Анна Кувайкова - Мантикора и Дракон: Вернуться и вернуть. Эпизод I [litres]

– Сволочь ты, Нейратулечка… – Шизофреник взлохматил волосы, но всё-таки пошёл следом за мной, засунув руки в карманы брюк и ворча себе под нос что-то о моём скверном характере и пренебрежении к ближнему своему.

– А с вами по-другому не выживешь! – Махнув рукой хозяину этого заведения, я галантно не стал уступать дорогу компании наёмников и первым оказался на улице, повернув в нужную сторону. Цирковой шатёр не увидел бы только слепой, а уж не найти дорогу, ведущую к заднему двору гостиницы, было бы совсем уж смешно. У меня, конечно, бывают приступы склероза, но не до такой же степени! – И прекращай коверкать моё имя, изверг!

– Как скажешь… – покаянно вздохнул Кейн, вышагивающий рядом, и, помолчав немного, мстительно произнёс: – Нейратик!

– Тьфу на тебя, окаянный, – возвёл я глаза к небу, спокойно пройдя сквозь охранный контур и миновав двух высоченных и устрашающих даже на первый взгляд мужиков, присматривающих за порядком.

Вокруг нетерпеливо топталась малышня, переговаривались их родители. Кейн недовольно сопел, но пока хранил молчание. И безропотно уселся вместе со мной прямо на землю, оказавшись почти в первых рядах немногочисленных зрителей. Он, кажется, даже жаждал что-то мне сказать на тему маразма и внезапного падения в детство. Вот только, открыв рот для очередной ехидной подколки, не смог произнести ни слова.

Девушка-циркачка, заметившая нас, дёрнула уголками губ и хлопнула в ладоши, привлекая внимание и прося тишины. Чтобы дать знак пристроившимся где-то под навесом музыкантам. Тонкие звуки скрипки, певшей о страсти и воле. Гулкий гром барабанов, возвещавших о борьбе и силе. Мягкий, мелодичный перезвон бубенцов на широком шарфе, обмотанном поверх стройных бёдер, как напоминание о женственности, о красоте, о хрупкости. Изящные ладони взметнулись вверх, очерчивая невидимый нам круг. Девушка закрыла глаза, улыбнувшись чуть насмешливее. Отвела ногу в сторону, припав на одно колено. Склонила голову, подавшись вперёд всем корпусом и вслушиваясь в изменчивый ритм музыки, то ускоряющей свой бег, то, наоборот, тянущей ноту за нотой. Я аж дыхание задержал от напряжённости момента… И всё равно пропустил.

Пропустил момент, когда застывшая ледяным изваянием фигура вдруг взорвалась стремительными, яростными, но изящными движениями. Росчерком ступни она обрисовала небольшой полукруг, крутанувшись на месте. Широкие концы шарфа взметнулись. Кулаки разжались, подбрасывая вверх серебристо-белую пыльцу, окутавшую ладную фигурку облаком тумана. Лучи заходящего солнца преломлялись на гранях особо крупных частиц, превращаясь в невообразимую игру света и тени. Мне чудилось, что за её спиной распахнулись огромные огненные крылья. А может, и не мне одному, судя по удивлённому выдоху. Кейн непроизвольно наклонился вперёд, слишком пристально разглядывая то, что происходило на импровизированной сцене.

Прогиб в спине, ловкий и быстрый. Взмах руки, плавный и осторожный. Мах ногой, агрессивный и почти невидимый. Покачивание бёдер, рисующее замысловатые фигуры, небольшие па и пируэты. Акробатические ужимки и неожиданные взлёты и падения. Раз за разом вслед взметалась ещё одна и ещё горсть пыльцы. Раз за разом по светлой, чуть тронутой загаром коже пробегали языки пламени (или света?), складываясь в легко узнаваемый силуэт… И мгновенно растворялись в новом движении танца. То раздражающе быстром и скомканном, то чересчур медленном и дразняще скользящем.

