Геннадий Ангелов - Без права на жизнь [СИ]

В скором времени компанию в Керчи задержала милиция, на крупной краже, и Иракли оказался в тюрьме. Выживая с подростками на улице, он знал, что уважают только сильных, и кулаками прокладывал себе дорогу на вершину тюремной иерархической лестницы. Прошло десять лет, и как не пытался он найти убийц матери, так и не смог этого сделать.

Вытирая скупые слёзы, Иракли знал, что рано или поздно, но он встретится с тем, кто надругался над его матерью, и в который раз клятвенно обещал себе задушить ублюдка голыми руками. И тут он вспомнил про драку в бараке. Дёмин. Точно, он самый. Значит, это после драки с ним он очутился в полном дерьме, разбитом доме, глухой ночью, под завалами…

— Ну, сука, лично зарежу, когда ещё раз мне попадёшься, — тихим голосом прошептал Иракли, и услышал за стеной знакомый до боли мужской голос.

Вернувшись в барак, я лёг на шконку и закрыл глаза. Надо было всё тщательно обдумать и взвесить. Никто не имел права трогать заключённого, если он отдыхает. Натягивая одеяло на голову, я с облегчением вздохнул. Приезд Ткачёва вселял надежду, что скоро закончится весь этот бардак, и я смогу вернуться к нормальной жизни. Продолжение эксперимента? Тут надо не торопиться, потому что, как известно, «спешка может трахнуть горячку».

Шум от бесконечной игры в карты и нарды, столбы табачного дыма, и работающий телевизор раздражал. Кто-то жарил на спирали лук, и едкое зловоние разъедало глаза. К этому невозможно привыкнуть, и отвернувшись к стене, сильнее натянул одеяло на голову. Постоянный холод в жилом помещении с разбитыми окнами, которые сами зэки затягивали плёнкой, не давал позитивным мыслям идти в ногу со временем. В стране палачей и проституток никогда порядка не будет. За забором двадцать первый век, здесь девятнадцатый. Котельная работающая на угле, жёсткая экономия, как света, так и воды. Левые «фазы», чтобы в мороз минус двадцать градусов нагреть кружку воды для горячего чая. Маразм. «Нас трахнут, но мы станем крепче», любили повторять заключённые, не надеясь на Европейское сообщество. Как люди сидят по десять, пятнадцать лет? Не понимаю, «крыша» у большинства явно не на месте, и гвозди тут не помогут, даже «сотка». Кто-то толкнул меня несколько раз в плечо. Открывая один глаз, и поворачивая голову, увидел Гилку.

— Дёма, с тобой хочет побазарить «Михо». Иди, он не любит ждать.

— Что он хочет? — спросил я недовольным голосом, и отбросил одеяло в сторону.

— Не могу знать. Наверное, из-за твоего несостоявшегося побега. Настроение у него хорошее, так что не бойся.

— Я и не боюсь.

Надевая ботинки, накинул на плечи куртку, и устало поплёлся за Гилкой. Народ не обращал на меня внимания, продолжая стучать шашками по деревянным доскам. В комнате для приёма пищи обитали блатные: смотрящий «Михо» и его правая рука «Жила». Шныри весной сделали капитальный ремонт помещения, и обстановка полностью напоминала домашнюю: стол, стулья, микроволновка, красивые обои, с весенними цветами, занавески. Меня всегда удивляла стойкая позиция заключённых не отрываться от свободы, даже в мелочах. Держать связь не только при помощи писем, свиданий и телефонных звонков, но ещё во всём строить свой быт — уютно и добротно, как дома. Хотя мало кто из них на свободе помогал жёнам и родителям. В комнате стоял запах кофе и я, вдыхая приятный аромат, на мгновенье вернулся домой. «Михо» в гордом одиночестве с огромной чашкой сидел за столом, играясь с телефоном. Краем глаза увидел у него в руках новенький сенсорный телефон, и в который раз удивился сверх возможностям блатных. Достать всё из-под земли, в любое время дня и ночи. «Михо» отложил телефон и тяжело вздохнул. Это был высокого роста грузин, с правильными чертами лица. Одет он был в новенький тёмно-синий спортивный костюм с белыми полосками «Adidas» и модные кроссовки.

— Вечер добрый, — сказал я, внимательно рассматривая обстановку. Я первый раз удостоился чести посетить коптёрку, и с удивлением поедал любопытными глазами уютный, по тюремным меркам, интерьер.

— Добрый, проходи, присаживайся.

«Михо» отлично разговаривал по-русски, хотя небольшой акцент всё равно присутствовал.

— Что у тебя случилось, Дёма? Почему полез на запретку?

— Я должен отвечать на вопросы?

В моём голосе звучали нотки неподдельного изумления. Я никак не ожидал, что блатных интересуют такие мелочи.

— Пока не должен, но это легко исправить.

Он улыбнулся, показывая ровный ряд белых зубов, как будто утром посещал дантиста, и тот избавил угрюмого смотрящего от жёлтого зубного налёта. Продолжая молчать, я смотрел «Михо» прямо в глаза. Грузин допил свой кофе и поставил чашку. Закуривая, он выпустил дым в мою сторону, проявляя неуважение, и усмехнулся.

— Дорогой, я наслышан про тебя. Твои поступки в тюрьме выше всякой похвалы.

— Даже так?

— Таки, так. Ты помогал людям, и избавил воровской люд от горстки негодяев. И сейчас не хочешь говорить. Ты мне не доверяешь?

— Доверие — штука опасная. Можно и на перо угодить, если слишком доверять.

— Понимаешь, Дёма, в чём проблема — не у меня, у тебя. Как ты сам знаешь, люди мне доверили смотреть за бараком. Это большое не только доверие, но и ответственность. И хочется мне этого или нет, но я должен знать, что происходит внутри отряда и за его стенами. Ты был в штабе и несколько часов общался со Стрельцовым. Знаешь кто это?

— «Кум», начальник оперативного отдела.

— Правильно. Так вот, уверен, что он предлагал тебе сотрудничество.

— Я не согласился, слово даю.

— И ты предлагаешь мне верить тебе на слово?

— «Михо», минуту назад ты говорил то же самое про доверие. Если за человеком не тянется тёмная история из его прошлого, тюремного, почему не верить?

— Резонно. Хорошо, допустим, я тебе поверил. Допустим.

При этом «Михо» поднял вверх указательный палец.

— Чем докажешь свою правоту?

— Доказывать, и оправдываться — значит проявлять слабость. Прости, но я по-другому воспитан.

— Может ты проигрался, и хотел сбежать? Хотя я знаю, что ты не играешь в карты.

— Никуда я не собирался бежать. Стоял в метрах пятнадцати от запретки, только и всего.

— Из-за шмона, когда тебя искали, забрали два телефона. Кто в этом виноват, Дёма?

— Тот, кто прятать не умеет.

— Нет, тот человек, из-за которого был шмон и пострадали честные и порядочные арестанты. Как сам понимаешь, это надо компенсировать.

— Я платить не буду. Считаю, что не виноват.

Разговор наш заходил в тупик и «Михо», умеючи, с неким циничным артистизмом, старался нагрузить меня на бабки. У него это хорошо получалось, только он не учёл, что не с тем человеком связался. Я знал, что стоит один раз дать слабину и до конца срока буду должен блатным. От этого «груза» потом не отделаться. Даже на свободе.