Джозеф Дилейни - Арена 13. Жертва [litres с оптимизированной обложкой]

Наверное, нужно просто потребовать права сразиться с Хобом. Вряд ли кто-то станет со мной спорить. Все знали, что я сын Мэта, все поймут, что я хочу отомстить за него. Да и вряд ли кто-то еще захочет выйти на этот бой. Тайрон вообще отказался обсуждать такой вариант – он был уверен, что выбор падет на меня.

Пинчеон взял со стола шар и предложил нам тянуть жребий.

Один за другим мы вытащили соломинки и сравнили их.

Мне досталась самая короткая.

При мысли о предстоящем поединке меня буквально трясло от возбуждения. Я вышел на арену, размахивая над головой двумя мечами «триг». Затем, следуя совету Ады, демонстративно шагнул вперед и занял позицию перед Тримом.

Зрители дружно, как по команде, ахнули. Я поднял голову и не поверил собственным глазам. Это было невероятно! Почти все места на балконе были заняты. Неужели люди вернулись, чтобы посмотреть мой бой с Хобом? Или потому что я сын Мэта и буду сражаться бок о бок с лаком, которого запрограммировала Ада?

Какой бы ни была причина, зрителей оказалось гораздо больше, чем тогда, когда Хоб дрался с Керном или Таллусом.

Мы с Тримом пригнулись и дружно топнули – левой, правой, левой, правой, – отбивая по половицам грозный ритм.

Топ! Бум! Топ! Бум!

У зрителей на балконе от удивления вытянулись лица.

Мы повторили нашу «чечетку», бросая противнику вызов. Нет, это не было напускной храбростью. Когда Хоб выйдет на Арену 13 – именно это он увидит и услышит. Своим топотом я заявлял джинну, что я не боюсь его и верю в свою победу. Заняв позицию перед лаком, а не за ним, я напоминал Хобу про тот последний раз, когда он потерпел на этой арене поражение.

Мы в третий раз бросили Хобу наш громоподобный вызов в тот миг, когда на арену через двойные двери «макс» вышли джинн и его триглад. На Хобе был традиционный боевой наряд – шорты и куртка с короткими рукавами, – но на голове был бронзовый шлем с прорезью для глаз. За Хобом следовали лаки в черных доспехах, просто излучавшие злобу.

Я вспомнил о своих погибших родителях, вспомнил о Керне, Таллусе и обо всех других, кого уничтожил Хоб, и меня охватила ярость. И тогда я сделал то, в чем тренировался каждый день: бросился к джинну и плюнул в прорезь его шлема. И хотя его лаки, шагнув вперед, загородили от меня Хоба, плевок попал точно в цель.

Размахивая мечами, лаки Хоба бросились вперед, но Трим левым плечом оттолкнул центрального, и тот спиной налетел на своих товарищей.

Балкон взревел от восторга. Пинчеон и его маршалы тут же выбежали на арену, чтобы вмешаться. Не обращая внимания на Хоба и его лаков, они сердитыми жестами потребовали, чтобы я занял место в дальнем углу.

Я, танцуя, отошел назад и занял классическую позицию за своим лаком. Маршалы покинули арену; двери за ними закрылись. Мы остались одни. Следуя совету Ады, я тут же взял инициативу в свои руки и атаковал, вынуждая противника уйти в оборону. Наша первая с Тримом атака была столь стремительной, что победа была уже почти в кармане. Мы врезались в Хобов триглад прежде, чем тот успел даже пошевелиться.

Трим метнулся вперед, целясь клинком в горловую втулку центрального лака. Его правый меч промахнулся всего на сантиметр, с лязгом скользнув по доспехам лака. Этот звук, так хорошо знакомый всем бойцам, стал музыкой для моих ушей. Это вынудило триглад противника слегка отступить, Трим же получил шанс закрепить преимущество.

Хоб отошел назад, к иссеченной клинками деревянной стене. Мы двинулись следом за ним.

Еще миг – и Трим атаковал вновь. Триглад отступил, Хоб пошатнулся… Это длилось лишь долю секунды, но это же его и спасло. Мой лак был в опасной близости от него и мог в два счета полоснуть его по горлу.

То, что Хоб пошатнулся, говорило о его уязвимости и смертности, нам же это предвещало победу. Джинна можно победить!

Я слышал истошные вопли и разочарованные стоны зрителей, слышал свое собственное хриплое дыхание, слышал, как гулко стучит в груди мое сердце, чувствовал, как в моих жилах пульсирует кровь. Мне казалось, что поединок длится не более минуты, но тут раздался гонг.

Сработало правило пяти минут. Хоб и я встали перед нашими лаками. Теперь я был с джинном лицом к лицу. От его клинков меня отделяли сантиметры, но сам Хоб был мне не страшен. Дайте мне хотя бы полшанса – и я убью его. Спиной я почти касался груди Трима, а его клинки были рядом с моими. Действуя синхронно, как отлаженный механизм, мы продолжили бой. Мои подошвы отбивали ритм Улума, подавая Триму сигналы, и каждый наш новый маневр был образцом слаженности.

Постепенно начал вырисовываться алгоритм поединка. Мы делали обманные финты и атаковали триглад с разных сторон. Стремительность и разнообразие наших приемов вынуждали лаков противника держать оборону. Мы же благодаря непредсказуемости нашей наступательной тактики занимали господствующее положение. Наши с Тримом уловки напоминали раскаты далекого грома, когда слышно, как он громыхает вдали, но непонятно, когда и откуда ждать грозу. Такой была и наша атака.

Нас было всего двое, но теперь Хоб столкнулся с бесчисленным множеством острых мечей. Это были мечи ума Ады, и каждый из них был сродни вспышке молнии, бившей в слабые места джинна. Каждая наша атака была стремительной и точной. Нависавшие над моими плечами клинки Трима были способны дотянуться до горла Хоба. В редких случаях, когда нам приходилось отступать, Трим вел себя весьма необычно. Он бросался то влево, то вправо, нанося противникам удары всеми четырьмя конечностями.

Но затем Хоб провел серию стремительных атак, и мы были вынуждены перейти к обороне. Силы вновь стали примерно равны, и мои надежды на скорую победу начали таять. Моя уверенность тоже пошла на убыль. Как долго это продлится? И какие чувства владели Керном, когда он понял, что не сможет одолеть джинна?

Трим вряд ли может устать, но обо мне такого не скажешь. Как бы хорошо я ни был подготовлен, быстрота моей реакции скоро снизится.

Стоило этой гадкой мыслишке шевельнуться в моей голове, как тут же навалилась усталость. Казалось, руки и ноги наливаются свинцом. Я тотчас мысленно представил себе печать ужаса на лице отца, когда мы с ним нашли обескровленное тело моей умирающей матери. Я как наяву услышал крик ярости, вырвавшийся тогда из его груди, увидел, как он бьет себя кулаками по лицу.

Внезапно что-то больно обожгло мое обнаженное предплечье – это с висевшей над ареной люстры капнул расплавленный воск. Обычная вещь и пустяк, однако угроза для тех, кому недостает необходимой для успеха концентрации.

«Сосредоточься! – приказал я себе. – Отдайся бою целиком!»

В моей голове словно раздался щелчок, после чего повисла тишина и я больше не думал о поражении. Я заново наполнился энергией. Окутанные завесой этой тишины, мы с Тримом сражались как единое целое, сражались на пределе возможного. Я автоматически выстукивал ритм Улума. Мои ноги знали, какой сигнал подавать, Трим же мгновенно выполнял любое мое приказание. Мы атаковали снова и снова, энергично тесня Хоба и его триглад.