– Это не пыльца… – Горячий шёпот отвлёк меня от созерцания очередного совершенно невозможного для человека прогиба в спине.

Девчонка чуть не упала на землю, лишь в каких-то сантиметрах застыв над примятой травой. Шальные разноцветные глаза сверкнули колдовским огнём. Девушка прикоснулась указательным пальцем к губам, едва заметно качнула головой и продолжила свой зажигательный танец.

– Это магия, – всё не унимался мой любимый шизофреник, прижавшись ко мне так, что, будь я другого пола, немедленно врезал бы ему по лицу за прилюдное домогательство.

Но пол у нас с ним одинаковый, а родственная связь исключает любые инсинуации. И пока я не зажал его рот рукой, не отрываясь от представления, этот упырь потасканной наружности всё что-то бубнил мне в ухо.

– Цыц, охальник, – приструнил его я, пытаясь не упустить того, что вытворяла циркачка.

И к моему удивлению, Кейн послушно замер, даже дышать начал через раз, широко раскрытыми глазами уставившись на танцующую девушку.

А она меж тем продолжала рисовать лишь одной ей ведомые узоры. Изгибалась, раскрывалась, завораживала, перемещалась и создавала иллюзии, оживляя мечты. Я мог бы поклясться: каждый из нас видел в её движениях, в медленно оседающей пыли и всполохах пламени то, что хотел видеть. И у каждого это было что-то своё, личное, не доступное никому другому.

Наконец танцовщица замерла, прижав ладони к груди, задрав голову, вытянувшись стрункой, словно стремясь улететь в небо. И медленно опустилась на землю, разводя руки в стороны и низко склоняя голову. С кончиков тонких пальцев слетели огненные полупрозрачные лепестки, рассыпавшись в воздухе. Подхваченные лёгким порывом ветра, они устремились к зрителям, касаясь каждого. Не обжигая и не раня, а растворяясь под кожей ощущением чистой, ничем не замутнённой эйфории, счастья, радости. Нежности и ощущения дома.

Толпа молчала, переживая такое откровенное, недоступное тепло, разливающееся в душе, и не зная, как на него реагировать. Первым затянувшуюся тишину нарушил тихий детский смех. Маленькая девочка беззаботно засмеялась, хлопая в ладоши, и следом за ней это непосредственное веселье и радость подхватили остальные дети, стоящие в первых рядах зрителей. И циркачка улыбнулась, мягко, ласково, изящно вставая и склоняясь в традиционном поклоне.

– Спасибо, – беззвучно прошептал я, глядя в лицо циркачки.

Она склонила голову в лёгком кивке, откинув волосы на спину. И тут же переключила своё внимание на детишек, окруживших её и заваливших вопросами и восторгами. Каждому она ответила, каждого коснулась, каждому улыбнулась.

Я едва успел перехватить Кейна, порывавшегося затесаться среди радостной мелкоты, ухватив его за шиворот и вытаскивая с территории цирка, пока он не наделал каких-нибудь глупостей. Мой любимый шизофреник на этот произвол с моей стороны попытался было огрызнуться и вырваться, но я держал крепко. И на провокации не вёлся. И на улыбочки. И на огромные жалобные глаза. И на…

– Кейн, – устало вздохнув, поставил я некроманта на ноги и отвесил ему подзатыльник, когда тот снова надумал рвануть обратно. – Уймись!

– Не-а… Мне надо понять, как она это делает! – Дёргаться в сторону стоянки цирка этот сумасшедший не стал. Но на меня обиженно покосился. Да так, что я невольно стал вспоминать, у кого из детей я в недавнем прошлом умудрился отобрать конфетку. А сообразив, о чём думаю, отвесил этому пакостнику ещё один подзатыльник. В профилактических целях. Толку от них, конечно, чуть. Зато как мне полегчало… – Рат, а Рат… – Его хитрый прищур сулил много чего интересного, и не факт, что законного.