Лэйни Тейлор - Мечтатель Стрэндж [litres]

– Я пошлю Цару. Она великолепна в бою, – сказала девушка с таинственной улыбкой. – Хотя в других вещах она более великолепна.

Каликста не ошиблась, когда назвала Лазло наивным, но даже несмотря на то, что он был далек от таких тем, как любовь, ему стала понятна улыбка и теплота в голосе подруги. Его щеки залились краской – к ее глубокому удовольствию.

– Стрэндж, ты покраснел!

– Еще бы, – кивнул он. – Я совершенно невинен. Я краснею даже при виде женских ключиц.

При этих словах в его голове чуть не всплыло воспоминание. Женские ключицы и очаровательное пространство между ними. Но где бы он мог их увидеть? И тут Каликста расстегнула рубашку, чтобы показать свои – ключицы, не подумайте, – и Лазло рассмеялся, забыв об этом воспоминании.

– Кстати, ты молодец, хорошо поработал над своим личиком, – сказала она, показывая пальцем под свой подбородок, намекая на то, что он сбрил бороду. – Я уже и забыла, как ты выглядишь без нее.

Юноша скривился:

– О… Ну прости, что пришлось тебе напомнить, но она чесалась.

– За что ты извиняешься? У тебя прекрасное лицо, – заявила Каликста, окидывая его внимательным взглядом. – Не красивое – но лицо может быть прекрасно и по другим причинам.

Он коснулся горбинки на своем носу.

– Ну, лицо у меня есть, – большего он признавать не собирался.

– Лазло! – крикнул Эрил-Фейн с другой части зала. – Можешь всех созвать?

Тот кивнул и встал.

– Считай, что тебя позвали, – проинформировал он Каликсту, прежде чем отправиться на поиски остальной команды.

– Кричи, если понадобится помощь! – бросила она ему вслед.

– Всенепременно!

Пришло время серьезно обсудить «проблему» Плача. Лазло уже кое-что знал от Рузы и Сухейлы, но остальные слышали историю впервые.

– Пригласив вас сюда, – начал Эрил-Фейн, собрав их в красивейшей комнате ратуши, – мы надеялись, что вы найдете способ освободить нас от этой напасти в небе.

Он переводил взгляд с одного лица на другое, и Лазло вспомнил тот день в театре Великой библиотеки, когда взгляд Богоубийцы пал на него и его мечта приобрела четкость: он хотел не просто увидеть Невиданный город, но и помочь ему .

– Однажды мы были городом знаний. Наши предки ни за что бы не обратились за помощью к чужакам, – сказал Эрил-Фейн с нотками стыда. – Но это в прошлом. Мезартим, они были… впечатляющими. Боги или нет, они могли бы превратить наше восхищение в благоговение и добиться искреннего поклонения. Но воспитание не их метод. Они не предлагали себя в качестве выбора и не желали добиваться нашего расположения. Они прибыли, чтобы править, тоталитарно и жестоко, и первым делом они нас сломали. Еще до того как Мезартим предстали перед нами, они спустили якоря. Вы их видели. Именно спустили, не скинули. От отдачи обрушились бы все здания в городе, упав на подземные водные пути и перегородив Узумарк, протекающую под нашими ногами. Река затопила бы всю долину. Но они хотели править, а не уничтожать, порабощать, а не убивать, поэтому боги намеренно опустили якоря и раздавили только то, что находилось под ними, – а так уж случилось, что там были университет, библиотека, тизерканский гарнизон и королевский дворец.

Эрил-Фейн уже как-то упоминал библиотеку. Лазло задумался, сколько же драгоценных текстов было утеряно. А вдруг там были тексты со времен иджи и серафимов?

– Все произошло предельно быстро. Армия, хранители мудрости и королевская семья – все были ликвидированы за пару минут. Любого, кто успел сбежать, находили через несколько дней. Мезартим знали все. От них ничего не удавалось скрыть. На этом все было кончено. Они не нуждались в солдатах, ведь у них была магия, чтобы… – Эрил-Фейн запнулся, его челюсть заходила желваками, – контролировать нас. Вот так мы и утратили всю нашу мудрость, наряду с лидерами и многим другим. Цепочку знаний, передающихся столетиями, и библиотеку, которая заткнула бы за пояс даже вашу Великую библиотеку Зосмы. – Тут он слабо улыбнулся Лазло. – Все это исчезло в мгновение ока. Стерлось с лица земли. В последующие годы стремление к знаниям стало наказуемым. Вся наука и все исследования были мертвы. Что и привело нас к вам, – кивнул мужчина делегатам. – Надеюсь, я не прогадал.

Наконец-то в их разнообразных областях знаний появился смысл. Музейв, натурфилософ – разгадать, как цитадель парит. Солзерин и Озвин – чтобы подняться туда на шелковых санях. Инженеры – для проектирования любых сооружений, которые могут понадобиться. Белабра – для исчислений. Близнецы Феллеринги и Тион – для самого металла.

Мезартиум. Эрил-Фейн объяснил его свойства: невосприимчивость ко всему – к жару, оружию. Ко всему, кроме Скатиса, который манипулировал им силой мысли.

– Скатис контролировал мезартиум, – поведали им, – а значит, контролировал… все.

Волшебный неуязвимый металл, телепатически сплавленный богом. Лазло следил за реакцией делегатов и, разумеется, мог понять их недоверие, хотя у них и был довольно большой стимул поверить в невероятное. Он-то думал, что их инстинктивный скептицизм будет подавлен натиском гигантского серафима, парящего в небе.

– Его определенно можно разрезать, – заявил один из Феллерингов. – С помощью правильных инструментов и опыта.

– Или расплавить при достаточно высокой температуре, – добавил второй с уверенностью, граничащей с заносчивостью. – Жар, которого мы можем добиться с нашими печами, с легкостью удвоит то, чего могут достичь ваши кузнецы.

Тион же, со своей стороны, ничего не предлагал, но в его молчании ощущалось больше высокомерия, чем в бахвальстве Феллерингов. Теперь его участие в делегации тоже стало более понятным. В конце концов, азот не просто средство для производства золота. Он также преобразовывался в алкагест, универсальный растворитель – жидкую субстанцию, которая могла растворить все без исключения: стекло, камень, металл и даже алмаз. Поддастся ли ему мезартиум?

Если так, то Тион вполне может стать вторым освободителем Плача. Какое прекрасное звание для его легенды, подумал Лазло с приступом жгучей горечи: Тион Ниро – избавитель от тени.

– Почему бы нам не подойти ближе, – предложил Эрил-Фейн, заметив недоверие своих гостей. – Я познакомлю вас с мезартиумом. Он послужит нам неплохим началом.

Ближе всех к ним находился северный якорь, до него можно было добраться пешком. Дорога вела их по полосе света, именуемой Проспектом, хотя таковым ее было сложно назвать. Это единственное место, куда падали солнечные лучи – через щель, где почти соединялись крылья серафима.

Проспект был таким же широким, как аллея, и когда его пересекали, казалось, что за пару шагов день сменялся сумерками. Он проходил вдоль половины города и стал его самой желанной недвижимостью, несмотря на то, что большую его часть занимали более скромные кварталы. Там есть свет, и это главное. В этой единственной доступной солнцу полосе Плач выглядел таким же роскошным, каким всегда представлял его Лазло, а весь остальной город на ее фоне казался мертвым.