Виктория Шваб - Тени сгущаются [litres]

Он старался изо всех сил.

Он налил себе чая и снова углубился в план. Придавил свиток по углам, чтобы не сдуло ветром. Вот оно, лежит перед ним, то, на чем он сосредоточился в отчаянной попытке отогнать тяжелые думы.

Ис Эссен Таш.

Игра Стихий.

Международный турнир, в котором участвовали три империи – Веск, Фаро и, конечно, Арнс. Проводился он с размахом. В Эссен Таш участвовали тридцать шесть магов, тысячи богатых зрителей мечтали попасть на трибуны, съезжались королевские гости. Принц и принцесса из Веска. Брат короля из Фаро. По традиции турнир проводился в столице королевства, победившего в прошлый раз. И благодаря ловкости Кисмайры Васрин и вдохновению Рая нынешние игры пройдут в Лондоне с ослепительным блеском.

Жемчужиной игр станет главное достижение Рая – первые в мире плавучие арены.

Шатры и сцены рассыпаны по всему городу, но самой большой гордостью Рая были эти три арены – их строили не на берегах, а прямо на реке. Да, это временные сооружения, и когда турнир закончится, придется их снести. Но как же они хороши! Рай подрядил лучших мастеров по металлу и камню. Вокруг дворца возводили мосты и крытые переходы – с высоты они напоминали золотистую рябь на красной воде Айла. Стадионы имели форму восьмиугольников, на каменный каркас натянуты, как паруса, полотнища брезента. А поверх него одна арена была покрыта скульптурной чешуей, другая – матерчатыми перьями, третья – травянистым мехом.

Рай внимательно следил, как над рекой опускают массивных драконов, вырезанных изо льда, – они окружат восточную арену. Над центральной, словно воздушные змеи, полоскались на ветру матерчатые птицы. А к западу по углам стадиона высились восемь каменных львов, все в разных позах, застывшие в вечном противоборстве хищника и жертвы.

Можно было просто пронумеровать платформы, но это было бы, решил Рай, слишком предсказуемо. Нет, турнир Эссен Таш достоин большего.

Зрелища.

Вот чего ожидали все. А уж Рай умел это организовать. Но дело было не только в красивом спектакле. Пусть Келл насмехается сколько хочет, но Рай всерьез заботился о будущем королевства. Когда отец поручил ему возглавить подготовку, он поначалу обиделся. Эссен Таш – всего лишь изысканный праздник, а принц, хоть и любил развлечения, все же считал, что достоин большего. Ответственности. Власти. И так и заявил королю.

– Править королевством – дело тонкое, – заметил отец. – Каждый поступок несет в себе глубокий смысл, имеет значение. Этот турнир – не просто игра. Он помогает поддерживать мир с соседними империями, дает возможность продемонстрировать, на что мы способны, не применяя угроз. – Король сплел пальцы. – Политика – это танец, пока не станет войной. А заказываем музыку мы.

И чем больше Рай думал над этим, тем больше понимал.

Династия Мареш правила уже больше ста лет. Предки Рая взошли на престол еще до имперской войны. Дворянство – остра – любило их, и ни у кого из королевских родичей – вестра – не хватало смелости бросить им вызов. В этом и заключается преимущество долгого правления: никто не помнит, какова была жизнь сто лет назад, до того как Мареши пришли к власти. Поэтому легко поверить, что у династии нет ни начала, ни конца.

А как же другие империи? О войне никто никогда не говорил, но от границ, словно туман, долетал шепоток недовольства. Вескийская королевская чета, имевшая семерых детей, рвалась к власти, брату фароанского короля тоже не сиделось на месте – рано или поздно лорд Сол-ин-Ар проложит себе путь к трону Фаро, и какие бы виды друг на друга они ни имели, факт остается фактом: Арнс находится прямо между ними.

И еще был Келл.

Сколько бы ни шутил Рай вместе с братом над его репутацией, с Фаро и Веском шутки плохи. Многие были убеждены, что Келл – краеугольный камень Арнезийской империи, стоит его устранить – и государство рухнет.

И не важно, правда это или нет. Соседи всегда будут искать малейшую слабость, потому что править империей – удел сильных. Значит, надо показать силу. И Эссен Таш для этого – идеальная сцена.

Сцена, на которой Арнс будет блистать.

Сцена, на которой будет блистать Рай – не только как бриллиант, но и как меч. Он всегда был олицетворением богатства. А хотел бы олицетворять силу. Магия – это, конечно, сила, но не единственная. Рай говорил себе, что может стать сильным и без нее.

Его пальцы сжали балконные перила.

В памяти ожили воспоминания о даре, который сделал Холланд. Несколько месяцев назад принц совершил глупость – огромную глупость, едва не стоившую жизни и ему самому, и всему городу. Только ради того, чтобы стать сильным, как Келл. Народ никогда не узнает, как близко к гибели подвел их наследный принц. А больше всего на свете Рай Мареш мечтал быть нужным своему народу. Он долго считал, что подданные хотят видеть в своем принце беззаботного весельчака. Он не был настолько оторван от жизни, чтобы полагать, будто в городе нет страданий, однако привык думать – точнее, хотел думать, – что сделает людей хоть немного счастливее, если будет счастлив сам. В конце концов, они его любят. Но что подобает принцу, не подобает королю.

«Не вредничай», – сказал он себе. Родители в добром здравии. Но все живое рано или поздно уходит. Так устроен мир. По крайней мере, так задумано природой.

Воспоминания стиснули горло. Боль, кровь, страх, а потом – тишина и мрак. Погружение во тьму, его тащат обратно, он как будто падает, а потом – острая рвущая боль при ударе о землю. Вот только падает он не вниз, а вверх. Вынырнул обратно в себя самого, и…

– Принц Рай!

Он моргнул и увидел стражника. В дверях стоял его охранник Тольнерс, высокий, строгий, церемонный.

Принц с трудом разжал ноющие пальцы, едва не примерзшие к перилам. Открыл рот – и ощутил вкус крови. Наверное, прикусил язык. «Прости, Келл», – подумал он. Нелегко знать, что твоя боль передается другому, что стоит тебе ушибиться – и он почувствует, и если ему больно, то виноват ты. Теперь Рай, кажется, стал постоянным источником страданий для Келла, а сам Келл ходит на цыпочках, как будто живет в стеклянном доме, и все из-за Рая. Это неправильно, нечестно, в этом нет гармонии. Рай держал в руках боль брата, а Келл держал в руках его жизнь.

– Что с вами? – забеспокоился стражник. – Вы побледнели.

Рай взял чашку чая, уже остывшего, прополоскал рот, чтобы избавиться от металлического привкуса, и дрожащими пальцами отставил чашку.

– Скажи мне, Тольнерс, – с наигранной легкостью заговорил он, – неужели моей жизни угрожает столь сильная опасность, что охранять меня должен не один человек, а сразу двое? – Рай указал на другого стражника, все еще прижимавшегося к холодному камню наружной стены. – Или ты пришел сменить Виса, пока он не лишился чувств?