Лэйни Тейлор - Мечтатель Стрэндж [litres]

Голова Сарай опустела от всего, кроме «нет». Она услышала стон, и ее мотыльки помчались к телу…

…и так же быстро от него отлетели.

Это оказался не Лазло, а Дрейв. Он лежал лицом вниз, попав под раздачу, пока бежал от хаоса, который сам же и сотворил. Его ноги и таз придавило обломком. Руки царапали брусчатку, словно пытались вытащить хозяина, но его глаза остекленели и ничего не видели, а в ноздрях пузырилась кровь. Сарай не задерживалась, чтобы понаблюдать за его смертью. Ее разум, сжавшийся до единого слова «нет», вновь увеличился от надежды. Мотыльки улетели, рассекая дым, пока не нашли другое неподвижное тело, распластавшееся на земле.

Это оказался Лазло. Он лежал на спине, глаза закрыты, рот открыт, лицо белое от пыли, не считая тех мест, где кровь текла струйками из носа и ушей. В горле Сарай зародился всхлип, и ее мотыльки стремглав кинулись к юноше – чтобы прикоснуться к нему и понять, течет ли в нем дух, теплая ли у него кожа. Один подлетел к губам, другие ко лбу. Как только они приземлились, Сарай погрузилась в разум Лазло, прочь от пыли, дыма и окрашенной пламенем ночи в… место, в котором она никогда не бывала.

Сарай попала во фруктовый сад. Деревья черные и оголенные.

– Лазло! – крикнула она, и ее дыхание вырвалось облачком пара. Оно улетело ввысь и исчезло. Вокруг царила неподвижность. Сарай сделала шаг, и под ее босыми ногами захрустел иней. Было очень холодно. Она снова его позвала, очередное облачко испарилось, но ответа не последовало. Похоже, она здесь одна. Желудок связало узлом от страха. Сарай очутилась в его разуме, а значит, Лазло жив – и мотылек, приземлившийся на его губы, чувствовал легчайшее дыхание, – но где же он? Где она? Что это за место? Девушка побрела между деревьями, раздвигая тонкие ветви руками, шагая все быстрее и быстрее от нарастающего беспокойства. Если Лазло здесь нет, то что это значит?

– Лазло! – позвала она. – Лазло!

А затем вышла на поляну, где сидел он – на коленях, копаясь в грязи.

– Лазло!

Юноша поднял голову. Его взгляд был рассредоточен, но тут же просветлел при виде Сарай:

– Сарай? Что ты тут делаешь?

– Тебя ищу. – Она подбежала к нему и обвила руками. Расцеловала лицо. Вдохнула его запах. – А ты что делаешь? – Взяла его ладони в свои. Они были испачканы черным грунтом, ногти потрескались от царапанья по мерзлой почве.

– Ищу кое-что.

– И что же?

– Свое имя, – как-то неуверенно произнес он. – Правду.

Сарай ласково коснулась его лба, подавляя страх, который пытался ее удушить. Лазло наверняка ударился головой при приземлении. Что, если он ранен? Что, если он… пострадал? Она взяла его голову в руки, испытывая свирепую жалость, что не может быть с ним в Плаче, держать его настоящую голову у себя на коленях, гладить лицо и быть рядом, когда он очнется, поскольку иной вариант даже не рассматривался. Конечно, с ним все в порядке. Конечно.

– И… ты думаешь, что оно здесь? – спросила Сарай, не зная, что еще сказать.

– Здесь определенно что-то есть. Я уверен, – ответил Лазло и… не ошибся.

Оно было испачкано в грязи, но когда Лазло его вытащил, кусочки земли отпали и оно замерцало белизной как жемчужина. Это… перо? И не какое-то там перо – его края растворялись в воздухе, словно оно вот-вот исчезнет.

– Привидение? – удивилась Сарай.

– Белая птица, – прошептал Лазло. Он уставился на перо, переворачивая его на ладони. В уголке памяти замерцали фрагментированные изображения. Проблески белых перьев, крыльев, отчеканенных на фоне звезд. Между его бровей пролегла морщинка. Пытаться поймать воспоминание – все равно что пытаться поймать отражение. Как только он тянулся за ним – оно искажалось и пропадало.

Сарай же, со своей стороны, гадала, что тут делало перо Привидения, закопанное в земле подсознательного Лазло. Но это сон – и не обычный, а навеянный ударом головы, – и, скорее всего, он ничего не значит.

– Лазло, ты помнишь, что произошло? – спросила она, облизывая губы, огненный страх сжимал горло и грудь. – Ты знаешь, где ты?

Он оглянулся:

– Это сад в аббатстве. Я частенько играл тут в детстве.

– Нет, – покачала головой Сарай. – Это сон. Ты знаешь, где ты?

Юноша нахмурился.

– Я… я куда-то шел, – медленно протянул он. – К северному якорю.

Сарай кивнула. Погладила его по лицу, диву даваясь, как много оно стало для нее значить за столь короткое время – этот искривленный нос, точеные скулы, ресницы как шерстка речных кошек и мечтательные глаза. Ей хотелось остаться с ним, и ничего более, – даже здесь, в этом суровом месте. Дайте им полминуты – и они превратят его в рай: на голых черных ветках расцветут морозные цветы, а рядом возникнет домик с пузатой печью, перед которой будет лежать шерстяной ковер – как раз для занятий любовью.

Последнее, чего она хотела – самое последнее, – это вытолкать Лазло за дверь, куда она не сможет последовать. Но Сарай поцеловала его в губы, веки и прошептала нужные слова:

– Лазло… Ты должен проснуться, любовь моя.

И он это сделал.

Очнувшись от сна о тихом садике и ласках Сарай, Лазло оказался в… тишине, которая была не тишью, а вывернутым наизнанку звуком. Его голова полнилась им до предела, но он ничего не слышал. Лазло оглох и задыхался. Воздух уплотнился, и юноша не мог сделать вдох. Пыль. Дым. Почему? Почему он лежит?

Лазло попытался сесть. Безуспешно.

Он лежал, часто моргая, и в дымке начали проявляться силуэты. Наверху виднелся клочок неба. Нет, не неба. Неба Плача: цитадели. Лазло видел контуры крыльев.

Контуры крыльев. Да! На секунду ему удалось выхватить воспоминание – белые крылья на фоне звезд, – лишь мельком, сопровождавшееся ощущением невесомости – антитезой того, что он чувствовал сейчас, распластавшись на улице и глядя вверх на цитадель. Сарай там, наверху. Сарай. Ее слова все еще проигрывались в его голове, руки продолжали касаться лица. Она только что была с ним…

Нет, это был сон. Сарай сама так сказала. Он шел к якорю – вот что правда. Лазло вспомнил… как бежал Дрейв, как вспыхнул белый свет. Его медленно накрыло понимание. Подрывник. Взрыв. Это сделал Дрейв.

Сделал что?

Тишину в голове вытеснил звон. Низкий, нарастающий. Лазло потряс ею, пытаясь прочистить разум, и мотыльки на его лбу и щеках взмыли вверх. Звон усилился. Ужасный. Но зато ему удалось перекатиться на бок, а потом и подняться на четвереньки. Лазло прищурился – его глаза жалил горячий замызганный воздух – и осмотрелся. Дым вихрился как махалат, и пламя выстреливало за краем разрушенных крыш. Они напоминали сломанные зубы. Он чувствовал жар огня на лице, но все равно не слышал его рева или чего-либо еще, кроме звона.

Лазло поднялся на ноги. Мир закружился. Он упал и снова медленно встал.