Елена Кисель - Аид, любимец Судьбы. Судьба на плечах [СИ]

Если Зевс горит хотя бы половиной этого любовного сумасшествия, я понимаю, почему он вечно меняет любовниц.

Нимфы расположились среди маленького озера дельфиниума, возле рощицы осин, обильно пересыпанной лавром. От рощи убежала и разбросала ветки над прекрасными головками престарелая яблоня. Двое или трое собирают дельфиниум в корзины, но озеро цветов не убывает: ходит ароматными волнами, белыми, голубыми, розовыми, и волной прокатывается песня еще двух подружек: подружки поют о том, что мужчины, в сущности, и не так уж нужны.

Почему-то мне кажется, что их репертуар одобрила Деметра.

А Кора не поет и не собирает цветы, она с визгом носится за светло-рыжей нимфой помоложе: «Ущипнууууу!» – время от времени подхватывает чужую корзинку и надевает на чью-нибудь голову (следует возмущенное: «Кора!!!»), осыпает подруг цветами, кружится в танце, будто свобода вдруг ударила в голову…

Или будто она понимает, что танцует вот так в последний раз.

Медно-зеленый вихрь с пунцовыми губами и стройными ножками. Ты веселишься так безмятежно, что над тобою хочется сжалиться. Представить твой ужас, когда ты поймешь, какую участь тебе приготовил отец; вообразить твои рыдания, когда ты увидишь мою вотчину; наконец, помыслить о беспросветности горя Деметры – и вернуться к себе ни с чем…

Только вот меня уже давно назвали Безжалостным, а потому ты будешь моей женой.

Квадрига близко. Мне достаточно шевельнуть губами, чтобы она откликнулась на мой безмолвный приказ, если бы не дурацкое напоминание Зевса о том, что я – Владыка – я бы уже так и сделал, я бы сделал проще, я бы просто зажал тебе рот и перенесся бы под землю, хтоний бы скрыл нас от посторонних взглядов, и теперь ты бы уже плакала на ложе, осознавая, что принадлежишь мне. Но…

Запыхавшаяся Кора упала в цветы, раскинув руки.

– Сплетницы, – сообщила она нимфам, которые негромко переговаривались за плетением венков. – Разве вам не скучно?

– Нам очень даже нескучно! – отозвалась пышногрудая Левкиппа. – Мы обсуждаем, почему цветок назвался дельфиниумом.

– Потому что он похож на дельфинью голову, – донеслось из травы.

– А ты знаешь, чем знаменит дельфин?

На яблоню начали слетаться соловьи. Наверное, порадовать пением юную богиню. Даже какая-то ворона приковыляла по воздуху – тоже порадовать, чем могла: «Карррр!!!»

– Тем, что он тоже сплетник, как вы, – со смехом отозвалась Кора. – Дядя Посейдон начал у него спрашивать: куда это Океан девал свою дочку Амфитриту? А глупый дельфин взял и проболтался.

– Зато теперь в почете у владыки морей, – заметил кто-то. – Когда тот увез Амфитриту на колеснице… – «Карррр!» – и сделал ее своей женой… – «Каррр!!!» – то потом он вспомнил, кому обязан… – «Карррр!!!» – Да лети уже ты, чего раскаркалась?!

– Подумаешь – великий почет, – с пренебрежением фыркнула золотоволосая худышка. – Иахе, расскажи лучше, как у тебя с Аполлоном прошло. Ведь прошло же?

– Ахахаха, что точно, то точно! Было – и прошло!

– Ну, у Мусагета-то таких тысяча – на любой вкус. Кто только за ним не бегает…

Девчачьи разговоры везде одинаковы. Стражникам только дай о бабах помечтать, а девушкам…

– А как он целуется?

– Кора, а ты разве с ним…

– Не-ет… мы не успели, – дочь Деметры бережно срывает цветки дельфиниума, белые, только белые. – Когда он ко мне пробрался тогда… то сначала стал говорить, как я прекрасна и что он очень хочет на мне жениться… а потом уже совсем собрался, даже обнял… а тут…

– Тут?

– А тут вдруг мама! – хором помогают сразу трое или четверо, и хохот тревожит соловьев на яблоне. Кора смеется громче всех и корчит на милом личике рожицу – старается показать, как хлопал глазами Аполлон, а потом еще – как Сребролукий улепетывал от разъяренной Деметры.

– Артемида мне говорила, что Пифон его вполовину так не напугал!

Охотно верю. Что там какой-то дракон, вот если Деметру разозлить…

– А Арес?

Нимфы опять закатываются до небес.

– Левкиппа, а ты не знаешь? Он сунулся сдуру как раз когда тут Афина гостила! Да еще и вперся к ней в пещеру, а не к Коре…

– Это было кровавое зрелище, – подтверждает Кора важно.

– И после него он передумал свататься!

– И решил, что ему хватит Афродиты!

– Да он вообще месяц после этого ни на какую женщину смотреть не мог!!

Соловьи уже поняли, что мелодичные трели обречены погибнуть в звонком хохоте, оскорбились и улетели. Нетерпеливые – у них уже есть все, что надо, кроме слушателей для их песен.

А я готов терпеть и дальше: моя ставка выше…

Терпеть солнце, ароматы, веселье, кустарник барбариса, который пытается изодрать мне плащ – о, Кора, ты же знаешь, что рано или поздно тебе придется отойти от охранниц-нимф, а тогда…

– …так вот, а он улыбается мне так завлекающе, и у меня просто колени слабеют, а он меня подхватывает…

– Давайте еще споем, а?

– … нет, мне говорили, что если умыться из того озера – волосы будут блестеть как драгоценные камни…

Кора морщит нос. Взгляд задерживается на белке-трещотке, возбужденно подающей хвостом тайные знаки (спасайся! он здесь!), потом свирепо обегает маленькую разленившуюся армию.

– Ну, всё! – дочь Деметры хлопает в ладоши. – В прятки! Давайте в прятки!

Эта музыка слаще соловьиных трелей. Это значит – близко. Значит…

Я больше не хочу длить ожидание, я устал. Мне, ждавшему столько лет победы в Титаномахии, трудно подождать еще хоть несколько минут теперь, я хочу коснуться ее…

Я хочу, чтобы эта игра стала равной: не только я принадлежу ей, но и она – мне.

– Тебе водить!

– Нет, тебе!

– А считалка на тебя указала!

Нимфа Йахе, оставшаяся водить, разочарованно грозит подружкам кулаком, закрывает глаза, а подружки кидаются в разные стороны.

И звонкий медно-зеленый вихрь проносится в десяти шагах от меня, углубляясь в рощу, задыхаясь и радуясь: ну, сбежала! Ну, не поймаете!

Мне тоже пришлось перейти на бег, чтобы не упустить ее из виду. Вилять между осиновыми, а потом сосновыми и еловыми стволами, бесшумно прыгать через поваленные деревья… молодость вспоминать.

Кора тихонько засмеялась, оглядываясь назад. Показала язык невидимке (получилось, что мне) и побрела медленнее, что-то тихонько напевая про себя.

Не подозревая, что в пяти шагах от нее по ее следам беззвучно течет ее рок, скрытый древним хтонием.

Наверное, я мог бы сейчас его снять. Сказать, что не причиню ей вреда… что там еще такое говорят? Только кого я обманываю, напрямик – это же не путь для ученика Аты, для того, кто сошел в подземный мир, чтобы просить совета у Ночи. Да она закричит, как только меня увидит: даже если Деметра не пугала ее рассказами про Аида Ужасного, годы в подземном мире отнюдь не украсили меня.