Елена Кисель - Аид, любимец Судьбы. Судьба на плечах [СИ]

Приподнялся на локте, решив, что ослышался… какое там – подскочил.

С Минтой такого не было – или все-таки было? Теперь и спрашивать не у кого.

– Ты во сне стонал, – повторила жена, откладывая гребень. Коснулась ладошкой моего лба. – Неужели тебя так расстроила участь этой нимфы?

– Говорил что-нибудь?

Она не понимала, почему я так смотрю. Откуда ей знать, что со мной такого с рождения не было. Мы не так уж давно женаты.

– Нет. Просто стонал. Сквозь зубы. Тихо, но как от боли. Царь мой, что…

– Ничего.

Облекся в одежды по-божественному – рукой провел. Вышел из спальни.

Виски гудели и ныли по-прежнему, и в мозг по временам ввинчивалось мое же имя, только полным муки голосом: «Аид! Аид!» Хаос и первобоги, за своей игрой в забвение я совсем забыл об этих приступах, вернее сказать, я просто не обращал на них внимания, а теперь вот…

На пути к Тартару я обошелся без колесницы.

Железные врата были целехоньки. Устрашающие своим величием (с места не сдвинуть!), они покоились там же, где их оставляли, в и них даже ничего не ломилось. Я приложил к вратам Бездны левую обожженную ладонь, поймал сонное дыхание Гекатонхейров. Сторукие сторожа спали, но спали чутко, готовые в любой миг пробудиться и показать мятежным узникам, кто главный.

Пошевелил губами, усилием воли вытряхивая из головы назойливые стоны и вопли: «Входил кто-нибудь? Выходил?»

«Не-е-е… не…» – сонно откликнулось полуторастаглавое бытие. Наверное, теми головами, которые не спали – а у них там всегда кто-нибудь не спит.

Постоял, убрал ладонь. Первенцы Земли врать не умеют. Из Тартара ничего не вылезало, и новой Ехидны можно не опасаться.

Тогда что? Откуда?!

Ко дворцу Нюкты я добирался уже на колеснице. Нюкта, только-только сошедшая со своей квадриги, как раз прибирала покрывало, увидела меня – чуть его не выронила. Зашуршала темными, отдающими холодком одеждами: чем скромная богиня Ночи может услужить великому Владыке?!

– Проведи к своему мужу.

Ах, конечно, конечно, только ты ведь знаешь, Владыка, что он, как бы это сказать, спит? А после вашего прошлого разговора и совсем почти не просыпается…

И правда ведь – спит. Храпит так, что весь дворец содрогается, зараза. Тут и ладонь не надо никуда прикладывать: без того все слышно. А тут еще и Нюкта шелестит над ухом, поглядывает с тихим сочувствием:

– Может быть, Владыке последовать примеру моего мужа? Хоть ненадолго? Великим мира сего тоже требуется отдых…

Непременно отдохну, о премудрая. Вот только стонать во сне перестану. И как только меня перестанут преследовать истошные вопли, непонятно откуда берущиеся.

Лиссу-безумие я застал в гостях у подружки-Эриды. Эрида, увидев Владыку, про которого говорили, что к нему лучше на полет стрелы не подходить (или все-таки полет двузубца?), подскочила, развернула на себя болотный настой, которым подружки наслаждались вместо нектара. Охая, засуетилась: да как же… да что бы Владыке предложить, чем бы его…

– Оставь нас, – велел я, и счастливая Эрида выскочила то ли из покоя, то ли вообще из собственного дворца («Не ко мне! Не ко мне!! Что вы знаете о счастье, о глупые олимпийцы?!»)

Лисса светила желтыми глазами пугливо. При моем приближении она забилась в угол, видно, вспомнила наш предыдущий разговор.

Можно было бы поговорить в темноте, но я предпочел мановением руки выдернуть ее в круг света от факелов.

– Твоя работа, дочь Ночи?!

– Не моя! Не моя! – тут же заверещала сестра Таната, плюхаясь на живот. – Не знаю, ничего не знаю! Я чтобы – на Владыку… на хозяина! Нет-нет, не моя! Служу, как обещала – преданная, ваша, до последнего волоска – ваша…

Да уж. Хорошую служанку получила Гера, как говорил за кубком вина развеселый Дионис. Тот самый, за которым безумие идет по пятам и который его не стесняется.

– Чья тогда?

– А я не знаю, ничего не знаю, великий Владыка! Я про подземный мир ничего не знаю, откуда мне! Я сейчас – хи-хи! – там, наверху. Служу. Много работы, устала. Но служу. Вот, пришла подруге жаловаться, подруга понимает, подруга тоже много служит… а я своего мира не вижу, я теперь там, наверху, всегда наверху, служу…

Падаль. Молча оттолкнул ее в тот же угол, подавляя дрожь омерзения: от Лиссы тянуло Элизиумом. Ароматами вечно живых и вечно мертвых цветов, нагретой остановленным в небе солнцем травой.

Пора бы мне привыкнуть. Был ведь во дворце у Кер – черепа, безумные оскалы со всех сторон на фоне красной бесконечности: кровавые колонны, алая жидкость падает на пол с потолка, багрянец стен и солоновато-горький вкус смертности в воздухе. У Эриний бывал не раз – хлысты, бичи, кости; фрески, изображающие сцены невероятных пыток. Меня привечали даже в Стигийских болотах, я выслушивал жалобы чудовищ на то, какими невкусными стали нынче младенцы, и судил, сколько слизи можно выпустить за год в трясину, чтобы не отравить ядовитые стигийские кувшинки.

Из всех чудовищ моего мира я до сих пор питаю отвращение только к одному.

– Служи и дальше, – выплюнул через силу. Отвернулся, чтобы не видеть и не слышать ликования безумия: «Служить! Служить буду! Еще как буду!»

Крики и надрывный вой сжимали виски железным обручем пытки. В очередной раз я остановил колесницу у выступа, с которого привык смотреть миру в лицо. Поднялся, застыл – привычно. Частью мира, частью лысого, холодного, черного выступа…

Мир был спокоен. Не ложно, а действительно. Не тревожилось ничто в Стигийских болотах – вечном рассаднике чудовищ и неурядиц; грешники принимали свои кары с нужной обреченностью, ну, а тени… что на них смотреть. Это тени.

Это не груз на плечах, к которому я притерпелся. На сей раз – не отцовское «Рано или поздно». Это Эребское «бесконечность». Малые войны – отголоски большой. Битвы, которые никогда не закончатся. Только разобрался с женой, с Минтой, с забвением – получи в зубы еще одно…

И что делать – драться? Бить по-божественному?!

По-божественному не получалось.

Я закрывался в няньке-темноте, и погружался в себя, и уходил в мир – опасное путешествие – а голоса, полные муки и мольбы, вились вокруг назойливым комарьем, пихались и мучили близостью разгадки: вот, поймать! Это же что-то такое простое, что прямо рассмеяться можно, если б я только умел.

Ананка, и где тебя носит, когда так нужна…

Наверное, я простоял там слишком долго: колесница Нюкты опять покинула ее дворец. Потом вернулась. Потом я ощутил робкое прикосновение к локтю.

– Мать прислала за мной, – шепнул голос жены (я ждал из-за плеч другого голоса и только поморщился). – Там начинается праздник в честь великой победы, и нас уже ждут. Ты гневаешься?