Майкл Суэнвик - «Ничего особенного», – сказал кот

Американец внимательно и почтительно выслушал вступительные речи и сказал:

– Джентльмены, приношу глубокие извинения за то, что причинил вам столько хлопот. Должен сразу сказать, что у меня и в мыслях нет предъявлять вам какие-то претензии. Я и так в большом долгу перед господином Рязановым и его семьей, которые так заботливо отнеслись ко мне. Увы, у меня нет ни единого пенни, так что я не в состоянии расплатиться с ними сейчас, но рассчитываю сделать это, как только поправлю свои дела.

Но я готов освободить их от своего обременительного присутствия. У меня, правда, нет никаких планов, я не представляю себе, куда можно было бы направиться, и потому был бы чрезвычайно благодарен всем, кто подсказал бы мне, где можно найти хоть какую-нибудь работу. Впрочем, я понимаю, что и это может не получиться.

Эта достойная речь, переведенная на русский язык, была встречена почтенными дельцами с одобрением и облегчением, ибо в ней была выражена готовность принять то предложение, которое они успели подготовить. И некто, взявший на себя обязанности главы спешно собранного комитета, сообщил, что в городе имеется почтенный и весьма престарелый священник, который в свои лучшие годы был душою местного общества. Теперь его разум начал угасать, и ему требуется компаньон – секретарь-помощник, поспешил добавить оратор, хотя как ученый батюшка, конечно… ну, короче говоря, американцу нужно будет в основном рубить дрова, убирать в доме и готовить пищу. За это он получит кров, еду и небольшое денежное жалованье. Не щедрое, но достаточное для существования бережливого молодого человека. Ну а он, конечно, оценит по достоинству общение с добродушным и нетребовательным отцом Астуриасом и заодно получит возможность выучить язык своей новой страны.

Все это американец воспринял с искренней благодарностью. Под конец он пожал руки всем представителям комитета и поблагодарил за заботу. После чего те разошлись по домам к своим женам, распространяя вокруг себя ореол высокой добродетели, и поскольку все прошло точно так, как было задумано, не прошло и месяца, как они позабыли о молодом человеке.

Пришла осень, а потом и зима. Американец прилежно заботился о старике, которому, как выяснилось, секретарь был вовсе не нужен, потому что он медленно, но верно выживал из ума. Однако молодой человек старательно готовил и убирал, был всегда приветлив и быстро освоил начатки знаний русского языка, так что теперь мог обходиться без посторонней помощи.

Как-то весенним днем молодая женщина по имени Елена Михайлова, проходя мимо дома священника, услышала, как за забором заливаются хохотом дети, и остановилась посмотреть, во что же они играют. Оказалось, что американец сидит на бревнышке, а перед ним, на траве, полукругом расположились ребятишки. Услышанное же просто зачаровало ее.

– Ну, кто следующий? – спросил американец.

– Баба-яга! – выкрикнул один из малышей.

Американец задумался ненадолго и торжественно провозгласил:

Сделал паузу, придумывая заключительную строчку. Потом его лицо просветлело, и он закончил:

Ребятишки снова расхохотались, да так, что двое из них покатились по земле. Тут американец увидел наблюдавшую за происходившим Елену и поспешно обратился к детям:

– Ну, друзья мои, еще один стишок, и разойдемся до завтра.

– Колесо! – пискнула девочка с косами до пояса.

– О, это слишком просто, – отозвался американец.

И, поднявшись, шуганул детей, подув на пальцы, будто на одуванчик. Потом с акцентом, правда не таким сильным, какой ожидала услышать Елена, сказал:

– Надеюсь, дети не потревожили тебя. Они очень общительные, и им легко угодить.

– Нет, нисколько, – ответила Елена. – Где ты выучил такие стишки? Я никогда их не слышала.

Американец весело улыбнулся.

– О, я сам их сочиняю. Ребятишки говорят слово, а я складываю стишок. Когда мне не хватает слов, то говорю бессмыслицу. – Он подмигнул. – Знаешь, я ведь страшное чудовище. Делаю вид, будто играю с ними, а на самом деле заставляю малышей бесплатно учить меня русскому языку.

– Ты очень хорошо говоришь по-русски, – сказала Елена. – Для…

– Ты хотела сказать: для чужеземца. Да, но я не хочу говорить по-русски, как чужеземец. Я… можно я тебе кое-что расскажу?

– Да, – сказала она, – расскажи!

Он похлопал по концу бревна, предлагая ей сесть, а сам вежливо передвинулся на противоположный конец.

– Ты, конечно, слышала обо мне: о том, как я застрял здесь и как стал слугой отца Астуриаса. Но ты и представить себе не можешь, как тяжело мне далась минувшая осень! Мне порой казалось, что я сойду с ума.

Знаешь ли, там, в Америке, я думал о языке не больше, чем о воздухе, которым дышу. Никто ведь не посвящает стихов воздуху. Но лишиться его!.. Представь себе молчание, в которое я был погружен, не имея никого, с кем можно было бы поговорить. Отец Астуриас живет в маленьком домике в лесу, и хотя туда время от времени заглядывали гости, никто из них не говорил по-английски. Я оставался наедине со своими мыслями, но слова, в которые я облекал их, из-за продолжительной невостребованности казались чем дальше, тем более странными и незнакомыми. Порой я целыми часами пытался вспомнить, как то или иное слово сочетается с другим. А еще хуже было то, что старик очень мало говорил. По мере того как слабел его рассудок, он все глубже и глубже погружался в молчание. Он отказывался от использования языка, за овладение которым я отдал бы половину души.

В такой обстановке любое слово, которое этот поневоле ставший молчуном старик ронял из скупого на звуки рта, было для меня все равно что золотая монета, брошенная в пыль перед нищим. Помню, однажды, после трехдневного молчания, отец Астуриас поднял кружку и сказал: «Молоко». Молоко! До чего же восхитительное слово! Я принес кувшин и налил ему молока. Я объяснял, указывая на кружку: «Молоко!» А потом я плясал по комнате, распевая: «Молоко, молоко, молококолококо!», пока старик не рявкнул: «Заткнись!»

Елена рассмеялась.

– Той ночью я долго не мог заснуть и много раз повторял: «Молоко» и «Заткнись». Тогда-то, наверно, я и влюбился в ваш изумительный, замечательный язык.

Всю зиму я крутился вокруг доброго батюшки и выдумывал различные хитрости, чтобы заставить его произносить новые слова. Бывало, я наливал воду и говорил: «Молоко», чтобы он рассердился и буркнул: «Вода». Таким образом я узнал слова «хлеб», «пол» и «лестница». Из того, что он бормотал себе под нос, я усвоил фразу «Нам нужны дрова для печки», понял, что означают слова «Еще похлебки» и что, если он говорит: «Вкусно!», это значит, что ему понравилась приготовленная мною еда. Ты посмеешься над этими мелкими победами, но они дали мне основы вашей грамматики.