Елена Кисель - Аид, любимец Судьбы. Судьба на плечах [СИ]

Я рассматривал причудливые узоры, змеящиеся по граниту. Не станешь приглядываться – покажется: ребенок игрался в песочке, нарисовал палочкой завитушек. Присмотришься – увидишь изгибы Стикса, притоки Флегетона, окунешься в игру тополиной листвы по берегу Леты. Не карта – что-то куда более живое, отражение моего царства… или его мира.

Эреба.

– Я знал: однажды придет тот, кто сможет сделать этот мир царством. Подчинить своей воле. Я поклялся, что принесу ему дар, какого не получал ни один бог или первобог: передам ему всю свою оставшуюся мощь. Я сделаю так, чтобы его правление было вечным. Чтобы никто и никогда не смог покуситься на него.

В необъятном чертоге отдался одинокий звук – хриплый, неопределенный. Мой, то есть, из моего горла.

Вот бы узнать: а есть такие, кто бы стал покушаться?!

Их бы к Тартару сейчас. Узники беснуются все сильнее, выкрикивают хриплые, напоенные ненавистью проклятия, молотят узловатыми, заскорузлыми руками тьму и плечи стражей – Гекатонхейров. Раскачивают пасть бездны, чтобы та извергла их наружу. Вот-вот – и необузданная ненависть вырвет с корнем железные врата, скованные Гефестом.

– Ты примешь от меня этот дар, мальчик?

– Это слишком щедрый дар, о Первомрак. Неужели ты не потребуешь ничего взамен?

Все-таки не умею я бегать глазами как следует. Взять пару уроков у Гермеса? Брать уже будет некогда. Или некому.

Эреб перехватил мой взгляд. Усмехнулся той стороной губ, которая была обращена ко мне.

Глаз смотрел тускло и черно, как у хищной рыбины. За тьмой больше ничего не дрыгалось: предыдущий владелец тела был додавлен надежно.

– Что меня выдало? – спросил Первомрак с интересом.

– Тело. Тебе не нужно было селиться в Эвринома. От тебя самого звучало бы правдивее. Зачем ты взял тело?

Усмешка расширилась, и в щели между губ обнаружилась влажная темнота.

– В теле удобнее разговаривать. И еще я хотел, чтобы ты увидел.

Он повернулся ко мне лицом.

С левой стороны под кожей перекатывался волнами густой мрак. Растягивал, пробовал на прочность, каждую секунду грозил прорваться наружу. Угол губ истлел, и в просвет стали видны зубы. Глаза не было – осколок черноты, в которой нельзя было рассмотреть оттенков.

- Видишь? – хрипло спросил Эреб, плюясь клочьями темноты при каждом слове. – Со всеми так. Все. Титаны. Чудовища. Полубоги. Каждый. Не могут вместить. Не выдерживают…

Я поднялся, глядя, как Эреб досадливо проводит по щеке Эвринома, а желтоватая кожа полосками сползает под ногтями, и в образовавшиеся щели льется мрак.

– Поэтому нужен был я?

Но уже знал: поэтому. Кронид, бог, новое поколение, новая сила, тот, кто сможет подчинить мир… вот, значит, зачем им так отчаянно нужен был Кронид на троне, вот почему Эреб так настойчиво совал нам правление, брал с нас клятву в обмен на помощь…

Они планировали это еще в Титаномахию.

– Да, – подтвердил Эреб, тоже встал, мертво шатнувшись вперед. Тело Эвбея трещало и разбухало, не в силах удержать мощь Первомрака. – Клятва была из-за этого.

Кожа треснула на шее, порвалась – и в образовавшуюся щель хлынуло черное, густое, со множеством извивающихся конечностей, разорвало жалкую оболочку в клочья, загасило факелы, превратило чертог в сплошную обвивающую пелену тьмы.

Я еще успел схватиться за двузубец, потом подумать: а чем я его буду бить?! Создателя и властителя мира? Потом меня обволокло, закружило и понесло, мрак душил и обжигал, ощупывал лицо бесконечностью мохнатых, липких паучих лап с хищной радостью: ничего личико, в самый раз по размеру будет. Мрак лез в глаза, в уши, в грудь, впитывался в кожу и сковывал руки обжигающими кандалами, и я почти сразу наплевал на сопротивление, на то, что я воин – на все. Осталось только бесконечное: «Держать, держать, держать» – как тогда, в Титаномахии, потому что титаны все еще бьются о сторожей, и если я отпущу сейчас – Гекатонхейры могут не выдержать…

Я удерж…

Пальцы стискивали двузубец. Нагретый пахнущий раскаленной бронзой. Ненужный и глупый.

Как и я – лежащий на полу. Скованный моими пальцами – как я был скован по рукам и ногам цепями мрака. Черными, толстыми, почему-то горячими.

Титаны все еще рвались из своей темницы, но темница стояла, сторожа никуда не делись, я удер…

Да скорее – меня удержали.

По губам текло что-то теплое, грудь сдавливал недостаток воздуха. Пол подо мной тоже был жарким, будто нагретая под утро постель со скомканными простынями.

Только каменная.

Косматое, многорукое воплощение первомрака клубилось в покое, заполняя его собой, превращая чертог в скромную комнатку.

– Противишься… – голос из прошлого. Глубокий, древний, глухой. – Зря. Это величие. Мощь. Власть. Согласишься – будем вместе… вдвоем. Оставлю тебе часть…

Часть меня. Огрызочек прежней личности на задворках эребского величия. Честный обмен: мне – бесконечную власть над миром, который охотнее подчинится своему создателю, чем чужаку. Эребу – тело, которое может его вместить. И тоже власть.

– И все равно… меняться…

Что там говорят про молчание? Что оно выражает согласие? Хочешь услышать несогласное молчание, а, великий Эреб? Хочешь услышать молчание, в котором тебя посылают в Тартар, ах, ты же знаком с Тартаром, он тебе брат… тогда к папаше-Хаосу?

– Зря… – просипели из мрака. Одна из лап нетерпеливо потянулась к моему лицу.

– Подожди.

Прошуршало по полу тонкое покрывало. Обдало холодком иссохшие губы: потянуться бы, напиться ночной влаги! Душная тьма перед глазами развеялась, выступили стены, потолок… моя рука, сжимающая ненужный двузубец.

Заворчал, зарокотал что-то недовольное Эреб совсем близко.

– Дай мне посмотреть на него. Поговорить с ним. Может, он сам…

Во рту было полно ихора – позабытый за последнее время привкус. Ихор вытекал из носа, толчками заливал горло изнутри, бешено лупил в виски, из-за него я не услышал, как она приблизилась.

Почуял холодную ладошку на щеке. Нюкта повернула мне голову так, чтобы я смотрел на нее.

– Не отворачивайся, мальчик… смотри. Слушай. Ты поймешь, ты ведь всегда понимал как никто. Пожалуйста, согласись на то, что сказал муж. Он сделал тебе щедрое предложение. Вы будете править вместе.

Дернул углом рта. Предложил волк зайцу вдвоем пообедать …

Густая туча мрака царила за ее плечами. Отпусти – бросится. Из тучи выходил, вылеплялся поджарый остроухий пес – я знал это рычание, слышал его много раз, помнил по снам.

Мир подземный. Отражение и мощь всего царства, которым так удобно – бить…

– Может быть, ты думаешь: мы алчны? Нам нужна власть? Царствование? Корона? Нет, мальчик… мы идем на это только для одного: чтобы избавить наш мир от страшного врага, от врага, какой еще никогда к нам не спускался.