Виктория Шваб - Сотворение света [litres]

Келл бросил на него пренебрежительный взгляд.

– Ты не воспринимал его всерьез.

– С чего ты взял?

– Рай влюбился в тебя всей душой, а ты его покинул. И он подумал… – Сердитый вздох. – Ты же не забыл, что сам сбежал из Лондона задолго до того, как я тебя вышвырнул?

Алукард покачал головой, устремил взгляд в гладкую синеву моря. Зубы сжались, тело напряглось, не желая подпускать правду. Потому что правда была с когтями и глубоко вонзила их в грудь. Было бы куда легче оставить ее невысказанной, но когда Келл снова собрался уйти, Алукард все же заговорил.

– Я ушел, – сказал он, – потому что мой брат выяснил, где я провожу ночи и, главное, с кем я из провожу.

Алукард не сводил глаз с воды, но все же услышал, как шаги Келла остановились.

– Хочешь верь, хочешь не верь, не все семьи готовы пожертвовать достоинством ради королевских прихотей. Семейство Эмери строго следует традиционной морали. – Он помолчал. – Мой брат Беррас рассказал отцу, и тот избил меня до полусмерти. Сломал мне руку, плечо, ребра. А потом велел Беррасу отправить меня в море. Мое бесчувственное тело погрузили на корабль. Очнулся я в трюме. Капитан получил десять ришей и приказ не возвращаться в Лондон, пока мне на борту «не вправят мозги». Я сбежал в первом же порту, и весь мой капитал составляли три лина в кармане и магия в крови. Дома меня никто не ждал, поэтому я не вернулся. Лишь в этом я и виноват. Но я и не догадывался, как много значу для него. – Он наконец оторвал взгляд от моря и посмотрел в глаза Келлу.

– Я не хотел уходить, – сказал он. – И если бы я знал, что Рай любит меня так же, я его, то вернулся бы намного раньше.

Они стояли в вихре морских брызг и слушали скрип мачты.

Долго, очень долго ни тот, ни другой не произносили ни слова.

Наконец Келл вздохнул:

– И все равно я тебя терпеть не могу.

– Взаимно, – с облегчением расхохотался Алукард.

С этими словами капитан оставил антари и пошел к своей воровке.

Ленос оставил ее у поручней, и теперь она, глядя куда-то вдаль, острием кинжала вычищала грязь из-под ногтей.

– О чем задумалась, Бард?

Она взглянула на него, и уголки губ тронула улыбка.

– Вот уж не думала, что буду снова стоять с тобой на одной палубе.

– Мир полон сюрпризов. И теневых королей. И проклятий. Хочешь кофе? – Алукард протянул ей чашку. Она бросила на коричневую жижу короткий взгляд и ответила:

– Воздержусь.

– Бард, ты и сама не знаешь, чего лишаешься.

– Знаю. Утром меня уже угораздило попробовать.

Алукард скривился и выплеснул остатки кофе за борт. По сравнению с Айло обычный кок со «Шпиля» казался дворцовым шеф-поваром.

– Съесть бы чего-нибудь посущественней.

– С каких это пор мой стальной капитан превратился в высокородного нытика? – поддразнила она.

– А с каких это пор моя лучшая воровка превратилась в занозу?

– Я всегда ею была, – ответила она.

Лайла подставила лицо солнцу. Волосы у нее отросли, темные пряди достигали плеч, стеклянный глаз поблескивал в ярком зимнем свете.

– Ты любишь море, – заметил он.

– А ты разве нет?

Рука Алукарда крепче сжала поручни.

– Люблю… кое-что. Воздух открытого моря, силу команды, работающей вместе, дух приключений и тому подобное. Но… – Он почувствовал, как что она вся превратилась во внимание, и замолчал. Много месяцев они осторожно ходили по тонкой черте между открытой ложью и правдоподобными умолчаниями, кружились на месте, и ни тот, ни другой не собирался раскрывать карты. Они берегли правду, как сокровище, и были готовы делиться ею лишь в обмен на такую же откровенность.

А сейчас он едва не проболтался, чуть не выдал крупицу тайны совершенно бесплатно.

– Но?.. – поддела она его легким касанием воровки.

– Бард, тебе когда-нибудь надоедало вечно убегать?

– Нет, – она склонила голову.

Алукард всмотрелся в горизонт.

– Значит, позади ты оставляла не так уж много.

Его перебил порыв холодного ветра. Лайла сложила руки на поручне, всмотрелась в бегущие внизу волны.

– Это еще что?

На поверхности что-то покачивалось. Деревяшка. Одна, другая, третья. Мимо них плыли сломанные доски с обгорелыми краями. Алукарда пробрала дрожь.

«Призрак» плыл среди обломков затонувшего корабля.

– Это сделали Морские змеи, – проговорил Алукард.

Глаза Лайлы расширились.

– Надеюсь, это разбойники? А не морские чудовища, способные проглотить корабль?

Алукард изогнул бровь:

– Морские чудовища? А такие бывают?

– Откуда мне знать, что в этом мире бывает, а чего нет? – огрызнулась она.

– Ну, морских змей, глотающих корабли, точно не бывает… Джаста, видишь? – окликнул он.

Капитанша прищурилась.

– Вижу. Неделю назад, не больше.

– Маловато, – пробормотал Алукард.

– Ты же хотел идти самым быстрым путем, – сказала она и повернула штурвал, огибая большой обломок с еще заметным названием.

– Так кто же они, эти Морские змеи? – напомнила Лайла.

– Воины-наемники. Перед атакой пускают ко дну собственный корабль.

– Чтобы отвлечь внимание? – спросила Лайла.

– Нет, – покачал головой Алукард. – Как предостережение. Это значит, что их корабль им больше не нужен: они перебьют всех на чужом, выбросят в море, захватят судно и уйдут на нем.

– Ого, – протянула Лайла.

– Вот именно.

– И зачем только зря губить хороший корабль…

Алукард изумленно заметил:

– Только ты способна оплакивать корабль, а не погибших моряков.

– Ну, корабль уж точно никому не сделал ничего плохого, – уверенно ответила Лайла. – А люди, может, и заслужили.

В детстве, когда ему не спалось, Келл имел обыкновение бродить по дворцу.

Ходьба сама по себе что-то успокаивала в нем, расслабляла нервы, освобождала мысли. Он терял счет не только времени, но и пространству, поднимал глаза и с удивлением обнаруживал, что стоит в незнакомом месте и не помнит, как сюда пришел, потому что, погрузившись в себя, не смотрел по сторонам.

На «Призраке» было сложно заблудиться, потому что весь кораблик целиком легко уместился бы в покоях Рая. Но тем не менее Келл неожиданно для самого себя очутился перед каютой Холланда, приспособленной под тюремную камеру.

В дверях сидел на стуле старый Айло. Он на ощупь выстругивал из черной деревяшки игрушечный кораблик, и получалось у него, надо сказать, неплохо. Казалось, он погружен в свое занятие и ничего не замечает, как Келл минуту назад, однако старик почувствовал присутствие другого человека и понял это как беззвучный приказ покинуть свой пост. Он оставил свою поделку на стуле и ушел. Келл заглянул в каюту, ожидая встретить взгляд Холланда, и нахмурился.

Холланд сидел на койке, высоко подтянув ноги положив голову на колени. Одна его рука была прикована к стене, и цепь свисала, как поводок. Лицо было серовато-бледным – видно, путешествие по морю давалось ему нелегко. А в черных волосах появились новые серебристые нити. Должно быть, разрыв с Осароном лишил его немалой доли жизненных сил.