Ллойд Александер - Книга Трех [litres]

– Должен заметить, старец здорово укрылся здесь, – прошептал Ффлеуддур. – Никогда я не нашел бы дорожки сюда и не уверен, что отыщу обратную дорогу.

Тарен кивнул. Долина была самой красивой из всех, что когда-либо ему встречались. На лугу мирно паслись коровы. Небо и облака упали в крошечное озеро, и оно отсвечивало белым и голубым. Яркие очертания птиц мелькали в листве деревьев. Шагая по мягкой сочной траве, Тарен чувствовал, как усталость словно бы утекает в землю из его изнуренного тела.

– Смотрите, олень! – воскликнула восхищенная Эйлонви.

Из-за хижин появился пятнистый тонконогий олень, понюхал воздух и подлетел к Медвину. Грациозное существо ни малейшего внимания не обращало на волков и весело резвилось около старца. И в то же время олень опасливо держался поодаль от незнакомцев. Но любопытство пересилило, и вот уж он осторожно обнюхивает протянутую ему руку Эйлонви.

– Я никогда не видела оленя так близко, – сказала девушка. – У Акрен не было домашних животных, а лесные и подавно бежали от нее. Я не могу их винить в этом, ведь вряд ли найдешь такого, кто согласился бы жить рядом с ней. Но какой чудный олень! Ты весь трепещешь, красавец, будто дотрагиваешься до ветра.

Медвин жестом велел им подождать, а сам понес Гурги в самую большую хижину. Волки сели в кружок и сторожко наблюдали за путниками. Тарен расседлал Мелингар, которая тут же принялась спокойно щипать свежую траву. Полдюжины кудахтавших кур клевали зерно у чистого белого курятника. Петух поднял голову, гордясь и хвастаясь своим резным высоким гребешком.

– Это куры Даллбена! – удивленно воскликнул Тарен. – Я узнаю их! Вот пестрая, вот белая. А уж этот гребешок мне знаком наверняка! – Он присел на корточки и весело закудахтал, очень точно подражая курам.

Впрочем, куры, увлеченные едой, мало обращали на него внимания.

Медвин возник в дверях хижины. Он держал огромную ивовую корзину, наполненную кувшинами с молоком, сыром, медом и фруктами, которые обычно к этому времени еще и не созревают.

– Мне надо немедленно заняться вашим другом, – сказал он. – Тем временем вы можете подкрепиться… О, ты узнал их, не так ли? – обратился он к Тарену. – Эти куры – мои гости из Каер Даллбен. Где-нибудь здесь должен быть и пчелиный рой, загнавший их ко мне.

– Пчелы улетели в тот день, когда убежала Хен Вен, – сказал Тарен.

– И направились прямым ходом сюда, – улыбнулся Медвин. – Куры просто потеряли голос от испуга. Я никак не мог у них выведать, что же произошло. Правда, они достаточно быстро пришли в себя, но, конечно, из их куриных голов уже все выветрилось, и они никак не могли объяснить, почему улетели. Ты же знаешь, куры, узнав о конце света, в следующее мгновение будут спокойно клевать зерно. Как только они окончательно успокоятся, я верну их обратно. Конечно, жаль, что до тех пор Колл и Даллбен не получат на завтрак куриные яйца.

Медвин поставил корзину на землю и распрямился.

– Я бы пригласил вас в дом, – продолжал он, – но там сейчас такой беспорядок. В гостях у меня утром были медведи, и вы сами можете вообразить, что там творится. Поэтому прошу вас самих позаботиться о себе. На сеновале есть солома, и, если вы хотите отдохнуть, надеюсь, там вам будет удобно.

Путники не стали терять время. Они быстро расправились с припасами, принесенными Медвином, и разыскали сеновал. Приземистую хибарку наполнял сладкий запах сена. Устраиваясь поудобнее, они обнаружили одного из гостей Медвина – спящего крепким сном лохматого мишку. Ффлеуддур поначалу тревожился, затем убедился, что медведь не желает есть бардов-неудачников, и в конце концов тоже захрапел. Эйлонви сон сморил прямо посреди ее веселой трескотни, оборвав на полуфразе.

Тарен лишь сомкнул глаза, но сон не шел к нему. Долина Медвина освежила его больше, чем долгие часы сна. Он поворочался, а потом вышел из сеновала и отправился бродить по лугу. На дальнем берегу озера выдры, развлекаясь, ныряли в воду с небольшого выступа. При появлении Тарена они замерли на мгновение, покачали головами, будто сожалея, что он не может присоединиться к ним, и снова вернулись к своей игре. Рыба взорвала гладкую поверхность воды и сверкнула серебряной чешуей. Круги побежали по воде, и последний, охвативший почти всю окружность озера, выплеснулся крохотной волной на берег у ног Тарена.

Позади хижины Медвина Тарен увидел большой огород и обширный цветущий сад. К своему удивлению, Тарен понял, что тоскует по работе с Коллом на их огороде в Каер Даллбен. Прополка и окучивание овощей, которые он так ненавидел тогда, теперь, когда он вспоминал пережитые приключения и представлял, что еще им предстоит впереди, казались ему милыми, приятными и безмятежно счастливыми, как и все прошлые хозяйственные заботы.

Он сел на берегу озера и оглядел убегающие вдаль холмы. Солнце отдыхало на их вершинах, деревянный остов большого корабля резким силуэтом вырастал над низким холмом, который почти поглотил его. Рассмотреть получше этот корабль у Тарена не было времени, потому что появился Медвин. Он мягко и почти неслышно шагал по лугу. Олень бежал рядом, по пятам за ним следовали три волка. В своем коричневом плаще и с шапкой седых волос Медвин казался могучей горой, увенчанной снежной короной.

– Гурги уже получше, – сказал этот древний старец своим мелодичным глубоким голосом.

Олень легко и грациозно пританцовывал у берега. Медвин медленно сел рядом с Тареном и так же медленно и величественно обратился к нему:

– Он выздоровеет. И ничто ему не угрожает. Во всяком случае, пока он здесь.

– Я как раз сейчас думал о Гурги, – сказал Тарен, глядя прямо в ледяные спокойные глаза старца.

И он поведал ему причину своего путешествия, все перипетии, происшествия и невзгоды последних дней, рассказал о несчастном случае с Гурги. Медвин внимательно слушал. Большая голова его задумчиво склонилась, когда Тарен дошел до маленького подвига Гурги, хотевшего пожертвовать жизнью ради спасения других.

– Сначала я не любил его, – признался Тарен. – Теперь я сильно привязался к нему и, думаю, полюбил, несмотря на все его хныканья и жалобы.

– Каждое живое существо заслуживает нашего уважения, – сказал Медвин, нахмурив густые лохматые брови. – Каждое, будь оно уродливым или красивым, гордым или жалким.

– Не сказал бы этого о гвитантах, – возразил Тарен.

– Я только жалею этих несчастных, – сказал Медвин. – Когда-то, очень давно, они были такими же свободными, как и все птицы. Смирными и доверчивыми, как любое не знавшее обиды и злобы существо. Коварный Араун приманил их и подчинил своей воле. Он сделал железные клетки, которые стали их тюрьмой в Аннуине. Мучения, которым он подверг их, позорны и непереносимы. Теперь они служат ему из страха.