Елена Кисель - Аид, любимец Судьбы. Судьба на плечах [СИ]

– Правду.

Наяву представилось, как хмыкнула Гера – «ну, конечно, еще и бездетный!», закатила глаза («Хвала Хаосу Животворящему!») Деметра… Зевсу потом донесут – не поверит, Посейдон вином подавится – бесплодный Кронид, это как?!

– Что ты сказала?!

– Правду. Что не хочу от тебя детей.

Мир отполз подальше и притаился – чтобы его не ударило судорогой боли.

В отдалении проснулся Эреб. Сладко зевнул из своего дворца в мое окаменевшее лицо.

«Бесконечность», – напомнил ласково.

Голые сучья

Дрогнут от хлада,

Клонятся вниз.

Тщетно кипучий

Сок винограда

Льет Дионис…

Г. В. Иванов.

Мать Богов, Звездоглазая Рея, что ты твердишь свои глупые сказки ветру и морю?! Кому охота слышать о Кронидах? О том, как Посейдон проспорил Афине Аттику. Или как Зевс зачинал очередного ребенка три ночи. Как Гера мстит любовницам мужа, или как Деметра однажды попробовала мясо смертного…

Придумай что-нибудь поинтереснее – и у тебя найдутся слушатели.

Придумай о женах и невестах, которые дожидаются мужей с войны.

Достаточно будет даже одной сказки: о воюющем муже – царьке какого-нибудь острова. Пусть он воюет себе долгие годы, а потом еще дольше плывет домой, пробираясь мимо чудовищ и любовниц, а его верная жена пусть сидит на острове и ждет. И не отвечает на притязания многочисленных женихов.

Придумай такую сказку, Мать Богов, – и смертные аэды с упоением подхватят ее и разнесут по Элладе и за ее пределами…

И всем будет плевать, что это сказка.

Чаще всего они не дожидаются.

Если дожидаются – с ножом в руках, чтобы подарить его мужу (спина – лучшие ножны для дара).

И встреча – не горячие поцелуи, а холодное ложе и укоры: где был? зачем воевал? да пусть бы вообще правили, а нам – пусть бы дали жить…

Гестия, ты не дождалась меня с этой войны – может, понимала, что она не закончится?

Жаль.

Может, если бы тебе достало еще немного терпения – и…

– И? – спрашивает тот, в черной воде.

Этой линии в бесконечном рисунке твоей памяти бы не было?

Ее и так нет – стала прошлым, потому что все уже кончилось.

Вот только память не желает вливаться в переполненный ею Амсанкт.

Есть боль, которую трудно отделить от тебя самого.

Ее глаза не полыхали яростью. Не леденели двумя драгоценностями. Не пылали отвращением.

Просто смотрели – и из них убийственной истиной глядела эта фраза: «Не хочу от тебя детей».

Обыденный росчерк в высшей ненависти.

Новая битва бесконечной войны, проигранная еще тогда, когда зажимал ей рот, вспрыгивая на колесницу, нет, раньше, когда увидел ее танцующей и искалечил этим все.

Ее. Себя. Деметру – в Тартар Деметру…

Свой жребий – Владыки не должны проигрывать битвы…

Отыграй, – простонал мир. Давай. Так просто. Поднять руку. Ударить. Нет, сначала сказать. Что? Ну, хотя бы – «тебя не спрашивают». Достойно Владыки. Потом ударить. Вон, она голову наклонила, знает, что сейчас будет. Рвануть ее хитон.

Она не будет сопротивляться – ты же ее муж… царь.

А даже если будет – тебе что, в первый раз насиловать, что ли?

– Иди, – сказал я, когда понял, что уже не сижу на кровати в онемении, а стою возле нее, держа двузубец.

Факелы чадили, как четырнадцать мелких злобных Тифонов. Оранжевые языки пламени с них стремились под потолок.

Персефона стояла по ту сторону ложа, с мрачным вызовом глядя на меня.

– Куда ты прикажешь мне идти… царь мой?

– Куда угодно. На поверхность. К матери. На Олимп. Иди.

Она неспешно подняла расшитый цветами гиматий. Потом сандалии. Маргаритки с ожерелья собирать не стала.

Возле двери задержалась и обронила почтительно:

– И ничего не скажешь напоследок?

Спальня вокруг преобразилась в беседку, зазвенела музыка камня, и зажурчал неподалеку ручеек. Она – со злорадной улыбкой у входа («ухожу, дядюшка!»), гранат вместо двузубца в пальцах… «Ничего не скажешь напоследок?»

И так легко – не целовать ее, отправить назад к матери, чтобы отравленная золотая дрянь, угодившая мне в сердце годы назад, не жгла сейчас страшнее Кронова серпа…

Только ничего не говорить напоследок.

– Я буду в своей спальне… царь мой, – добавила она, не дождавшись ответа.

Ушла – вместе с утешительным наваждением, оставляя наедине с проигрышем.

Потому что ни один бог не проигрывал еще так.

Потому что ни богу, ни титану – никогда еще – откуда я знал это?! – никогда еще…

Гея ненавидела мужа-тирана. И рожала от него. Рея, мать богов – наверняка шептала слова ненависти, после того, как Крон делил с ней ложе.

И рожала.

Деметра, изнасилованная Посейдоном.

Все.

Потому что никто из них не ненавидел своего мужа с такой силой и страстью.

Почему я думал, что эта ненависть погаснет со временем?!

«Ой… мне достался такой ужасный муж!!»

Наверное, она смеялась громче других, слыша жалобы Амфитриты.

Факелы были объяты пламенем. Как я.

Стена, к которой я прислонялся, опаляла холодом, как ее кожа в день после похищения…

А там внутри, вместе с обжигающим ядом по венам расходилось понимание, что бой я проиграл себе же самому… почему себе?!

– Ты захотел слишком многого, маленький Кронид… – голос из прошлого толкнулся в виски. Зазвучал привычными интонациями. Заговорила все-таки…

Лучше б молчала.

– Чего?! Чего – многого? Женщину?! Дочь Деметры? Отданную мне в жены Громовержцем?! Это – много?!

– У тебя есть женщина. Она твоя. Пользуйся. Разве она не покорна тебе? Разве не почитает тебя как мужа и Владыку? Разве не приходит в условленный срок, не выполняет любые приказы? Будь доволен – она ведь твоя…

Я не отвечал, чувствуя, как настойчиво клокочут в груди веками сдерживаемые слова. Выкрикнуть, выплеснуть хотя бы глазами…

– Но ведь тебе этого мало, невидимка? Ты захотел не женщину – ты захотел ее любви.

– В чем разница?

– Разница между обладанием телом и обладанием духом, властью данной тебе и властью, тобою негласно полученной из ее же рук… Ты задумался о том, о чем задумываются лишь смертные, невидимка… ты хочешь слишком многого.

– Почему я не могу хотеть этого?

– Запомни, маленький Кронид: у Владык не бывает любви. Только жены и любовницы. Запомни: у Владык не бывает друзей – только подданные или враги.

– Тогда – что?! Что есть у Владык?! Что такого есть у Владык, что…

Осекся, подавился ответом, простым, как просяная лепешка. Власть. Безграничная – над миром, который достался тебе по жребию. Сам жребий. Пиры, лесть подданных и зависть детей, и благоговение и страх смертных, и величие, и золотые престолы; песни аэдов и рапсодов, ненависть побежденных, слава, вечная память… тебе что – мало, невидимка?!