Дэйв Хатчинсон - Осень Европы [litres]

Руди взглянул на чемодан.

– А.

Он положил руку на бок чемодана – и да, он был теплый. Не горячий, но определенно теплый, вспышка тепла изнутри проникала через изоляцию.

Из-за этого он ностальгически вспомнил о чемодане, который доставлял в Старом Потсдаме. Он боялся, что, перевозя его контрабандой в Берлин, он мог уничтожить его или то, что было внутри, но что, если его уже активировала Посылка перед тем, как метнуть под проволокой? Что, если кейс все это время сжигал свое содержимое? Что, если внутри содержались карты?

Но почему же тогда в последние мгновения жизни Посылка метнула чемодан за проволоку, если он был в процессе уничтожения содержимого? В мире Руди на это мог быть только один ответ – чтобы люди побегали, чтобы те, кто хотел вернуть кейс, поверили, что он доставлен. И Брэдли сказал, что его содержимое дошло по назначению, так что либо он знал, что кейс уничтожил то, что в нем было, и врал, либо не знал и передавал ложь, которую ему сообщило начальство.

Ему и так хватало, чем забивать голову. Неиссякающий поток расшифровок, страница за страницей обрисовывающий образ Общества девятнадцатого века. Все более скучные способы передвижения вместе со Львом из отеля в отель, с острова на остров.

И все же он не мог заставить себя забыть о Потсдаме, ходил вокруг воспоминаний кругами, время от времени ковыряясь в них.

Руди часами сидел над распечаткой бедекера, листая страницы, ожидая киношного момента – момента, когда герой хлопает себя ладонью по лбу и кричит: «Ну конечно!» Момента, когда все прояснится.

Он все не наступал.

Определенно, это Большая Тайна. Тут никаких сомнений. Вполне стоит того, чтобы убить и Фабио, и его. Но геометрия всего, что случилось с ним за последние лет десять, от него ускользала. Он был уверен, что в нее как-то встраивается Потсдам, но точно определить как не мог.

Если взять бедекер за основу, вся его карьера Курьера представала в ином свете. В книге была одна фраза, которая меняла все: в Обществе самые ревностно охраняемые границы в Европе. Сколько правительств, разведывательных служб, шпионских организаций и криминальных группировок знали об Обществе и пытались в течение многих лет получить к нему доступ? Если он что-то и узнал за годы странствий по Европе, так это то, что люди ненавидят, когда находят места, куда они не могут попасть. Потому-то взломщики грабили банки, офицеры MI-6 переходили через Чекпойнт Чарли, резиденты ЦРУ создавали сети стрингеров в Москве и Бухаресте. О да, они воровали прибыли компаний или собирали разведданные о враге. Но на самом деле, суть сводилась к тому, что они отправлялись туда, куда больше никто не мог попасть. Руди было знакомо это ощущение власти, ощущение всемогущества, которое получаешь от подобных занятий.

А Общество переиграло их всех. Они не могли найти в него вход.

Кем бы они ни были – и он не исключал, что это мог быть комитет аппаратчиков, представлявший Централь и все разведывательные сообщества Европы, – они были людьми изощренными. Руди показалось, что часто его работа Курьера сводилась к провокациям – не для того, чтобы напрямую проникнуть в Общество, а чтобы спугнуть его хозяев, словно он человек с колотушкой в охоте на фазанов. Кто они? Где они? Что они делают? Вечные вопросы руководителей разведки.

Возможно, что его первая живая Ситуация с Фабио была настоящей попыткой украсть карту входов в Общество. Точно так же это могла быть операция по выкуриванию оперативника Общества из познаньского консульства Линии, которого потом можно было отследить, арестовать, допросить и скормить обратно Обществу, чтобы он рапортовал уже новым хозяевам. Операция могла закончиться как успехом, так и провалом. А может, Фабио и в самом деле действовал по собственному почину. Теперь он никогда не узнает.

Аналогично казались несколько постановочными Ситуация в Потсдаме (а возможно, и в Зоне – ему всегда казалось, что с ней что-то не так), как и смерть Лео, – они выглядели действиями с более масштабными целями, чем в принципе способны постичь отдельные игроки.

Это, конечно, заставляет его задуматься о нынешних обстоятельствах. Он снова участник провокации? Его направляют против Общества по причинам, которые он никогда не узнает, люди, которых он никогда не встретит?

Невозможно знать наверняка. Руди, конечно, мог бы ничего не предпринимать и посмотреть, что будет. Мог бы обмозговать ситуацию и попробовать выбрать наименее вероятный порядок действий, но он никогда не узнает, не тот ли это порядок, что он и должен был выбрать. Он мог броситься в море и утонуть, но всегда оставалось зудящее подозрение, что кто-то где-то уже взял и эту возможность в расчет. В отличие от мыльных опер про шпионов, где всегда можно вставить палку в колеса заговорщиков и выйти сухим из воды, он оказался в руках людей, которые предусмотрели все исходы событий. Они были наследниками многовекового опыта, от курьеров дохристианских фараонов с секретными посланиями, вытатуированными на затылке, или агентов Фрэнсиса Уолсингема до джентльменов-авантюристов Великой Игры, до MI6, SOE, OSS, Охранного отделения, НКВД и ЦРУ. Они знали свое дело.

Вот в чем вкратце заключалось его прозрение на лондонской улице – ощущение, что неважно, что он сделает, ведь он только часть Плана. Плана, разработанного так, что кажется, будто у него есть свобода воли. И он мог быть прав: его не арестовали. Кем бы Они ни были, Они хотели, чтобы он убрался из «Смитсоновских палат» с деньгами и распорядился ими так, как сам посчитает нужным.

Как ни странно, это взволновало его не так сильно, как могло бы. Как ни странно, это освобождало – знание, что любое его действие заранее спланировано. И тогда он решил подчиняться только себе. Курьеру Руди. Руди, который видел фразу «самые ревностно охраняемые границы Европы», а за этими границами видел людей, которым хотелось уйти.

– Это похоже на вызов, – сказал он Льву.

Однажды утром Руди сказал Льву, что уедет на пару дней.

– Я, правда, исчезну не больше чем на сорок восемь часов, – говорил он. – Если я задержусь, а ты не получишь от меня весточки, сложи все в инфосейф и активируй. Потом убирайся отсюда и брось чемодан в море, – он передал Льву клочок бумаги, на котором были напечатаны ряды букв и цифр – зашифрованные коды для частных банковских счетов. – Сможешь запомнить?

– Ты шутишь? – фыркнул Лев. Некоторые последовательности доходили до пятидесяти символов.

– Ну ладно, – Руди улыбнулся. – Тебе они наверняка не понадобятся.

И он оказался прав. Первые несколько часов Лев все подходил к списку банковских кодов и спрашивал себя, почему бы не убраться прямо сейчас, не зайти на счета, не перевести деньги, не пуститься в бега. Он так и не нашел ответа на этот вопрос, так что просто сидел все время в номере, читал расшифровки, ел то, что приносила обслуга, и опустошал мини-бар, и спустя сорок восемь часов, почти минута в минуту, Руди вернулся, с улыбкой на лице; ему не терпелось взглянуть, что выдал матерчатый ноутбук в его отсутствие.