Мэри Пирсон - Сердце предательства [litres]

– Мне просто интересно, что ты делала весь день? Кроме того, что вылезала в окно.

– Ничего, – тихо шепнула я. – Мой день тянулся очень долго.

Утром Каден, прежде чем уйти, вызвал Эбена и велел ему развлекать меня, но я поняла – это был приказ следить за мной. Эбен сторожил меня, как уже делал это на лугу у кочевников – вот только отношения между нами с тех пор изменились. Он оставался вымуштрованным убийцей, но в его броне появилась трещина, а в глазах – мягкость, которой не было прежде. Может, это произошло из-за того, что я избавила его от мучительной обязанности убивать собственного коня. Может, одобрение, с которым я прошептала имя Духа, позволило расцвести, приоткрыться чему-то, раньше скрытому в душе мальчика. Совсем чуть-чуть. А может, дело было в том, что мы разделили горечь утраты, когда у нас на глазах убивали тех, кого мы любили.

Согласно распоряжению Кадена, Эбен мог вывести меня из комнаты на прогулку, но в пределах Санктума, не заходя в некоторые башни и залы – только в жестко ограниченной зоне.

– Это для твоей же безопасности, – ответил Каден на мой вопросительный взгляд.

Я, конечно, понимала, что он и правда хочет уберечь меня от столкновения с Маликом и некоторыми членами Совета. К концу вчерашнего ужина стало очевидно, что враждебность все еще велика. Особенно выделялась группа возмущенных тем, что я оказалась угодной клану Меурази. Так что обычно единодушный Совет раскололся на два лагеря – любопытствующих и ненавистников.

Эбен повел меня кружным путем к конскому выгулу за крылом Совета. За время его отсутствия здесь родился новый жеребенок. Мы посмотрели, как он, еще не твердо стоя на длинных ногах-палочках, резвится в небольшом загоне, подпрыгивая и радостно пробуя силы. Эбен, стараясь сдержать улыбку, вскочил на ограду вокруг и прошелся по ней.

– Как ты его назовешь? – спросила я.

– Он не мой. Да я все равно его не хочу. Слишком много возни, пока всему научишь.

В глазах мальчика плескалась до сих пор не изжитая боль, а слова прозвучали неубедительно.

Я вздохнула.

– Я тебя понимаю. Трудно к кому-то привязаться после… – моя недоговоренная фраза повисла в воздухе. – И все же он такой красивый. И кто-то же должен его всему научить. Хотя здесь, наверное, найдутся учителя, которые смогут это сделать лучше, чем ты.

– Я все это умею не хуже, чем любой старый объездчик. Дух по одному тычку коленом понимал, что ему нужно делать. Его… – подбородок Эбена слегка дрогнул, и он тихо договорил: – Его мне подарил отец.

Только теперь я осознала, насколько глубока скорбь мальчика. Дух был не просто лошадью.

Эбен никогда, ни единым словом не упоминал своих родителей. Если бы Каден не рассказал, что они были убиты на его глазах, я бы скорее решила, что он – порождение какого-то злобного чудовища и появился на свет сразу облаченным в военную форму и экипированным как маленький солдат Венды.

Я ясно увидела, в какую черную дыру проваливается Эбен, обманчивую и опасную тем, что, как ни пытаешься сделать вид, что у тебя все в порядке, бездна разверзает свою пасть и поглощает тебя снова и снова.

Мальчик привычно смахнул волосы с глаз вместе с воспоминанием об отце и спрыгнул с изгороди.

– Нам надо возвращаться, – сказал он.

Мне хотелось сказать что-то утешительное, чтобы уменьшить боль, но я и сама испытывала то же чувство, тот же ужас падения в бездну. Я смогла выдавить только несколько простых слов.

– Я благодарна тебе за ботинки, Эбен. Ты даже не представляешь, как много они для меня значат.

Он кивнул.

– Я их еще и почистил.

Я заподозрила, что этой любезностью он, как Гриз, отдал мне долг.

