Валерия Чернованова - Мой (не)любимый дракон [litres с оптимизированными иллюстрациями]

Смеющийся, веселый Ледяной? Непорядок.

Теперь уже Скальде помогал мне подняться, соблазняя сладкими, обжаренными с пряностями лесными орешками, которые он раньше заприметил на площади перед ратушей.

– Нашли-таки, чем выманить меня с катка.

– Можем остаться, – с невозмутимым видом пожал плечами тальден, будто действительно был готов хоть ночь напролет упражняться в фигурном катании.

Но я сразу почувствовала подвох. И тот не заставил себя ждать.

– Только при одном условии: если вы и дальше будете так же очаровательно краснеть и смущаться, падая на меня.

Я вспыхнула. Краснеть и смущаться? А вот фиг тебе!

Проклятье, Аня! Первая с конца, первая с конца. Ты же об этом мечтала. А не о том, чтобы после одного несчастного свидания превратиться в первую, мать его, с начала!

– Орешки – звучит замечательно, – выцедила из себя, злясь на его вельможное издевательство, бессовестно воспользовавшегося моей слабостью, только чтобы поскорее покончить с катанием.

Дракон-манипулятор.

Пришлось успокаиваться и утешаться орешками, которые и правда оказались безумно вкусными. Горячими, ароматными. А есть их, сидя на скамейке неподалеку от сцены, на которой бродячая труппа давала очередное представление, было вдвойне приятно.

Увлекшись игрой артистов и пытаясь рассмотреть хоть что-то сквозь толпившихся у подмостков зрителей, я старательно тянула шею и не сразу расслышала слова Скальде. А когда до меня дошел смысл сказанного, вздрогнула и недоуменно покосилась на мага.

– Вижу, вы отчаянно боретесь с привязкой, и мне жаль, эсселин Сольвер, что вам приходится проходить через испытание магией. Всем алианам. Могу себе представить, каково это.

Вряд ли. Для этого надо уметь чувствовать хотя бы что-то.

Вслух же сказала:

– Если честно, я ее уже ненавижу, – поморщилась, как будто мне зуб прострелило. – С ней я – не я. Да и вам… Разве оно надо? Не хотели бы, чтобы одна из невест, постепенно вас узнавая, начала испытывать к вам искреннее чувство? А не навеянное магией тагр знает что.

Отправив в рот очередной орешек, тальден передернул плечами:

– Я такой же заложник традиций, как и вы, эсселин Сольвер. Думаете, мне приятно видеть, как, оказываясь со мною рядом, алианы превращаются в безвольных, ведомых кукол?

– А разве не приятно? – хмыкнула. – Почему тогда не отказаться от привязки?

Теперь настала очередь Скальде коситься на меня с недоумением. Я тут же прикусила язык, поняв, что снова ляпнула очередную странность. А все из-за пробелов в знаниях здешней истории и традиций.

– Хоть вам и внушают с детства, что в будущем вы станете женами тальденов, многие страшатся отбора, свадьбы и, особенно, брачной ночи. Того, что не смогут принять силу мужа. Наши предки считали, что магия способствует сближению жениха и невесты. Когда помолвка разрывается, развеиваются и чары. В случае с ари привязка уходит постепенно, уже после брачного ритуала.

О времена, о нравы.

Чем больше узнавала о законах этого немного с приветом мира, тем больше сочувствовала алианам. Не повезло им родиться особенными. Ужас какой-то – выйти замуж, будучи насильно влюбленной. А потом проснуться в один не прекрасный день и понять, что муж тебе безразличен. Или того хуже – противен.

– И все равно, несправедливо это. – Скомкала бумажный рожок, совсем недавно полный орешков, благополучно перекочевавших ко мне в желудок, и сжала промасленную бумагу в кулаке. – Мало того что не мы выбираем, а выбирают нас, так при этом еще и находимся под постоянным воздействием магии. Потому что так решили какие-то там предки! Пусть это и временное воздействие, но все же. Это… противоестественно.

Некоторое время тальден молчал, и я уже решила, что ему наскучил разговор о привязке.

А потом последовал провокационный вопрос:

– То есть хотите играть по-честному?

– По-честному? Пф-ф… Я об этом даже не мечтаю. Уже успела понять, что мои желания здесь всем до лампочки. Вы даже представить себе не можете, каково это – терять контроль над собственным разумом.

– Отчего же, представляю, – маг усмехнулся. Как мне показалось, с оттенком горечи. Поднявшись, неожиданно попросил: – Отдайте булавку.

– Не успели подарить, а уже забираете. – Рука сама потянулась к украшению, в которое я влюбилась с первого взгляда. Накрыла его ладонью, интуитивно желая защитить от постороннего посягательства.

Но Скальде оказался настойчив.

– Так надо, – ответил загадочно. Экспроприировав подарок, протянул руку со словами: – Уже поздно, пора возвращаться.

Стоило представить, как переступаю порог спальни, и на плечи мигом навалилась усталость. Тяжеленным таким камнем. С трудом поднялась на ноги. Зевнула, прикрыв рот ладонью, и последовала за тальденом к переулку, в котором нас дожидался извозчик.

Только возле шатра с портретами задержались на минутку, чтобы приобрести черно-белую красоту.

– Девочкам будет приятно, – пояснила, забирая у осчастливленного нами художника кошелку с семью бумажными свертками.

– И еще вон тот заверните, – небрежно махнул рукой его великолепие на… мое изображение. – Портрет алианы со взглядом бунтарки.

– Эсселин Сольвер – настоящая красавица, – похвалил выбор мага торговец.

А я нервно покосилась на транжиру, поинтересовавшись:

– Сожжете в камине?

Скальде одарил художника еще несколькими монетами.

– Повешу над кроватью.

Наверное, для метания дротиков.

И снова я не поняла, шутит он или говорит серьезно.

Весь день его светлость не находил себе места. От завладевших им чувств – этой гремучей, опасной смеси, готовой рвануть в любое мгновенье – тальдену хотелось на стенку лезть. Крушить все вокруг, рычать, изрыгать пламя.

Но единственное, что мог он себе позволить, будучи гостем в императорском замке – это срываться на слугах и, запершись у себя, исходить злостью. Которая, как и зависть, навечно поселились в его сознании. А теперь к неразлучному тандему прибавился и яд ревности, отравивший тальдену сердце.

Это чувство – острое, как кинжал, болезненное, как кровоточащая рана, – было Игрэйту в новинку, и он не собирался и дальше нести на себе столь неприятное бремя.

Уступить алиану Герхильду? Сдаться?

Ни за что на свете!

Пламя ярости полыхнуло в груди с новой силой. Глухо зарычав, князь Темнодолья обрушился кулаками на ни в чем не повинный стол. Стеклянный кубок, до краев наполненный вином, запрыгал на толстой граненой ножке. Не выдержав очередного удара, перевернулся, забрызгав чернильно-ягодным напитком пестротканый, постланный у камина ковер.

Не полегчало. Из груди тальдена вырвался гортанный звук, больше похожий на раскат грома. Посильнее сцепив зубы, Игрэйт в сердцах смел кубок с графином, искусно декорированным серебром, на пол. В пушистом ворсе ковра теперь тускло поблескивали осколки.