Николас Имс - Короли Жути

– Фендер… – начал Гэбриель.

– Фендер. Я Фендер.

– Да, я знаю. А я Гэб.

– Гэб? Гэб знать. Годный Гэб.

– Да, это я, Годный Гэб. Может, свет зажжешь?

Невидимый хозяин хлопнул в ладоши:

– Дитята! Свет!

Что-то зашуршало. К душку плесени и ржавчины добавилась кислая вонь серы, вспыхнули три лампы с ворванью. Приятелей окружили пятеро кобольдят в закопченных защитных очках, приглушавших ярко-желтые огоньки глаз. Два малыша сжимали ножи.

Фендер – очевидно, их папаша – сидел на корточках прямо напротив двери. Ростом он был по пояс Матрику, а внешне напоминал тощую прямоходящую крысу. На нем тоже были защитные очки и точно такие же ползунки, как у Муга, а вдобавок феска с кисточкой и шлепанцы с загнутыми носами. В руках он держал арбалет, снятый с предохранителя и заряженный тремя длинными стрелами, которые зловеще поблескивали в полумраке.

– Ох, ради милостивой Весенней девы! Фендер, убери эту штуку! – сказал Гэбриель, медленно поднимая руки.

– Красиво, правда? – Кобольд ласково хлопнул по арбалету, стрелы закачались, предохранитель дрогнул.

Клэй оцепенел, Гэб зажмурился, а Муг с Матриком попытались встать друг другу за спину и застыли в неуклюжих объятьях.

– Фендер! – укоризненно крикнул Гэб.

– Простить, простить. – Кобольд отложил арбалет, не озаботившись поставить его на предохранитель – похоже, он просто не знал, что это такое, – и сдвинул очки на лоб; желтые глаза ярко вспыхнули в темноте. – Зачем сейчас приходить. Поздно. Ночь. Фендер и дитята сон спать.

Клэй, сощурившись, оглядел сумрачное помещение. Одно слово – лачуга, но не романтическое пристанище бедного поэта или нищего летописца, заставленное книжными шкафами, свечами и старинными безделушками, и не пустынная монашеская обитель с соломенным тюфяком и рваным одеялом. Нет, жилище кобольда было настоящей помойкой.

В дальнем углу комнаты виднелись какие-то лежбища, служившие постелями Фендеру и его отпрыскам, которых он называл дитятами. Все остальное помещение было полным-полно несметных сокровищ, точнее, бесполезного хлама: старый бронзовый шлем с застрявшим в нем черепом, разбитое зеркало в почерневшей серебряной раме, сундук с разрозненными столовыми приборами, десятки стеклянных и жестяных банок, доверху набитых медяками и латунными пуговицами, а также прочее барахло, любезное сердцу кобольда.

Гэб отвел со лба русую прядь:

– Я тут у тебя оставлял деньги. Большой такой кошель.

Кобольд свесил голову набок, наморщил розовый нос и пошевелил усами:

– Блескучки?

– Да, блескучки. Много блескучек. На хранение. Помнишь? Теперь отдавай.

– Да, да. Фендер помнить. Фендер хотеть Годный Гэб в яму упасть и сдохнуть. Тогда Фендер блескучки никому не дать. Себе забрать, – беззлобно, мечтательно произнес кобольд.

Клэй недоуменно покосился на Гэбриеля:

– Друг, говоришь?

– А я вот в яму не упал. Ты уж извини, Фендер.

Кобольд шмыгнул носом:

– Плохо.

– Ага. Ну, то есть… – Гэбриель замялся. – Короче, мне нужны мои блескучки. Отдай, пожалуйста.

– Да. Да. Ждать. – Кобольд, перескочив через арбалет, с необычайной быстротой вскарабкался по растресканной стене и пролез сквозь дыру в потолке.

