Екатерина Соболь - Земля забытых

– Пройдет меньше ста лет, и Генри умрет, потому что он смертен, – не открывая глаз, проговорил Перси. – А без него ты постепенно превратишься в того злодея, которым тебя рисуют в сказках. Бессмертие сведет тебя с ума, ты будешь пытаться убить себя, но, конечно, ничего не выйдет, а я понятия не имею, буду ли еще жив, чтобы хоть чем-то тебе помочь. Я решил, что должен сделать это сейчас. Момент подходящий: у этого дня очень много вероятностей хорошего исхода.

– А есть вероятность плохого? – мрачно спросил Освальд.

– Она всегда есть. – Перси с трудом открыл глаза и улыбнулся. – Из каждого положения исходят десятки вероятностей, от лучшей до ужасной. Люди сами выбирают. Я, кстати, даже не знаю, как работает твой дар: ты действительно всегда предвидишь абсолютную правду. Дары часто меня удивляют, но хорошее произведение не обязано быть до конца понятным автору.

– Если он перестанет быть бессмертным, что будет со мной, когда он умрет? – спросила Джоанна. Губы у нее кривились от какого-то сильного чувства, и Генри даже не понимал: плохого или хорошего. – Ты что, пытаешься мне отомстить за непослушание?

Перси приподнял брови. Глаза у него улыбались, хотя губы, кажется, уже не могли.

– Конечно нет. Он состарится и умрет, соединившись с теми, кто умер до него, и ты сделаешь то, что делают люди: переживешь его смерть и сохранишь воспоминания. Все на свете конечно, все стареет, всего недостаточно, но разве это не повод любить друг друга сильнее прямо сейчас?

– Я рассыплюсь в прах прямо здесь, – пробормотал Освальд. – Мне триста сорок лет.

– Тебе будет ровно столько же, сколько было в тот день, когда ты коснулся Сердца волшебства. Прости, что ты сказал? Повтори громче.

– Ладно, – хрипло повторил Освальд. – Ладно! Хорошо. Да. Только побыстрее, я сейчас под влиянием момента, а потом могу и передумать, я себя знаю.

Он протянул руку к своей груди и достал из нее маленький светящийся шарик, удивленно моргнув от того, как легко это получилось. Освальд отдал шарик Перси, и тот аккуратно прилепил его к тому, который держал в руках.

– Вот так. – Перси вдруг улыбнулся в полную силу, как в самом начале. – Тебе лучше?

Освальд вдохнул и медленно, аккуратно выдохнул.

– Да, – растерянно сказал он.

– Я могу это убрать? – спросил Перси, приподнимая шар света, и Освальд кивнул. – Ну и хорошо. А потом я соберу обратно рубиновую дверь, и вы уйдете. Не говорите о том, что видели. Эту мою форму я больше никогда и никому не покажу.

Он обвел всех улыбающимся взглядом и развернулся к сундуку.

Все произошло так быстро и так неожиданно, что Генри не успел ничего сделать. Потом он думал, что, если бы не расслабился, не размяк от счастья и любви, которые чувствовал в тот момент, если бы был таким же, как в тот день, когда впервые вышел из их с отцом леса, он не дал бы этому случиться.

Но он больше не был тем человеком и потому в драгоценную секунду, когда можно было что-то сделать, потрясенно смотрел, как Хью оттолкнул Освальда, выхватил шар из рук Перси и вбил его себе в грудь.

Когда Генри наконец сорвался с места, было уже поздно. Хью испуганно крикнул «Нет!», и всех вокруг отшвырнуло к стенам.

– Ничего себе, – выдохнул Хью.

Оторваться от стены Генри не мог, будто сам воздух прижимал его к ней, и он повернул голову к Перси, который приземлился рядом.

– Забери шар назад, – еле слышно сказал Генри.

– Не могу. – Кажется, Перси был потрясен едва ли не больше остальных. – Силу можно только отдать самому, но нельзя забрать.

