Екатерина Соболь - Земля забытых

Он со свистом втянул воздух и сжал кулаки, уткнувшись лицом в колени.

– Ты можешь говорить с нами в виде Барса, если хочешь, – пролепетала Роза, но он резко покачал головой и выпрямился.

– Нет. Все, что я говорю здесь, я не говорил еще никогда и хочу сделать это в своем теле. Так вот, Генри, ты совершил невозможное. Я почувствовал три подряд скачка вверх: когда ты вернул Сердце, спас дворец и победил лютую тварь. Было очень вероятно, что ты умрешь в Башне мастеров, – это была плата за равновесие после таких подвигов, – а затем я был почти уверен, что лютая тварь вырвется на свободу и начнет убивать. Меня даже настораживает, что все обошлось, так и жду беды. Но, я надеюсь, из правил бывают и исключения, а я просто старик, который во всем ищет подвох. – Он и сам понял, как странно это прозвучало, и хмыкнул. – Я очень старый ребенок. Думаю, мое время, время Барса, скоро закончится, и в этом нет ничего плохого: любой сказке однажды приходит конец. Я просто хотел рассказать кому-нибудь свой секрет, прежде чем моя сила иссякнет окончательно, но сюда я вас привел не из-за этого. Пора перейти к главному, а то я… – Он закусил губу и несколько секунд молча дышал. – Я немного устал.

Он слез с сундука, с усилием поднял крышку – и комнату залило сияние. Перси нагнулся, вытащил со дна шар света и протянул Освальду.

– Нужно просто вложить эту силу себе в грудь, – объяснил он.

– И почему ты этого не сделаешь? – Освальд был потрясен до глубины души, Генри никогда его таким не видел. – Ты сам сказал, что ослабел. Просто пополни запасы.

– Такие силы нужны, только чтобы создавать новое, а сейчас все и так работает, королевство выживет и без меня. Но я знаю: настанет день, когда враги вернутся, и эта сила может кому-то понадобиться, чтобы защитить королевство. Тогда он найдет путь сюда, заберет шар, и настанет эпоха нового волшебства. Недавно мне показалось, что этот день придет совсем скоро, – поэтому, Генри, я и вдохнул в тебя дар огня, – но в последние недели в королевстве все пришло в движение, будущее постоянно меняется, и, возможно, пройдут сотни лет, прежде чем на нас нападут снова. В любом случае это наше сокровище на крайний случай, и я хотел сохранить его для тех, кому оно будет нужно.

Вопреки своим словам он поднес шар ближе к Освальду, и тот заморгал, как будто пытался прояснить зрение.

– Зачем ты даешь его мне? – выдавил он.

– Потому что знаю, что он тебе не нужен. – Перси пожал одним плечом: тем, которое двигалось лучше. – Не дойдя сюда, ты бы так и мучился несбыточными мечтами о могуществе. Но вот оно. Если ты действительно хочешь, возьми его, оно твое. Всю эту игру с записками Отступника, со сном, который видел Эдвард, с Пределом, который ни в коем случае нельзя открывать, я придумал ради тебя.

– Ради меня? – тупо переспросил Освальд.

– Опасная была затея, но я всегда надеюсь на лучшее. – У него вздрогнули колени, и он обхватил шар двумя руками, чтобы не уронить. – Ты никогда не поверил бы мне, если бы я явился и сказал то, что уже десять лет совершенно очевидно. Запустил бы в меня чем-нибудь – и правильно бы сделал. Правду о себе надо находить самому, и по пути сюда ты ее нашел.

Генри никогда бы не поверил, если бы ему сказали, что Освальд может покраснеть, но именно это и произошло: на скулах у него проступили красные пятна.

– Волшебник с безграничной властью – это должность для того, кому терять нечего, – спокойно сказал Перси. – А ты уже нашел свое призвание. Ты – отец. Хороший отец.

– Это что, шутка? – без выражения спросил Освальд.

– Вовсе нет. Я это сразу вижу: любовь горит в людях, как… Как это. – Перси приподнял шар. – Ты пытаешься ее в себе уничтожить, потому что боишься потерять, и я не могу тебя за это винить. У тебя был мрачный, вечно занятой отец, который тебя не замечал, а ты в глубине души все тот же подросток, который мечтал о том, как однажды сам будет всеми командовать. Потом ты стал точно таким же отцом своим сыновьям, но триста лет спустя вдруг обрел именно то, что тебе было нужно больше всего: ребенка, которого ты полюбил, и это взаимно. – Перси взглянул на Генри и улыбнулся краем рта. – Твой сын, какой бы ни была история его появления, похож на тебя в лучших твоих проявлениях. Ему сейчас кажется, что ваша связь разрушена, но поверь: он будет по тебе скучать. Не по тому, каким ты был в плохие дни, а по тому, каким был в хорошие.

Освальд молчал. В комнате стало так тихо, что слышно было, как урчат кошки, в ряд рассевшиеся на кровати. А потом заговорил Хью.

– Да ладно, серьезно? – презрительно бросил он. – Ты что, протащил нас через все королевство, потому что верил, что Освальд может… – он выдавил смешок, – исправиться?

– Конечно. – Перси кое-как вытер лоб плечом, поскольку руки были заняты. – Люди в моей деревне поверили в белую птицу, которой не существует, и превратили свой страх и свою смерть в любовь. Что может быть лучше, чем исправлять непоправимое?

Освальд зло дернул головой и протянул руку к шару Несколько секунд его дрожащие от напряжения пальцы были так близко, что Генри все ждал, когда Перси дернется назад, но тот не двигался.

А потом Освальд опустил руку.

– Это все, о чем я мечтал, – хмуро процедил он, глядя на шар, и Перси присел на край сундука, опустив шар на колени, – кажется, стоять он больше не мог.

– Иногда мы перерастаем свои мечты. И кстати, об этом. Я хочу сделать тебе подарок. За Пределом возможно что угодно, и ты можешь оставить здесь свое бессмертие – стоит только пожелать.

Освальд коротко, сухо рассмеялся, ощетинившись, как волк.

– Так вот чего ты добивался. Ну конечно, как я мог поверить, что тебе есть до меня дело? Заговариваешь мне зубы, чтобы я убрал единственную защиту, которая не дает тебе меня убить.

Перси фыркнул. Он бледнел с каждой минутой – видимо, сил на присутствие в мире людей у него было еще меньше, чем он хотел показать.

– Ты сам себя в этом убедил. Я мог убить тебя в любой момент, на это сил у меня точно хватило бы. Но помнишь, что я говорил про равновесие? Ты занимаешь место главного злодея в этом королевстве очень долго, а ты вовсе не кровожадный, не жестокий и не подлый. Просто обижен на всех, тебе скучно, и твой великолепный ум не находит себе достойного применения. Худшие злодеи получаются из тех, в ком нет любви, и на твое место могут прийти именно они, но я, пожалуй, рискну освободить тебя от этой должности.

Ты очень устал. Я тебя понимаю, потому что тоже очень устал. Бессмертие – это вовсе не весело, а ты схватил его, как игрушку, и с тех пор не можешь нормально спать, не чувствуешь, как идет время. Голод, жажда, усталость, все притупи…

Он прервался на полуслове и откинулся головой на стену, закрыв глаза, как будто веки стали слишком тяжелыми. Освальд смотрел на шар, по-прежнему лежавший у него на коленях, и видно было: помимо всего, что поразило его сегодня, он изумлен тем, что Перси настолько доверяет им всем, что совершенно не следит за такой ценностью.