Из любопытства Клэй, осторожно огибая груды мусора, прошел в глубину комнаты, где стояла ржавая жаровня, накрытая закопченной решеткой, – судя по всему, на ней готовили еду, а заодно и обогревали лачугу. Обглоданные кости и гниющие потроха в жестяном ведре у жаровни выглядели очень аппетитно по сравнению с содержимым второго ведра. Дырявый лоскут трепетал под сквозняком, прикрывая не то окно, не то дыру в стене.

Каждая постель – заботливо украшенная груда тряпья и соломы – носила отпечаток вкусов своего владельца; из одного лежбища почему-то торчали обломки клинков, погнутые ножи и наконечники стрел. Едва Клэй наклонился поближе, какой-то Фендеров дитенок злобно завизжал и, оскалив зубы, зарылся в солому.

– Его зовут Ножичек, – сказал Гэбриель. – Он вообще… странный.

Клэй медленно выпрямился и отступил подальше.

– А ты их всех по именам знаешь? – спросил он.

– Да, – кивнул Гэб. – Вот это Хохолок, Мосол и Зубоскал, – объяснил он, указывая на каждого, а потом перевел взгляд на самого мелкого, который терся о его щиколотку. – А вот это Тихоня.

– А с каких это пор ты задружился с кобольдом? – спросил Матрик.

– И почему ты ему оставил блес… – Клэй чуть было не сказал «блескучки», но вовремя одумался. – Почему ты ему оставил деньги?

– Вы же видели, как они живут в подземельях: тащат в свои норы все, что блестит, и никогда не расстаются с сокровищами, – напомнил Гэбриель.

«И то верно», – подумал Клэй. У кобольдов хватало не только грязи, но и сокровищ, хотя сами они не понимали ценности монет. Ценным было лишь то, что блестело, сверкало и переливалось, а все остальное служило предметом обмена на то, что блестит. За начищенное медное кольцо кобольд мог отдать породистую лошадь и радовался удачной сделке.

– С Фендером мы знакомы очень давно, – сказал Гэб. – Я как-то подрядился разогнать урскинов из сточных канав, а оказалось, что там засел целый клан. В общем, Фендер с Озилкой меня спрятали и даже вылечили от яда, которым лягушатники мажут стрелы.

– А Озилка – это кто? – спросил Муг.

– Жена Фендера. – Гэбриель огляделся, будто только сейчас сообразил, что ее здесь нет.

Сверху донесся глухой стук. С потолка посыпалась штукатурка и древесная труха, а потом над головой поволокли что-то тяжелое.

– В общем, я разобрался с урскинами и поручился за Фендера, когда он решил переселить семью из сточной канавы в город. Так и подружились. А перед тем как уйти в Ковердейл, я оставил Фендеру на хранение все, что заработал за последние годы.

Тут все заработанное за последние годы свалилось сквозь дыру в потолке, – к счастью, тяжелый мешок был прочно завязан. От удара об пол в мешке что-то звякнуло. Следом спустился Фендер – он на миг завис, вцепившись когтями в край дыры, а потом мягко спрыгнул прямо на мешок, соскочил и обеими руками потянул его по грязному полу. Дитенок по имени Ножичек с вожделением уставился на отцовскую ношу, будто малыш на любимое лакомство после ужина.

– Блескучки, – буркнул Фендер, бросив мешок к ногам Гэба.

Гэбриель нашел в себе силы на скупую улыбку:

– Спасибо, Фендер. А где Озилка?

– Нет, – пробормотал кобольд. – Забрать.

Скупая улыбка мгновенно улетучилась.

– Как? Куда?

Фендер издал какой-то томительный звук, напомнивший Клэю постанывание Грифа, когда пса сгоняли с кровати. Горящие глаза кобольда тоже как будто потухли.

– Озилка бить-колотить на дай-бери.

– Дай-бери? – переспросил Муг.

– На рынке, – рассеянно пояснил Гэбриель. – Озилка ввязалась в драку на рынке. И что потом случилось, Фендер? Когда это было?