Валерия Чернованова - Мой (не)любимый дракон [litres с оптимизированными иллюстрациями]

Я чуть не подавилась кремом и едва не выплюнула вкуснятину обратно вместе с восклицанием:

– Блодейна – алиана?!

– Была. Вышла замуж за герцога из соседнего королевства, а после брачной ночи выяснилось, что силу мужа она не приняла. К счастью, тальден отпустил ее, не стал удерживать. Хотя у них в Рассветном королевстве это в порядке вещей: превращать несостоявшихся жен в рабынь, – скривилась сплетница, словно кусок протухшего мяса проглотила. Гордо задрав подбородок, заявила: – Это у нас здесь редко какая элири становится наложницей. Наши маги благородны.

– Да уж, святоши.

– Эссель Блодейна так и не вышла замуж повторно. Поступила в услужение к князю Ритерху и воспитывала его дочерей после смерти княгини. Своих детей у эссель не было, их заменили Фьярра и ее сестры. Теперь понимаете, почему она так тревожится за эсселин Сольвер?

– Ну и дела, – протянула я, переваривая откровения служанки. – Блодейна участвовала в отборе, – хмыкнула. – Сложно представить ее кроткой ланью, преданно заглядывающей в глаза жениху.

Может, потому и превратилась в такую стерву. Не сложилась собственная личная жизнь, вот и портит жизни другим. Так сказать, чтобы взять моральный реванш.

Я закусила губу, гадая, спрашивать или не спрашивать. Болтать Мабли любила и явно считала себя непревзойденной рассказчицей. Похоже, мне таки удалось ее разговорить, и сейчас у нее как раз то самое, благоприятное для задушевной беседы настроение. Как бы только не спугнуть своим любопытством.

Ладно, была не была! Попробую – а там видно будет.

– Значит, Блодейна была алианой. А вчера ты назвала ее моркантой. Это что-то означает?

К моей немалой досаде, вопрос так и остался без ответа. В комнатушке, гордо именуемой будуаром, а своими скромными размерами больше смахивающей на прихожую, раздались шаги. Судя по тому, как тяжело ступал вошедший, неожиданным гостем был мужчина.

Напряженный взгляд служанки скользнул по мне, развалившейся в кресле в одной полупрозрачной сорочке.

– Не выходите! – Мабли рванула к двери, растерянно бормоча: – Кто бы это мог быть? Так рано.

Вернулась спустя пару минут. Лицо бледное с пятнами румянца, словно свеклой все утро щеки натирала. Виски блестят от испарины. В глазах тоже что-то искрится. Не то напуганная, не то растерянная. А скорее, все вместе.

– Там… там его великолепие. Хочет вас.

– Ничем не могу помочь.

Вот зачем, спрашивается, притащился, когда у нас с Мабли завязался такой многообещающий разговор!

– Я не то имела в виду, – еще больше покраснела скромница, поняв двусмысленность оброненной ею фразы. – Наследник желает с вами говорить. Скорее! Мне нужно вас одеть. Его великолепие не любит ждать.

Я тоже много чего не люблю. Например, непрошеных гостей. Особенно тех, с которыми… хм, тесно общалась ночь напролет. А теперь сгораю со стыда и ругаю себя последними словами. И видеть его после такого-то сна меня совершенно не тянет! Но не выставлять же его вельможество за дверь?

Поскрипев от досады зубами, принялась собираться.

Тальден пытался понять, что на него нашло. Что спровоцировало этот приступ никому не нужного благородства. Снять чары с алианы, острее всех откликающейся на его силу? Собственными руками разорвать ту незримую нить чувств, пусть и навеянных магией, что связывала его с девушкой. Возможно, с единственным шансом на спасение. Для него и для всего императорского рода.

Если на нем род Герхильдов прервется, трон унаследует Игрэйт. И тогда этим землям, народу Сумеречной империи останется только посочувствовать.

Скальде рассеянно скользил взглядом по склонявшимся в поклонах слугам, приступавшим к работе еще затемно. Кивал на приветствия редких придворных, сонно, точно сомнамбулы, слонявшихся по просыпающемуся замку. Невольно ускоряя шаг, будто влекомый неведомой силой, шел по коридору, в котором вчера закончилось самое необычное свидание с самой необычной невестой.

Странная девочка. Занятная. Порой смешная. Непонятная.

Загадка.

В первую встречу, в Лунной долине, эсселин Сольвер не вызвала у него ничего, кроме жалости. Во время заключения помолвки он испытал по отношению к ней то же самое. Разве что к состраданию прибавилось еще и раздражение.

Тальден не понимал, зачем силой заставлять дочь обручаться с человеком, которого она так боится. До дрожи в коленях, до сбивчивого, невнятного шепота, больше похожего на блеянье приговоренной к закланию овечки. До слез, что стояли в широко распахнутых от страха глазах во время священного ритуала – проверки на сочетаемость. Когда он держал в своей руке ее дрожащую, холодную ладонь, а она кусала губы, из последних сил сдерживая рыдания.

Наследник был зол на Фьярру за это проявление слабости, за трусость – самое постыдное чувство. Зол на себя, ведь это из-за него она страдала. Зол на ее отца, пожелавшего рискнуть жизнью собственного ребенка в надежде породниться с императорским родом.

Скальде даже подумывал отказаться от невесты. Но чтобы не оскорбить чувства князя, сдержался, решив для себя, что Фьярра, каким бы ярким ни был обручальный узор – свидетельство их сочетаемости, одной из первых покинет Ледяной Лог. Пусть не после испытания на невинность, но после следующих проверок точно. И вот должен был состояться второй этап отбора, а он уже был не уверен, готов ли ее отпустить.

Жалеть юную княжну больше не получалось. Ну не вызывала она жалости! Интерес – да. Иногда раздражение. За то, что так любила дерзить. Без страха смотрела ему в глаза, каждым взглядом бросая вызов. Не смущалась говорить искренне, прямо. Хоть свободомыслие не приветствовалось и не поощрялось. И было несвойственно алианам, да и вообще девушкам ее возраста.

Было в ней что-то неправильное, нелогичное и вместе с тем интригующе-притягательное. Что-то, лишавшее его привычного равнодушия. Покоя. Заставляло думать о дерзкой невесте, вместо того чтобы сосредоточиться на других алианах, искренне желавших его внимания.

На Керис, Хелет и Рианнон. Майлоне, в конце концов. Последние дни его великолепие честно пытался ими увлечься. Хотя бы одной из них. Заставить себя ощутить хоть каплю нежности. Ведь у этих девушек обручальный узор тоже проявился достаточно ярко.

Подавали также надежды Гленда и Ариэлла.

Все они могли похвастаться идеальным воспитанием, манерами, красотой. А главное – выгодно выделялись на фоне Фьярры послушанием. И, в отличие от эсселин Сольвер – этой маленькой бунтарки с мятежным взглядом и такими соблазнительными сочными губами, которые за вчерашний вечер в мыслях он не раз успел попробовать на вкус, – не мечтали вернуться к безымянному возлюбленному. Какому-то сопливому мальчишке, которого эта вертихвостка и не думала забывать. И как могла боролась с привязкой. Столь ей отвратительной.