Виктория Шваб - Тени сгущаются [litres]

Алукарда жестом подозвал арнезиец с другого парусника, и Лайла не пошла следом, а направилась к бару и заказала местного сидра, который пах яблоками, пряностями и крепким алкоголем.

После нескольких глотков она обратила внимание на вескийца, сидевшего неподалеку.

На «Шпиле» вескийцев называли «чозер» – гигантами, и теперь она поняла почему.

Лайла старалась не пялиться или хотя бы не подавать виду, но этот человек был настоящим великаном, даже крупнее Бэррона. Лицо словно высечено из камня, обрамлено светлыми густыми волосами. Не тусклыми, как у близнецов Данов, а теплыми, медовыми, подходящими к цвету кожи, как будто он ни дня не провел в тени.

Бицепс его руки, лежавшей на стойке, был шириной с ее голову, а улыбка казалась шире, чем ее нож, правда, не такая острая и злая. Он посмотрел на нее – глаза были голубыми, как безоблачное небо. Волосы и борода вескийца скрывали его лицо почти целиком, расступаясь только вокруг широких глаз и прямого носа, и потому нелегко было понять, о чем он думает. Может быть, просто оценивает ее, а может, вызывает на драку.

Пальцы Лайлы потянулись к кинжалу на бедре, хотя ей искренне не хотелось пускать его в ход против человека, об которого он скорее зазубрится, чем поранит.

Но тут, к ее удивлению, вескиец поднял кружку.

– Ис авен , – отозвалась она, салютуя своим напитком. «Ваше здоровье».

Великан подмигнул и осушил бокал одним долгим глотком. Лайла, почувствовав вызов, сделала то же самое. Ее кружка была вдвое меньше, чем у него, но он и сам вдвое крупнее, так что поединок честный. Когда она поставила свою пустую кружку, вескиец рассмеялся, и дважды стукнул кулаком по столу, одобрительно бормоча.

Лайла положила монету на прилавок и встала. Сидр ударил в голову, и пол качнулся, словно она очутилась на палубе «Шпиля» в жестокий шторм.

– Полегче. – Алукард поймал ее за локоть, потом обхватил рукой за плечи, чтобы скрыть ее нетвердую походку. – Будь осторожна, когда заводишь друзей.

Он повел ее к кабинке, где собралась почти вся команда, и она с наслаждением плюхнулась в кресло у самого края. Капитан занял свое место, и к нему, словно подхваченные невидимым течением, потянулись и остальные.

Люди смеялись, звенели стаканы, скрипели стулья.

Ленос украдкой бросил на нее взгляд. Это он распустил слухи, будто она – морской дух Сарус. Неужели он до сих пор боится ее?

Она достала его нож – теперь принадлежавший ей – и протерла краем рубашки.

После первого бокала закружилась голова, она перестала вслушиваться в разговоры, арнезийские слова плыли мимо, словно клубы дыма, распадаясь на звуки, высокие и низкие, и снова сплетаясь в музыку чужого языка.

На другом конце стола Алукард поднимал стакан вместе со своей командой, и Лайла подивилась, как легко он вписывается в любое окружение. Она и сама неплохо умела приспосабливаться, а Алукард просто преображался. На «Шпиле» он был не только капитаном, но и королем. А здесь, за столом, среди своих людей, стал одним из них. Он был и оставался командиром, но не возносился над остальными. Этот Алукард хохотал громче Тава и флиртовал наравне с Васри, расплескал эль, как Оло, хотя в каюте Лайла видела, как он бросался наводить порядок, если ей случалось пролить вино или воду.

Это был спектакль, и следить за ним было интересно. Лайла в сотый раз спросила себя, какой из этих Алукардов настоящий. А может быть, все они по-своему настоящие?..

А еще ей хотелось бы знать, где и как Алукард набрал такую пеструю компанию. Здесь, на суше, казалось, что между ними очень мало общего. А на «Шпиле» они действовали как друзья, как одна семья. По крайней мере, так, как Лайла представляла себе семью. Бывало, конечно, ссорились, иногда доходило и до тумаков, но все были горячо преданы друг другу.

