Фрэнсис Хардинг - Остров Чаек

Он машинально оторвался от бумаг и взглянул на осадок в бутылке и маятник – проверить, насколько сильным был подземный толчок. Взглянул как раз когда все полетело вниз с подоконника.

Кресло взбрыкнуло, будто не желая больше держать его вес, и Прокс встал, опираясь на стол, – ощутил, как тот скачет. И вот когда уже ему начало казаться, что дрожь земли унялась, весь дом содрогнулся, и подпрыгнули пластинами ксилофона половицы.

В ушах стоял невероятный по силе рев – это доносился шум с улицы. Прокса будто бы опустили головой под воду. Пошатываясь, он подошел к окну и чуть не упал на раму. Увидел за стеклом похожий на конец света восход.

Копьеглав ожил и полыхал. Одного сутулого пика уже не хватало, и на его месте прыгал огромный, цвета пламени, бутон орхидеи. Над вулканом сгущалось огромное черное облако, подсвеченное медным светом. Время от времени из облака сыпались огненные шары и, подскакивая, неслись вниз по склону.

– Нет…

Под руками у Прокса лежали карты, покрытые аккуратной параллельной штриховкой. Ферма-убежище. Убежище. Лагерь для детей в Землях Праха. Прокс снова увидел, как по гребню холма бредет колонна крохотных фигурок, неся в руках ведра, но сейчас он понял, что у них есть лица.

– Соберись! – зашипел он своему отражению, и оно ошеломленно зашипело в ответ, а после раскололось, когда на зеркало опрокинулся подсвечник. Прокс еще успел заметить, как то, что от него осталось, разлетается на кусочки, и тут фитилек утонул в растопленном воске, оставив хозяина в темноте.

Прокс на ощупь добрался до двери кабинета и распахнул ее. За ней располагалась комната судебных слушаний, в которой он проводил встречи и принимал гостей. В ней тоже царил мрак.

– Камбер! – отчаянно, повинуясь инстинкту, заорал Прокс. Камбер последние месяцы был мягкой опорой для его мыслей. Кого еще звать теперь, когда мир пропал? Кто у него оставался?

В дальней части зала распахнулась большая дверь, ведущая на улицу. В проеме сверкнул фонарь и, раскачиваясь, полетел Проксу навстречу. За фонарем – рука, стройная элегантная фигура. Камбер шел неровно, будто по палубе корабля.

– Камбер! Дети… – Прокс махнул в сторону окна и горы́ за ним.

– Слишком поздно, – мягко и непреклонно ответил Камбер.

– Я сам отправил… туда…

– Не без причины отправили. Идем, надо уходить. – Камбер взял Прокса под руку и, приняв на себя часть его веса, потянул к выходу. Пламя свечи выписывало в темноте золотистые вопросительные знаки. – Как еще было добиться от их родителей прилежания? Идите за мной, на старом складе будет безопаснее.

Сверху донесся грохот, похожий на пушечный выстрел, и на головы им посыпалась штукатурка. Ближайшее окно взорвалось кусками металла и хрустальной пылью, и в комнату влетело нечто огромное и черное как вол.

Фигура исполина заполнила собою все вокруг, как смерч, раскидав столы на стены и отбросив Камбера в кресло. Свет от мерцающего пламени выхватил из темноты длинный деревянный меч со скругленным острием, усеянный осколками черного стекла. Камбер, попытавшись было встать, застыл при виде этого оружия и осторожно сел обратно. Руки он при этом держал чуть приподнятыми над подлокотниками, словно пытался утихомирить незнакомца; лицо его отображало напускное спокойствие.

Прокса заворожил вид усеянного осколками меча. Древнее оружие хитроплетов. Подобное он видел только на картинках. Прокс отправил детей хитроплетов на смерть в огонь вулкана. Ему даже не надо было видеть лицо незнакомца: это было воплощение мести. Проксу оставалось оцепенело таращиться на меч, гадая, как он окончит жизнь. Как дошел до такого? И кем станет после смерти, мучеником или чудовищем?

– Ну хорошо, – сказал он безликой фигуре, не в силах выдавить из себя хоть что-то громче шепота. – Ладно.

Черный силуэт стоял неподвижно, и Прокс заметил еще один – поменьше, тот, что лез в окно. Он подобрал оброненный Камбером фонарь и огниво, сверкнула искра, и погасшее пламя вновь ожило. Слабенькое, оно явило маленького человека, похожего на мальчишку: ободранные в кровь коленки и руки, кожа – мертвенно-бледная от запекшегося пепла. Вот он отдернул капюшон, под которым оказалась плоская мордашка: широко посаженные глаза заволокло пеленой усталости, уголки маленьких губ скользнули вверх, образовав улыбку, отмеченную морщинкой беспокойства. На лбу печатью неуверенности проступила рябь складочек величиной с подушечку большого пальца.

– Господин Прокс… – Человечек говорил с придыханием, негромко, со знакомым шипящим акцентом. – Господин Прокс, я пришла спасти вас.

– Спасти меня? – крякнул Прокс.

Как можно его спасти?

«Я оставляю эту жизнь. Где моя следующая жизнь, в которой я смогу принести добро?»

Лицо у ребенка, стоявшего перед ним, было какое-то не такое. Словно он позаимствовал его у кого-то другого, в ином месте.

– А ведь я тебя знаю, – произнес Прокс.

– Дитя, – произнес Камбер тихим и старательно лишенным эмоций голосом, – ты говоришь на языке знати, так? А твой друг-великан – нет, если судить по его взгляду. Сколько тебе платит «Возмездие» и сколько нужно, чтобы тебя переубедить?

Вместо ответа маленький человечек обернулся к высокой тени подле себя, и между ними заструилась мелодичная речь на хитроплетском, как дуэт флейты и виолончели.

– Плясунья говорит: вам следует знать, что я не работаю на «Возмездие», это «Возмездие» работает на меня, – ответил ребенок на языке знати.

– А-а, – медленно выдохнул Камбер, словно пережил откровение. Он посмотрел на Хатин по-другому, с пристальным интересом, а после чуть горестно улыбнулся. – Понимаю. Леди Арилоу. Прошу простить, что сразу не узнал. Вы… куда ниже ростом, чем я себе представлял.

– Я знаю эту девочку. – Прокс уставился на Хатин, вглядываясь в черты ее лица. – И это не Арилоу.

Потрясенный, Камбер снова пригляделся к маленькой хитроплетунье. Прищурился и медленно покачал головой.

– Я упустил кое-что важное, – сказал он, – так ведь?

– Ты из бухты Плетеных Зверей, – вспомнил Прокс. – Ты была на пляже. Дала мне раковину с водой. С отравленной водой…

Загнанная и скрывавшаяся до этого в жестких очертаниях губ хитроплетская улыбка осветила ее лицо.

– Вы меня помните, – сказала девочка. В ее взгляде не было ни колебаний, ни слабости, а Прокса впервые за долгое время посетило сомнение. Возможно ли, что она не знала о яде в воде и правда хотела сделать ему добро? Или… вода вовсе и не была отравлена, а он выпил ее слишком быстро, и его искалеченное солнцем тело просто не выдержало?

– Да, – сказала она, – это я. Хатин.

Снаружи раздался стук, немного похожий на дробь дождевых капель, вот только этот дождь пробивал черепицу и крошил окна. Послышались крики и утробное рычание проснувшейся горы. Великанша, названная Плясуньей, пробормотала что-то нетерпеливо, и девочка кивнула.