Александр Забусов - Синица в руках [СИ]

Однако как же ему не нравился сквозняк за спиной, вернее его внезапные наплывы в кромешной темноте. Отвлекшись от созерцания подворья, почти на ощупь высек искры на трут и запалив факел, укрепил его у дальней стены комнаты. Пусть светит, ему спокойней будет. Уже стоя на своем посту у выхода из цоколя, оглянулся, натыкаясь на вырванное из сумрака, освещенное пустое пространство, вздохнул с облегчением. Нервы! Снова перевел взгляд на подворье. Дождь моросить перестал, но народу не прибавилось, хотя челядь с десяток раз попадалась на глаза, пробегала по каким-то своим делам. Н-да! Помнится в былое время, когда Егор только поступил на княжью службу, дворец напоминал скорее тусовку в районном доме культуры. Совсем еще молодой Изяслав, не так давно женившийся, весь в процессе подготовки к свадьбе одной из сестер, неумолкаемый гам сотен людей по всему детинцу, громкая музыка…

– Ба-атюшки све-еты!

Несмотря на знакомый голос, Лихой прислонившись спиной к стене, успел встать в защитную стойку и озаботиться наличием в руках ножа и меча. Готов был к любому развитию событий. Только говоривший как ни в чем, не бывало, продолжил вхождение в словесный контакт.

– Никак сам Лихой нас своим посещением почтил! Лестно! Лестно!

– Хватит прикалываться, засранец домашний, появляйся уж!

Словно из ниоткуда, перед глазами появился малорослый старик, весь покрытый теплою, косматою шерстью. Улыбаясь невеселой, кривой улыбкой, домашняя нежить дворцовых покоев, подвинулась к пришлому.

– Привет Батан.

– Привет-привет! Ну и где ж ты раньше был, когда кормилец живым обретался?

Вот же зараза злокозненная, скаредная, шустрая и хитрая. Сколько помнит его, заботу проявляет только о своем доме и на все остальное ему плевать. Характер скверный, невзлюбит кого, изводить проделками будет.

– А ты меня не страми! Небось помнишь, как два года тому, меня твой кормилец словно сраного кота из дворца и со службы удалил? Зато боярина Вадима настолько приблизил, что тот себя чуть ли не вторым хозяином Курска чувствовал. Тогда ты про это не думал?

– Зачем пришел? – обидевшись на отповедь, насупившись, спросил домовой.

– Хочу с князем Святославом по-свойски покалякать, да княгиню с малым из этого паучатника забрать. Вот сейчас окончательно стемнеет и пойду.

– Глаза стороже отводить будешь?

– Знаешь ведь, что не умею этого делать.

– По известным тебе ходам-выходам не пройдешь.

– Значит через крышу полезу.

– Э-хэ-хэ! Держись за мной, проведу. Только ничему не удивляйся.

– Договорились.

– Куда сначала?

– Для начала князь.

Наружная входная дверь вдруг открылась и с грохотом захлопнулась. Стоявшие у входа княжеские гридни загомонили, не понимая, почему так случилось, вертя головами, осматривали окрестности, готовы были броситься на любую цель, попавшую в поле зрения. Домовой дело знал. Нежить хозяйская, отвел глаза десятку воев, дежуривших у входа на задворках дворца. По всему выходило, сквозняк разгулялся. Осень!

– Что там у вас, Ларс? – прорезался голос откуда-то изнутри коридора, скорее всего десятник интерес проявляет, уж слишком громко дверь бухнула.

– Косорукий! – прошелестел едва слышный голос домового.

Здесь он прав. Промашка Лиходеева. Но кто ж знал…

– Все в порядке, Золмунд. Ветром открыло дверь, – громко отчитался перед командиром скандинавский воин. – Все хирдманы на местах.

– Хорошо! Устал как пес на цепи, скоро сменят, тогда и эля выпьем.

– Пиво не эль, десятник. В нем остроты и горечи не хватает.

– Ничего. Мне сейчас в глотку и пиво сойдет. Скажи Дагфинну, пусть прогуляется до конюшни. Что-то на душе не спокойно.

– Так дождь!

Лиходеев уже за спиной расслышал возмущенный голос еще одного из бодигардов и грозный выпад начальства.

– Дождь кончился, лапландец! Протряси кости, внутрь заглянуть не забудь.

Между тем, следуя за мелким пакостником, прошел между двух нурманов, стоявших друг, напротив друга. Один из них, посмотрел ему прямо в глаза. При этом сердце лихого показалось ухнуло вниз, рука потянулась к чакре, а мысль подсказала, как сподручнее полоснуть по шее.

– Не балуй! – прошелестел голос домовика, а маленькая ручка ухватилась за указательный палец правой руки, потянув его к низу. – Пройдем!

Взгляд воя соскользнул с Лихого.

– Что там Золмунд раскричался, опять перед сменой лютует?

Пустые глаза не соответствовали вопросу, бездумно, медленно витали по стене, не осознавая, чего хотят увидеть. Напарник состоянием земляка не заморачивался.

– Ха-ха! Десятник не ровно дышит к лопарям, не любит их дюже, так что, не повезло лапландцу.

Прошли зал приемов, внутреннюю караулку дворца. По широкому коридору подошли к трапезной. У окна, напротив двери в помещение для приема пищи и посиделок с боярами и старшими дружинниками, коротали время четверо охоронцев, шепотом изъясняясь на посторонние темы. Домовой подергал за рукав рубахи, зашептал:

– Здесь он, за дверью. Уж второй день никого видеть не желает, только вином наливается. Чтоб он ним захлебнулся, проклятый!

– Как бы внутрь попасть?

– Дождемся, когда ему новый кувшин с пойлом константинопольским понесут, тогда и зайдешь. Только я здесь подожду. О! Смена никак! За портьеру лезь. Люди новые, не уставшие. Береженого, как ты там рек, я помню, бог бережет.

– А не береженого, конвой стережет.

Смена прошла быстро. На дежурство заступили славяне. Прибывшие с неохотой пообщались со скандинавами и те гурьбой удалились восвояси. Нежить снова тронул Лиходеева.

– Иди!

Дородный мужик на широком, круглом подносе нес кувшин и пару тарелок со съестным, исходившим одуряющим запахом хорошо приготовленного мясного. Рот как по команде наполнился слюной. Блин! Прямо собака Павлова, а не воин-летучая мышь. С кошачьим проворством «перетек» за дверь, прямо за спиной повара, в движении ненавязчиво сместил в стороны стоявших перед нею двух шкафоподобных бородачей в бронях с мечами и щитами в руках. Бдят! Смена в самом начале, сил хоть отбавляй. Выпал из виду, шмыгнув за огромный полог плотной ткани, защиты от сквозняков. Теперь домовика нет, отвести глаза некому.

– Поставь на стол, Иван! – распорядился князь не поворачиваясь к двери. – И пошел вон.

Егор, невидимый для глаз Святослава, занятого только тем, что пил терпкое, сладковатое вино, ногами обутыми в сапоги карабов, без каблуков, с подошвой мягкой, но толстой кожи, прошел по доскам широкой и длинной комнаты, способной уместить не один десяток людей. Застыл за широкой спинкой кресла, упер взгляд в седую макушку княжеской головы.

С глухим стуком поставив выпитый бокал на стол, Святослав в голос хмыкнул и неожиданно для Лихого, подал голос.