Ричард Адамс - Майя

– Мой повелитель, если вы и впрямь мне благодарны, прошу вас, окажите небольшую услугу. Вчера в Беклу привели смутьянов, схваченных в Тонильде. Среди них есть…

По пути во дворец Баронов Майя успела придумать довольно убедительную историю о том, что Таррин, ее отчим, был единственным кормильцем семьи, прозябающей в тонильданской глуши. Вчера она с ним повидалась и узнала, что он долго искал ее, пытался вызволить из рабства, так что она многим ему обязана. Вдобавок она считала, что он неповинен в предательстве и государственной измене. Если ему сохранят жизнь, то Майя за него поручится и отправит домой, к родным, которые без него пропадут.

– А как же ты в неволю попала, если отчим так о тебе заботился? – удивился Эльвер-ка-Виррион, выслушав проникновенный рассказ Майи.

– Это все от бедности, мой повелитель, – ответила Майя. – Мы с голоду умирали, поэтому…

– Поэтому он решил стать посыльным мятежных хельдрилов, – вмешался Кембри. – Майя, может, ты и считаешь его невиновным, но нам хорошо известно, что все задержанные связаны с бунтовщиками.

Майя ничего не ответила.

– Помнишь, как ты мне рассказала о Мильвасене? – спросил маршал.

– Да, мой повелитель.

– А что я тебе говорил об искателях приключений, которым не следует забывать о своем уязвимом положении?

– Как же, хорошо помню, мой повелитель. Я и не забываю, просто как представлю, что моего отчима запытают и казнят…

– Запытают и казнят? – улыбнулся Эльвер-ка-Виррион. – Кто тебе это сказал?

– Ну, он мне сам и сказал, мой повелитель. Я вчера с ним в тюрьме встречалась, так он говорил, что его пытать будут…

– Глупости все это! – бросил Кембри. – Видно, стражники его запугали. – Он взял прутик и вернулся к карте.

– Ох, отец, не судите ее слишком строго, – сказал Эльвер-ка-Виррион. – Просто она не понимает, в чем дело. Послушай, Майя, я тебе все объясню. Видишь ли, люди – дорогой товар. Мы казним только совсем уж отъявленных злодеев или тех, кто никакой ценности не представляет. Так что пленников ждет неволя – разумеется, после того, как их допросят. Ты вполне сможешь выкупить своего отчима. Кстати, по-моему, списки уже составлены, в них подробно расписано, кого, кому и за сколько продадут.

– Вон, на столе лежат, – проворчал Кембри.

– Как это расписано? – спросила Майя.

– Строго говоря, узники принадлежат казне. Если кто-то из Леопардов пожелает, то извещает нас об этом и получает право на определенное количество рабов, с которыми поступает как хочет – продает, оставляет у себя или просто дарит. А, вот и список. Как твоего отчима зовут?

– Таррин из Мирзата.

– А, вот и он… – Эльвер-ка-Виррион вгляделся в свиток и со вздохом положил его на стол. – Гм, пожалуй, тебе лучше о нем забыть.

– Как это? – удивилась Майя. – Почему?

– Он среди тех, кого отобрала благая владычица. Ей полагается восемь невольников.

– Но… А может, она его мне продаст?

– Не знаю, – ответил Кембри. – На твоем месте я бы с ней не связывался. – Он подошел к двери и кликнул посыльного: – Бахрат, проводи Серрелинду и возвращайся.

Привратники распахнули массивные ворота, и солдаты-носильщики вкатили екжу Серрелинды во двор особняка благой владычицы. Лужайка поблескивала каплями росы под лучами утреннего солнца. Красноногие меммезы с ярким бело-зеленым оперением ворошили траву длинными алыми клювами и перепархивали с места на место; серо-зеленые мартышки с пронзительным визгом гонялись друг за другом в высоких кустах ларна, усыпанных пышными лиловыми соцветиями; над клумбами жужжали пчелы; по узкой тропке степенно прошел длиннохвостый павлин и скрылся за углом дома. Пахло лилиями и свежей листвой. Заливистые трели зябликов вторили еле слышному журчанию фонтана в глубине двора.

Майя отправила Бреро, одного из солдат-носильщиков, справиться, примет ли ее благая владычица, а сама решила прогуляться по саду. В тени цветущего вишневого дерева она остановилась и задумчиво поглядела на особняк – вон там, на балконе, у перил, увитых плющом, она обнимала благую владычицу… Внезапно откуда-то с верхнего этажа донесся истошный девичий крик – и тут же резко оборвался. «Наверное, какая-то разиня обожглась или уронила себе на ногу что-то тяжелое. Оккула так кричать не станет», – подумала Майя.

Она беспокойно затеребила адамантовое ожерелье, сорвала и пожевала травинку, погладила трещину на толстом стволе. На дорожке послышались шаги, и Майя обернулась.

Как ни странно, Бреро объявил, что благая владычица примет ее немедленно. Майя последовала за ним по лужайке, мимо кустов с мартышками, к каменной арке, близ которой стояла статуя неисповедимой Фрелла-Тильзе, указывающей на росток тамаррика. За дверью в арке простирался длинный зал, выложенный красной и белой плиткой; стройные витые колонны поддерживали сводчатый потолок. Повсюду стояли тяжелые кадки с благоухающими цветами.

У подножья лестницы в дальнем конце зала Майю встретил Зуно, безмолвно поклонился и жестом велел подняться. На лестничной площадке Майя поняла, что в этом самом коридоре Форнида голыми руками усмирила пса – на тщательно отполированном полу еще виднелись царапины.

Затем Зуно провел Майю на второй этаж, остановился у дверей опочивальни благой владычицы и постучал. Дверь отворила незнакомая палтешская прислужница.

Форнида, небрежно накинув бледно-зеленый халат, расшитый серебряными рыбами и волнами, сидела у богато инкрустированного столика из светлой древесины сестуаги, на котором были расставлены флаконы, горшочки и чаши со всевозможными кремами, притираниями и благовониями. Плечи и грудь благой владычицы, осыпанные золотистой пудрой, сверкали в лучах солнца. В одной руке она держала резной гребень – тот самый, которым причесывала Майю в купальне, – а свободной рукой легонько растирала по щекам бледно-розовые румяна. Майя почтительно поднесла ладонь ко лбу. Форнида взглянула на нее через плечо.

Те, кому свойственно вызывать в людях глубокие чувства – любовь, ненависть или страх, – часто приводят окружающих в священный трепет. Вот и сейчас Майя с содроганием глядела на благую владычицу: яркое пламя волос, холодные зеленые глаза, молочно-белая кожа, высокая грудь, необычайная грация и гибкость, сдержанная сила и невероятная жажда жизни, сквозящая в каждом движении…

Майю охватил страх – перед ней сидела не Фолда, не та, с кем Майя разделила трапезу и кого не сумела ублажить. Нет, то была сама владычица Форнида, перед которой трепетали отважные воины, могущественные правители и мудрые жрецы; даже всесильным богам приходилось с ней считаться. Однако же власть единственной дочери верховного барона Палтеша, благой владычицы и наместницы Аэрты проистекала не из титулов и чинов, а из некоего непостижимого, сверхъестественного источника, по сравнению с которым меркли любые умения и способности смертных; те, кого этот источник питал, не перед чем не останавливались. Сила и власть – семя, заложенное в Форниду при рождении, – теперь расцвели пышным цветом; из крошечного зернышка выросло могучее высокое дерево, и его раскидистая крона служила виселицей для любого, посмевшего задеть благую владычицу.