– Ты ничего мне не должен, Эбен. Я позаботилась о твоем коне не ради тебя – мне и самой это было нужно.

– Это я понял уже давно. – Эбен обогнал меня и пошел впереди.

Возвращались мы снова по другому туннелю, но сейчас мне лучше удавалось запомнить дорогу, постепенно я начала разбираться в здешней хаотичной архитектуре. Узкие улицы, туннели и дома, как бы вырастающие на зданиях большего размера. Казалось, что громадные постройки города сплетаются между собой, образуя единую структуру – как исполинский зверь, который отращивает себе новые конечности и глаза, заботясь не о красоте, а только о сиюминутных нуждах. Сердцем зверя был Санктум, а скрытые внизу подземные пещеры – кишками. Никто ни разу не обмолвился мне о том, что за жизнь бурлит под Санктумом, и я ни разу не видела за трапезой те фигуры в плащах или рясах. Они держались обособленно.

Когда мы уже подходили к комнате Кадена, я все же спросила:

– Эбен, а что там за пещеры внизу? Астер как-то о них упоминала.

– Ты про катакомбы? Финч их называет Пещерами Призраков. Не ходи туда. Там ничего нет, кроме затхлого воздуха, старых книг да темных духов.

Я подавила улыбку. Это описание почти полностью совпало с тем, как я сама описывала архивы Сивики, только тамошними темными духами были наши книжники.

Последующие несколько дней ничем не отличались от прошедших, но каждый был заметно короче предыдущего. Я узнала, что время может играть коварные шутки, работая против нас. От людей Рейфа по-прежнему ничего не было слышно, а я понимала, что со дня на день могут нагрянуть венданские гонцы с известием, что король Дальбрека жив и здоров – смертный приговор для Рейфа. Хорошо хоть, что Комизар отсутствовал уже больше двух недель. Это давало надежду на то, что наши спасители еще успеют появиться. Я жила этой надеждой и старалась не унывать ради Рейфа, но он и сам, видимо, склонялся к мысли, что побегом придется заниматься нам самим.

Между тем становилось все холоднее, город то и дело заливали ледяные дожди. Не обращая внимания на холод, я каждый день выбиралась в окно и, усевшись на карниз, пела свои поминовения. Я обращалась к ним, как к перепутанным страницам летописи, пытаясь найти ответы, хватаясь за слова, в которых проблескивала правда. С каждым днем все больше народу собиралось внизу послушать меня – дюжина, пара дюжин, потом еще больше. Среди слушателей было много детей. Однажды я заметила в толпе Астер, и она крикнула снизу, попросив меня рассказать сказку. Я начала с истории о Морриган, девушке, которую боги вели в долину изобилия, потом рассказала им легенду о появлении двух Малых королевств, Гастино и Кортенай. Задрав головы, они как зачарованные слушали истории и тексты, которые я годами заучивала наизусть. Они изголодались по сказкам, как Эбен и Натия там, у костра в стане кочевого племени, по историям о незнакомых людях, других народах, другим местам, другим временам.

Эти моменты поддерживали меня – по крайней мере мне теперь было чего ждать. Ведь возможности поговорить с Рейфом наедине больше не представлялось. Когда Каден вышел, заперев меня в комнате одну, я выглянула и сразу заметила, что теперь стражники несут караул и под окном Рейфа – как будто догадались, что, хоть он и не может выбраться сквозь узкую бойницу, зато кто-то меньше его ростом и тоньше может протиснуться внутрь. За ужином тоже поговорить было невозможно, и на сердце у меня становилось все тяжелее. Здесь, в Санктуме, мы были почти так же далеки друг от друга, как если бы нас разделял громадный континент. Мне снились тревожные сны, и я приписывала это своему состоянию. Мне снова приснилось, что Рейф уезжает, только в этот раз добавилось больше подробностей: он был громадного роста и облачен в какое-то одеяние, никогда прежде мною не виденное. По бокам у него висело по мечу, взгляд был свирепым и неистовым.