Смотрел он вовсе не на Хью – вглядывался во что-то далекое и был так этим занят, что Генри заговорил сам:

– Хью, положи на место.

– Зачем? – удивился тот и коротко рассмеялся, глядя на Освальда. – Зря вы купились на его басни. Ощущение – просто нечто. Чего добру было пропадать? Ждать каких-то там потомков, когда эта штука прямо сейчас под рукой.

Генри все ждал, что Перси что-то сделает, но тот продолжал смотреть вдаль. Глаза его бегали, как будто он лихорадочно читал или разглядывал что-то огромное.

– Хью, положи шар в сундук, – продолжал Генри. – Ради Свана. Помнишь Свана? Умоляю тебя, положи на место, и поедем в Хейверхилл. И он, и твой отец будут так рады тебя…

Хью фыркнул, будто Генри сказал глупость, и Перси вдруг качнул головой.

– Бесполезно. Скачок вниз. Вот он. – Перси посмотрел на Генри широко раскрытыми неподвижными глазами. – Самая худшая из вероятностей. Я этого не знал, когда привел вас сюда, я не мог знать, все пошло не так, никто не должен был погибнуть. Город вас просто пугал, это декорация, он бы никого не убил, простите меня, это я виноват, я так…

Хью резко повернулся к нему.

– Да замолчишь ты уже? Надоело слушать. – Взгляд у Хью стал отсутствующим, туманным. – Ого. Твоя сила такая крохотная по сравнению с моей. Вы его слушали, развесив уши, а он же просто идиот, который упустил свой шанс, только бы покрасоваться. Надо было просто забрать шар себе и не выделываться, так что он сам виноват.

Перси продолжал молча сидеть в углу, и Генри не понимал: то ли его тоже держит там сила Хью, то ли он просто не может встать.

– Ну что, ничего мне не скажешь? – возмущенно развел руками Хью. – Потратил столько слов на этого старого козла, а мне и сказать нечего?

Он резко надавил обеими руками на воздух, будто пытался толкнуть Перси в грудь. Тот побледнел сильнее, но так и не сказал ни слова, и это молчание почему-то привело Хью в ярость. Он вытянул руку вперед и сделал движение, как будто сжимает в кулаке что-то невидимое, и Перси издал слабый хрип, будто пытался вдохнуть и не мог. Он начал сползать по стене вниз, и Генри с ужасной, беспомощной ясностью понял: Хью сейчас остановит ему сердце, сам, кажется, не понимая, что делает.

Помощи ждать было неоткуда, но она пришла. Для того чтобы прижимать всех к стенам, Хью, видимо, нужно было на этом сосредоточиться. Генри по-прежнему не мог шевельнуться, но то ли волшебным существам было легче противостоять волшебству, то ли Хью не ждал от них угрозы, но в следующую секунду одна из кошек Тиса вскочила на подоконник, а оттуда с воем прыгнула Хью на лицо.

Тот оглушительно закричал, а остальные кошки уже вцепились в него когтями – Генри ни разу не видел их такими злыми. Грибень подбежал к Хью и начал колотить его по ступне своими мягкими лапами, а Пальтишко и скриплеры были в дальнем конце комнаты и успели только броситься в его сторону. Генри почувствовал, как то, что обездвиживало его, начало понемногу слабеть, и приготовился к броску, когда произошло то, чего он не хотел увидеть никогда в жизни. Хью, продолжая вопить, замахал руками, и все существа отлетели от него в стороны. Они упали на пол, но больше не поднялись. Грибень теперь казался просто игрушкой, скриплеры – обычными пнями, Пальтишко и его дети превратились в каменные фигурки, а от кошек остались какие-то куски облезлого древнего меха. Перси вскрикнул, и Генри, с ужасом посмотрев на него, увидел, что впервые за этот день он стал похож на обычного ребенка. На ребенка, который сейчас заплачет.