пол. Гневно ссутулив плечи, она ничего не отвечала.

Асена рассмеялись; ее гортанный смех напоминал лай.

– Ваш питомец не знает своего места.

Кёниг переключил внимание на нее.

– Интересные выражения ты выбираешь, – отметил он.

В Асене проявлялась яростная верность; она была как отлично выдрессированная, но крайне опасная собака. Если Аноми требовалось чувствовать себя бесполезной и презираемой, Асена жаждала похвалы и любви. На последнее Кёниг был не способен, но изо всех сил притворялся. Асену он нашел еще ребенком; она спала в придорожных канавах города, голодала, страдала от того, что никому не было до ее дела. Она сразу же привязалась к нему, видя в нем одновременно отца и вожака стаи. Много лет она спала в изножье его кровати, отказываясь уйти, и жалобно поскуливала, когда ее отсылали прочь. Позже, когда она стала превращаться в красивую девушку, он переселил ее в отдельную комнату. Поблизости от нее он чувствовал ее потребности, и ему становилось не по себе. Он одновременно сожалел о своем решении – она сделала бы для него все, что бы он ни попросил, – и считал, что совершил правильный выбор. Асена подошла бы ему как партнер, но он не осмеливался никого допускать чересчур близко к себе и становиться излишне ценным. Он слишком хорошо понимал, что делает с людьми любовь.

Если общение – манипуляция, то эмоции были той опорой, к которой прилагалось усилие рычага.

– Вы обе мне нужны, – сказал Кёниг, переводя взгляд с Асены на Аноми. – Бог-ребенок Морген похищен.

От внезапно охватившего ее гнева Асена зарычала. Она часто наблюдала за мальчиком и испытывала к нему любовь, желая оберегать его. Морген умел показать людям, как он ценит их, и это было как раз то, в чем она нуждалась.

Аноми застонала.

– Однажды он меня обнял и предлагал вылечить. Мне стало страшно.

– Хоть умерла, да все равно трусишь, – рявкнула Асена.

– Безмозглая сучка, только и подлизываешься к хозяину, – прошипела Аноми.

– Замолчите! – рявкнул Кёниг. – Вы нужны мне обе. Мы не можем точно сказать, куда его увезли похитители. Они убили Швахера, моего единственного зеркальщика. Путь предстоит долгий, а времени мало. Куда, – спросил он, обращаясь ко всем собравшимся в зале, – похитители повезут Моргена?