Лэйни Тейлор - Мечтатель Стрэндж [litres]

– Да не то чтобы… – осторожно начала она. – Скорее… это уже не брак. Не после… – Она кивнула на цитадель, не глядя в ее сторону.

Больше Лазло вопросов не задавал. Все, что он думал об Азарин и Эрил-Фейне, приобрело гораздо более мрачный оттенок, чем он мог себе представить, как и загадки Плача.

– Нас забирали «служить», – продолжила Сухейла, и смена местоимений напомнила Лазло, что она сама была одной из похищенных девушек. – Так называл это Скатис. Он подходил к двери или окну. – Ее рука дрожала, и она крепко взялась ею за культю. – Они не взяли с собой слуг, но остро в них нуждались. На кухне, чтобы накрывать на стол. У них были и горничные, и садовники, и прачки.

Каким-то образом по этому перечню было ясно, что эти должности – исключения и в основном «служба» заключалась в чем-то другом.

– Конечно, мы ничего из этого не знали до определенного времени. Когда нас возвращали – что случалось не всегда, но часто и обычно через год, – у нас не оставалось никаких воспоминаний. Мы исчезали на год, а год исчезал у нас. – Она опустила культю, и ее рука на секунду прикоснулась к животу. – Казалось, будто не прошло и минуты. Видишь ли, Лета пожирала все наши воспоминания. – Тут она посмотрела на Лазло. – Она была богиней забвения.

Теперь, как это ни было ужасно, стало понятно, почему Сухейла не знала, что случилось с ее рукой.

– А… Эрил-Фейн? – спросил юноша, приготовившись к худшему.

Сухейла взглянула на чайник, который наполняла кипяченой водой из котелка.

– Как оказалось, забвение – это благодать. Он все помнил. Он ведь убил их, и больше некому было забирать воспоминания.

Лазло понимал, что ему говорили, какой подтекст крылся в этих словах, но это казалось невозможным. Только не Эрил-Фейн – воплощение силы. Он освободитель, а не раб.

– Три года, – произнесла женщина. – Вот сколько он пробыл с ней. С Изагол. Богиней отчаяния. – Ее взгляд рассредоточился. Казалось, она погрузилась в какую-то зияющую черную дыру внутри себя, и ее голос понизился до шепота. – Но, с другой стороны, если бы они его не забрали, мы бы до сих пор были рабами.

На долю секунды Лазло почувствовал содрогающий трепет ее горя: она не смогла уберечь собственного ребенка. Горе простое и глубокое, но под ним крылось еще одно, скрытое и странное: в каком-то смысле она этому радовалась, поскольку, убереги она его, он бы не спас свой народ. Из этой смеси радости, скорби и вины вышло невыносимое варево.

– Мне очень жаль. Простите… – сказал Лазло от всех сердец.

Сухейла очнулась от своего погружения в то далекое темное место. Ее глаза сузились до веселых щелочек:

– Ха! С тебя десять серебреников.

И она протягивала ему ладонь, пока он не вложил в нее монеты.

Минья повела их через комнату Сарай обратно в коридор. Все их спальни находились в правой части цитадели. Покои Сарай были в конце правой руки серафима, а все остальные, кроме Миньи, расположились вдоль того же прохода. Дворец, некогда принадлежавший Скатису, занимал все правое плечо. Они прошли мимо него, мимо входа в галерею, и Сарай с Фералом переглянулись.

Двери, ведущие вверх и вниз, в голову или тело цитадели, закрытые до смерти Скатиса, оставались закрытыми. Их даже невозможно отличить от стены.

Ребята могли попасть в левое крыло, но редко туда заглядывали. Там располагались ясли, но никто из них не мог вынести вида пустых колыбелек, даже невзирая на то, что кровь давно смыли. Далее следовало множество комнат камерного типа, но в них остались только кровати. Сарай знала, для кого они предназначались. Видела их во снах девушек, которые раньше там жили – как Азарин, – чьи воспоминания пережили Лету. Сарай не видела причин, почему Минья могла бы вести их туда.

– Куда мы идем? – спросил Ферал.

Девочка не ответила, но уже в следующую секунду они все поняли, когда она свернула не к левому крылу, а туда, куда они давно не заходили, но по иным причинам.

– Сердце, – прошептала Руби.

– Но… – начала Спэрроу, а затем оборвала себя, и на ее лице проступило осознание.

Сарай догадывалась, она чуть было не сказала – и остановилась потому, что ее осенило в тот же миг, как и Спэрроу. Нам туда уже не протиснуться. Вот какая мысль пришла им в голову. Но Минья может . Вот что они поняли. И Сарай увидела, где Минья проводила свое время, пока они не могли ее найти. Если бы они действительно хотели знать, то могли бы с легкостью сложить два и два, но, если честно, они просто радовались, что она где-то запропастилась, и никогда не отправлялись на ее поиски.

Ребята завернули за угол и остановились перед дверью.

Хотя таковой ее сложно было назвать: шириной меньше тридцати сантиметров – высокая ровная щель в металле, где, как они могли предположить, дверь не успела до конца закрыться, когда умер Скатис. По ее высоте, достигавшей шести метров, было ясно, что дверь необычная, хоть ее ширину в открытом виде и невозможно оценить.

Минья едва могла туда пролезть. Ей пришлось протискиваться сперва плечом, затем головой. На секунду показалось, что уши не дадут ей пройти, но она рвалась вперед, и они сплющились. Подвигав головой из стороны в сторону, она выдохнула из легких весь воздух, чтобы позволить всему телу пролезть внутрь. Даже ей с трудом удалось это сделать. У человека покрупнее шансов не было.

– Минья, ты же знаешь, что нам не пройти, – крикнула Спэрроу ей вслед, когда та скрылась в коридоре по другую сторону.

– Ждите там! – ответила она и ушла.

Ребята переглянулись между собой.

– Что она хочет нам показать? – спросила Сарай.

– Может, она нашла что-то в сердце? – предположил Ферал.

– Если бы там было что искать, мы бы уже давно это нашли.

Когда-то они все были достаточно маленькими, чтобы туда залезть.

– Как давно это было? – спросил Ферал, проводя рукой по гладкому краю проема.

– Для тебя раньше, чем для нас, – ответила Спэрроу.

– У-у, головастик, – добавила Руби, игриво пихая его.

Ферал первым перерос проем, затем Сарай, а через год-полтора и девочки. Минья, естественно, не подросла. В детстве это было их излюбленным местом для игрищ – отчасти потому, что узкая дверь придавала атмосферу недозволенности, а отчасти потому, что она казалась такой странной.

Внутри находилась гигантская комната в форме идеальной сферы из гладкого изогнутого металла, с узким проходом, идущим вдоль окружности. В диаметре она была, пожалуй, метров тридцать, а прямо в центре парила сфера поменьше – диаметром около шести метров. Она тоже была идеально гладкой и, как и вся цитадель, парила в воздухе без какой-либо поддержки в виде веревок или цепей, удерживаясь лишь собственной непостижимой силой. Комната находилась там, где в настоящем теле должны быть сердца, за что ее и прозвали так, но термин был выдуманным. Ребята понятия не имели, для чего она нужна. Даже Старшая Эллен не знала. Это был просто крупный металлический шар, парящий в большой металлической комнате.