А Лайла? Преданна ли она?

Ей вспомнились первые ночи, когда она спала спиной к стене и с ножом под рукой. Когда она поняла, что ничего не знает о жизни на корабле, и жадно цеплялась за малейшие обрывки полезных навыков, языка, а изредка – помощи. С тех пор, казалось, прошло много лет. Теперь с ней обращались более или менее как с равной. Признали своей. И какая-то дерзкая частичка ее души, которую она пыталась заглушить на улицах Лондона, радовалась этому.

Но в остальном ей было скверно.

Ей хотелось оттолкнуть стол, выйти на улицу, уйти прочь, разорвать путы, которые привязывают ее к этому кораблю, к этой команде, к этой жизни, начать заново. Тяжесть пут давила ее, хотелось взять самый острый нож и перерезать их, отсечь частичку своей души, которая хочет остаться, которая теплеет, когда Алукард кладет руку ей на плечо, когда Тав улыбается, а Стросс кивает.

«Это слабость», – предупредил голос в голове.

«Беги», – произнес другой.

– Что с тобой, Бард? – спросил Васри с искренней заботой.

– Ничего. – Лайла постаралась снова улыбнуться.

Стросс придвинул к ней еще один полный стакан.

«Беги».

Алукард поймал ее взгляд и подмигнул.

Боже, надо было убить его, пока была возможность.

– Эй, капитан, – прокричал Стросс, перекрывая шум. – Вы заставили нас ждать. Каковы же новости?

За столом затихли. Алукард поставил кружку.

– Слушайте, оборванцы, – заговорил он. Наступила тишина. – Можете провести ночь на берегу. Но на рассвете отправляемся.

– Куда теперь? – спросил Тав.

– В Лондон, – объявил Алукард и посмотрел на Лайлу. Она насторожилась.

– Зачем? – полюбопытствовал Васри.

– По делам.

– Надо же. – Стросс почесал щеку. – Кажется, скоро турнир?

– Возможно, – усмехнулся Алукард.

– Не может быть! – ахнул Ленос.

– Чего не может быть? – не поняла Лайла.

– Он записался на Эссен Таш, – хмыкнул Тав.

«Эссен Таш…» Лайла попыталась перевести фразу. Стихии… что-то там. Что это такое? Кажется, все остальные знали, о чем речь. Только Кобис ничего не сказал, лишь насупился, глядя в кружку, но не растерялся, а встревожился.

– Не знаю, капитан, – заговорил Оло. – Вы считаете, у вас хватит сил сыграть?

Алукард со смехом покачал головой. Поднес кружку к губам, отпил и резко поставил на стол. Она разбилась, сидр выплеснулся, но не разлился по столу, а подскочил в воздух, вслед за ним – и содержимое других бокалов. Жидкость застыла на лету, зависла на миг, потом посыпалась на стол. Одни осколки падали острым концом вниз, другие катились, как сосульки. Ледяной кинжал, который только что был сидром, плюхнулся обратно в бокал Лайлы. И только ледышка Алукарда парила в воздухе над его разбитой кружкой.

Команда зааплодировала.

– Эй, – прорычал бармен за стойкой. – Заплатите за все, что расколотили!

Алукард улыбнулся и поднял руки, будто сдаваясь. Потом согнул пальцы, и осколки стекла, рассыпанные по столу, вздрогнули, потянулись друг к другу и соединились обратно в кружку, как будто Алукард повернул время вспять. Кружка очутилась в руке у Алукарда, трещины помутнели и исчезли. Он поднял кружку, и ледяной сидр, паривший над головой, снова стал жидким и выплеснулся в целехонькую кружку. Он отпил глоток, салютовал бармену, и команда разразилась громовыми аплодисментами. Позабыв про свои напитки, люди стучали кружками по столу.