Лэйни Тейлор - Мечтатель Стрэндж [litres]

– Вовсе нет. Я просто была под рукой, – равнодушно произнесла Руби. – Если бы к нему пришла ты, то оказалась бы на моем месте.

Спэрроу нахмурилась:

– Если это правда, то я тем более его не хочу. Я хочу лишь того, кто хочет только меня.

Руби подумала, что сестра говорит правду, и, к ее удивлению, это ее встревожило. Если так подумать, она тоже предпочла бы того, кто хочет только ее. Девушка испытала совершенно иррациональную вспышку злобы по отношению к Фералу. А потом вспомнила, что он сказал прямо перед тем, как они подняли глаза и увидели Спэрроу в двери: «Отныне мне придется спать с тобой».

Ее щеки зарделись от этой мысли. Тут не было ничего романтичного. Из-за этого «придется» все звучало так, будто у него не было выбора, хотя, конечно же, это не так. У них полно свободных кроватей – нужно только попросить горничных подготовить одну. Но если он хочет спать с ней – что ж… До этого дня она всегда шла к нему. И он сказал «отныне». Было в этом что-то похожее на… обещание. Всерьез ли он говорил? Хотелось ли этого Руби?

Она взяла выбившуюся прядку Спэрроу в свою липкую от сливы руку. Ласково за нее дернула. Руби охватила задумчивость – самое близкое к раскаянию, что она когда-либо испытывала.

– Мне просто хотелось узнать, каково это, – сказала она, – на случай, если другой возможности не представится. Я не хотела забирать его у тебя.

– Ты и не забирала. Ты же не связывала его и не насиловала. – Спэрроу замолчала и пристально посмотрела на Руби. – Так ведь?

– Практически. Но он не кричал о помощи, так что…

Спэрроу кинула сливу. Сестры стояли рядом, и та попала Руби по ключице. Девушка ойкнула, хотя больно не было. Потерев место удара, она сердито покосилась на Спэрроу.

– Ну что? Выпустила свою злость?

– Да, – кивнула Спэрроу, отряхивая ладони. – Это был односливовый гнев.

– Бедняга Ферал. Не заслужил больше одной сливы. Наверняка он расплачется, когда мы ему об этом расскажем.

– Не нужно ему рассказывать! – быстро возразила Спэрроу.

– Конечно нужно! Он наверняка считает, что мы обе в него влюблены. Нельзя этого допустить! – Руби замерла у перил. – Смотри, там Сарай.

Спэрроу посмотрела. С сада виднелись терраса Сарай и сама девушка. Она была далеко; девочки могли разобрать только ее силуэт, ходящий из стороны в сторону. Они помахали, но Сарай не заметила.

– Она нас не видит, – сказала Спэрроу, опуская руку. – Да и на самом деле она сейчас не здесь.

Руби поняла, что та имела в виду:

– Знаю. Она спустилась в город. – Девушка завистливо вздохнула и уперлась рукой в подбородок, глядя вниз, где люди жили, танцевали, любили, сплетничали и никогда не ели кимрил, если сами его не хотели. – Я бы все отдала, чтобы хоть разок на него взглянуть.

Сарай не выходила на террасу с того дня, как произошло нападение на шелковые сани. После этого она оставалась в своей нише, пытаясь сохранить хоть толику уединения, находясь под усиленной охраной, но больше ей терпеть было невмоготу. Она нуждалась в воздухе, в движении. Сарай всегда была беспокойной, когда ее мотыльки улетали, а теперь ее недоумение лишь усугубляло это чувство.

В чем дело?

Она ходила взад-вперед. Призраки окружали со всех сторон, но девушка едва их замечала. Она до сих пор не понимала сути разговора Лазло с фаранджи, хоть это определенно касалось мезартиума. Лазло выглядел напряженным, это она поняла. Он вернул фаранджи кусок металла, после чего тот ушел – наконец-то! Сарай думала, что Лазло тут же вернется ко сну. Вернется к ней.

Вместо этого он надел ботинки. Девушку пронзило разочарование. Теперь она уже не думала об утонченных дорожках ощущений или жара, которые его губы проделали на ее плече. Все это прогнала тревога. Куда он собрался в такое позднее время? Лазло думал о чем-то своем и будто находился в миллионе миль от нее. Сарай наблюдала, как он надевает жилетку поверх свободной льняной ночной рубашки. Порыв прикоснуться к нему был очень сильным, но невозможным, и мотыльки всполошились от вопросов, которые девушка не могла задать. Один из них запорхал вокруг головы Лазло, выписывая каракули в воздухе.

Он заметил его и вернулся в реальность.

– Прости, – сказал юноша, не зная, может ли она его услышать, и протянул руку.

Сарай замешкалась, прежде чем приземлиться. Прошло много времени с того раза, как она пыталась контактировать с бодрствующим человеком, но она знала, чего ожидать. Сарай не ожидала, что проникнет в грезы, где сможет видеть и говорить с ним, и этого действительно не случилось.

Подсознание как открытая территория – никаких стен или барьеров, к лучшему или худшему. Там свободно бродят мысли и чувства, как персонажи, покинувшие свои книги, чтобы вкусить жизнь в других сказках. Там скитаются ужасы и стремления. Секреты выворачиваются как карманы, а старые воспоминания встречаются с новыми. Они танцуют и оставляют друг на друге чужой запах, как духи, цепляющиеся за любовников. Таким образом и создается понимание. Разум строит себя как гнездо сиррахов, из любых подручных средств: шелковые ленты, украденные волосы и перья мертвых собратьев. Единственное правило – отсутствие правил. На этой территории Сарай гуляла где хотела и делала все что пожелает. Для нее не существовало преград.

А вот сознание – совсем другая история. Там не смешаешься и не побродишь. Секреты растворяются во тьме, а все двери захлопываются. В этот защищенный мир ей не пройти. Пока Лазло не спит, она будет стоять на пороге в его разум. Сарай это знала, но он – нет. Когда мотылек прикоснулся к нему, он ожидал, что девушка появится в его разуме, но этого не случилось. Он произнес ее имя – сперва вслух в комнате, а затем громче мысленно.

– Сарай?

Сарай?

Ответа не последовало, лишь слабое ощущение, что она рядом – запертая по другую сторону двери, которую он не знал, как открыть. Лазло догадался, что придется заснуть, если он хочет поговорить, но сейчас это было невозможно. Его разум кипел от вопроса Тиона.

«Кто ты?»

Он представлял, что у других людей есть местечко в центре самих себя – прямо посередине, – где обитал ответ на этот вопрос. В Лазло же имелось только пустое пространство.

– Ты знаешь, что я не знаю, – смущенно сказал он Тиону. – На что ты намекаешь?

– Я намекаю, – ответил Золотой крестник, – что ты не просто крестьянский сирота из Зосмы.

А кто тогда?

Что тогда?

Азот из этого мира. Вот что сказал Тион. Азот из этого мира не оказывает влияния на мезартиум. Азот, дистиллированный из духа самого алхимика, никак на нем не сказался. И тем не менее он отрезал кусок от якоря, и это само по себе доказательство: что-то повлияло на мезартиум, и этим чем-то, по его словам, был Лазло.