Лэйни Тейлор - Мечтатель Стрэндж [litres]

Что, если он снова ее увидит? А что, если нет? Было ли это случайностью? Сарай хотела и в то же время боялась узнать ответ. Но сегодня что-то изменилось. Она устала скрываться. Сарай разузнает, может ли он ее видеть и, возможно, даже почему. Она приготовилась к этому, приготовилась ко всему. Ну, по крайней мере, ей так казалось.

Но ничто не могло подготовить ее к тому, что она попадет в сон и обнаружит себя уже там.

И снова улицы волшебного города – Плача, но не Плача. На дворе стояла ночь, и в небе по-прежнему маячила цитадель, но все равно не препятствовала сиянию луны, будто мечтатель хотел получить и то и другое. Повсюду, как обычно, пестрели невероятные краски, хрупкие крылья, фрукты и сказочные создания. Кентавр со своей дамой сердца. Сегодня они шли держась за руки, и Сарай даже немного забеспокоилась, пока не увидела их поцелуй. Здесь они были завсегдатаями; ей бы очень хотелось поговорить с ними и выслушать их историю.

У Сарай появилась идея, что все люди и создания, которых она видела, это начало новой фантастической истории, и ей было интересно проследить за каждым из них. Но больше всего ее волновал мечтатель.

Она увидела его впереди, едущего на спектрале. И тут все стало совершенно сюрреалистично, поскольку рядом с ним, верхом на звере с телом равида и головой с крыльями Привидения, белой птицы, была… Сарай.

Понятно, что сама Сарай – настоящая – была вдалеке, на пересечении улиц, куда попадала каждый раз, погружаясь в сон. Она увидела их.

Увидела себя.

Увидела, как она катается на мифическом создании из сна фаранджи.

Девушка смотрела во все глаза. Ее рот открылся и закрылся. Как? Присмотрелась. Захотела оказаться ближе, чтобы лучше их видеть, хотя об осторожности не забывала и оставалась вне поля зрения.

Другая Сарай, насколько можно было ее рассмотреть, выглядела точно так же, как она в ту ночь, когда ее увидели: волосы взъерошены, на глазах черная маска Изагол. При других обстоятельствах она бы решила, что это ее мать – сходство было поразительным, и людям часто снилась Изагол, в то время как Сарай они, естественно, представлять не могли. Но нет, это не Изагол. Несмотря на практически идентичные черты лица, ее мать выглядела величественной и жестокой. Изагол не улыбалась. В отличие от этой голубой девушки с лицом Сарай, и она была не в платье из крыльев жуков и клинков, а все в той же кружевной белой сорочке, которую надела Сарай в свое первое посещение.

Она была частью сна.

Фаранджи снилась Сарай . Она снилась ему, но сон… не обращался кошмаром.

Наверху в цитадели ноги Сарай стали ватными. Мотылек между голыми лопатками мечтателя встрепенулся. В горле девушки встал комок – как всхлип, но без горя. Она посмотрела через улицу на себя – свою воссозданную по памяти версию мечтателя – и не заметила непристойности, несчастья или божьего отпрыска. Перед ней предстала гордая улыбчивая девушка с прекрасной голубой кожей. Ведь такой ее видел он , и это его фантазия.

Конечно, он также считал ее Изагол.

– Прости, что спрашиваю, – говорил он ей, – но почему ты стала богиней отчаяния? Есть же столько других вариантов…

– Только не рассказывай никому, – ответила Изагол. – Но я была богиней луны. – Остальное она прошептала словно секрет: – И потеряла ее.

– Ты потеряла луну?! – удивился мечтатель, поднимая глаза к небу, где довольно ярко сияла луна.

– Не эту. Другую.

– Была и другая?

– О да! Всегда есть одна про запас, на всякий случай.

– Я этого не знал. Но… как ты могла потерять луну?

– Я не виновата, – ответила богиня. – Ее украли.

Голос не принадлежал ни Сарай, ни Изагол – он был выдуманным. От странности этой ситуации у Сарай голова пошла кругом. Она видела свое тело и лицо, которое произносило чужим голосом какие-то причудливые слова, не имевшие к ней отношения. Это все равно что смотреть в зеркало и видеть в отражении другую жизнь.

– Так давай сходим в лунный магазин и купим новую, – предложил мечтатель. – Если хочешь.

– А здесь есть лунный магазин? Хорошо.

И мечтатель, и богиня отправились покупать луну. Занятие, достойное сказки. Ну или достойное сна. Сарай завороженно последовала за ними в крошечный магазинчик, спрятанный под мостом. Они оставили своих зверей у двери и вошли внутрь. Сарай стояла за окном, гладила мягкую пернатую голову грифона и страдала от приступа абсурдной зависти. Ей хотелось самой разъезжать на грифоне и перебирать лотки ювелира в поисках подходящей луны. Там лежали и месяцы, и четверти, и растущие, и полные, но не в виде амулетов, а настоящие луны – миниатюрные, изборожденные кратерами и светящиеся, словно их подсвечивали лучи каких-то далеких звезд.

Сарай/Изагол – самозванка, как мысленно прозвала ее настоящая Сарай – не смогла выбрать одну и поэтому забрала все. Мечтатель заплатил за них монетами из какого-то дурацкого зеленого парчового кошелька – и в следующую секунду луны уже блестели на ее запястье как браслет. Парочка покинула магазин и оседлала своих зверей. Изагол потрясла браслетом, и луны зазвенели как колокольчики.

– Тебе позволят снова стать богиней луны? – полюбопытствовал мечтатель.

«Да что за чепуху он несет?!» – раздраженно подумала Сарай. Изагол отнюдь не была такой безобидной.

– О нет, – ответила богиня. – Я же мертва.

– Да, знаю. Мне очень жаль.

– Ну и зря. Я была ужасной.

– Мне ты не кажешься ужасной, – ответил юноша, и Сарай прикусила губу.

«Потому что это не Изагол! – хотелось ей рявкнуть. – Это я!» Но это была и не она. Лицо, может, и ее, но на самом деле это фантазм – просто клочок памяти, танцующий на ниточках, – и все, что он говорил и делал, предписывалось разумом самого мечтателя.

Его разумом, где богиня отчаяния повесила луны на браслет и не казалась ужасной.

Сарай могла бы ему показать, что такое настоящий ужас. Она как-никак Муза ночных кошмаров, и в ее арсенале скопилось достаточно видений Изагол, от которых он бы проснулся с криком на устах. Но пробуждать его с криками было последним, чего она хотела, и посему девушка сделала нечто другое.

Она растворила фантазм как мотылька на рассвете и заняла его место.

Лазло моргнул. Еще секунду назад на глаза Изагол была нанесена черная полоса, а теперь ее нет. Секунду назад волосы укрывали ее как шаль, а в следующую – струились за спиной как плавленая бронза. Ее макушку оплетали косы с лозами и чем-то, сперва напомнившим ему бабочек, но он быстро осознал, что это орхидеи с одним длинным белым пером сбоку. Вместо сорочки она носила халат из вишневого шелка, расшитый бело-шафрановыми цветами.

Появился новый аромат – розмарина и нектара – и другие, менее заметные изменения: легкая перемена в голубом оттенке, в разрезе глаз. Словно… ее контуры обострились, как если бы кто-то снял с нее прозрачную вуаль. Она казалась более реальной, чем пару секунд назад.